Сурикэ - Эмар Густав - Страница 37

• Предыдущая
• 37/99
• Следующая

— Клянемся все, генерал! — закричали офицеры, глубоко тронутые тем, что генерал сделал им большое снисхождение.

Англичане очень дурно обходились с пленными, но Монкальм был слишком великодушен для того, чтобы следовать их примеру.

— Благодарю вас от своего имени и от лица моих офицеров за милость, которую доставило нам ваше великодушное сердце.

Скажем при этом, что накануне наличный список солдат и офицеров, весьма подробный и разработанный, был доставлен адъютанту генерала.

Офицеры и коменданты крепости сгруппировались немного позади главнокомандующего, потом вышли солдаты под предводительством унтер-офицеров; они прошли перед линией французской армии и, по мере того как проходили, складывали оружие. Вслед за солдатами вышли женщины и дети с плачем и стоном.

— Любезный полковник, — сказал тогда генерал, перегибаясь в седле, — потрудитесь, пожалуйста, успокоить этих бедных женщин, им нечего бояться диких, я велел их удалить, и они уже далеко теперь.

— О! Генерал, — вскричал растроганный комендант, — вы достойны во всех отношениях того высокого положения, которое дал вам ваш государь, мы беспокоились именно за этих несчастных и их детей.

Комендант и его офицеры поспешили пойти успокоить бедных женщин и объявить им те меры, которые генерал счел нужным принять, чтобы оградить их от опасности. Когда английские солдаты узнали, что Монкальм сделал для их жен и детей, они разразились громким «ура» в честь главнокомандующего и устроили ему настоящую овацию.

Главнокомандующий пригласил коменданта и его офицеров к своему столу. Около часа пополудни генерал распростился с комендантом и его офицерами, и они тотчас же отправились, конвоируемые сильным отрядом французских солдат.

Их должны были отвести в Луизиану, и генерал пожелал, чтобы его адъютант, капитан Меренвиль, вел отряд, составляющий конвой.

Поспешим добавить, что, несмотря на всякого рода затруднения, которые замедляли во многих случаях их поход, пленные прибыли живы и здоровы к месту назначения.

Вот каковы были результаты сдачи Шуежена: взято было 1600 пленных, сто тридцать пушек, огромные запасы хлеба, оружия и снарядов, которые послужили французской армии, пять военных кораблей и 52 пушки, двести грузовых лодок и т.д.

Для Англии эта потеря равнялась 15 миллионам.

Занятие Шуежена стоило французам 30 раненых и убитых.

Монкальм уничтожил укрепления трех фортов Шуежена и вернулся в Карильон, где занялся окончанием работ по защите этой крепости.

Это смелое занятие трех фортов, имевших гарнизон в 1800 человек и значительную поддержку в нескольких милях, тогда как французский генерал располагал только 1500 человек для атаки, представляет нечто чудесное, так как англичане имели еще большие морские силы, которыми, впрочем, не успели воспользоваться, настолько движения французов были быстры.

Этот захват расстроил планы англичан и доставил французам все выгоды кампании.

Исполнение плана удалось вполне!

Пока генерал Монкальм поддерживал честь Франции и выигрывал сражения против англичан, в Квебеке происходили события, которые, не производя большого шума, имели, однако, некоторое значение; мы должны объявить их читателю; но, для большей ясности, нам надо вспомнить графа Рене де Витре, которого мы давно покинули и к которому следует вернуться; граф Витре проспал без просыпу семьдесят два часа и, когда наконец проснулся, почувствовал сильную тяжесть в голове. Во время этого сна Кайман, послушный данному ему запрещению, не пытался заглянуть в маленький домик.

Как и предсказывал Матье, граф, проснувшись, решительно ничего не помнил.

Первым делом он оглянулся вокруг, чтобы дать себе отчет в том, что случилось; но все было в порядке: платье сложено на кресле, раскрытая книга, погашенная свеча — все ему доказывало, что не произошло ничего особенного; он сунул руку под подушку и ощупал свой портфель.

— Все в порядке, — пробормотал он, — вчера я чувствовал большую усталость по уходе своего гостя. Матье, вероятно, очень прозаично улегся и проспал дома, потому что, кажется, уже поздно.

Граф вскочил с постели и завернулся в халат.

— Странно, — прошептал он, — у меня голова не на месте, этот молодец, Матье, знатно пьет, он меня стоит; ну, да я знаю лекарство, — прибавил он, смеясь, — все это сейчас пройдет.

Он приподнял портьеру, отворил дверь в соседнюю комнату, вошел в столовую и налил себе полный стакан мальвазии.

— Гм, — проговорил он, оглядываясь, — теперь стало веселей. — Он налил другой стакан и выпил его залпом, как и первый. — Мои матросы говорят: чем ушибся, тем и лечись, и они совершенно правы; вот я теперь совсем другой человек, — прибавил он, смеясь. — А сколько тут пустых бутылок, какой здесь разгром, должно быть, мы вчера не дремали; странно, я ничего не помню, несмотря на все желание сколько-нибудь привести в порядок свои мысли. Черт возьми! Что мне совершенно ясно — это то, что я был ужасно пьян; напрасно я ломаю себе голову, ничего не соображу, не помню, как я лег, лучше позвать Каймана, он, конечно, знает кое-что.

Граф вернулся в спальню, опустился в кресло и позвонил. В ту же минуту вошел Кайман.

— Как изволили почивать? — спросил любезно трактирщик.

— Превосходно, хозяин, спал со вчерашнего дня, не просыпаясь.

— Гм, как изволите говорить?

— Говорю, что крепко спал всю ночь.

— Вы ошибаетесь, сударь, вы хотите сказать — ночи.

— Кой черт вы так говорите, вы, кажется, с ума сошли.

— Кажется, нет еще, сударь.

— Так вы утверждаете, что я спал несколько ночей?

— И несколько дней, сударь, вы спали трое суток.

— Боже мой, неужели это правда?

— Совершенно правда, сударь; впрочем, в какой день вы сюда приехали?

— Когда? В четверг, в десять часов вечера.

— Так, а сегодня воскресенье, и почти пять часов пополудни, сочтите, сударь.

— Вы не видали Матье, когда он уходил?

— Как же, видел, сударь, он уходил, когда я курил трубку во дворе, и даже с ним разговаривал.

— А!

— Он мне сказал, что вы очень хотите спать и не желаете, чтобы к вам входили, если бы даже вы проспали несколько дней.

— А! Он сказал вам это? — промолвил граф, вскинув брови.

— Слово в слово.

— И, конечно, вы не входили?

— Еще бы, так как вы мне приказали то же самое при вашем прибытии, я не посмел ослушаться, я старый матрос и знаю дисциплину: несмотря ни на что, повиноваться своим начальникам.

— Вы были совершенно правы, Кайман; Матье вам больше ничего не говорил?

— Нет! Ах, да, впрочем!

— А!

— Он спросил у меня, нет ли заднего хода, чтоб не проходить через общую залу.

— Ну, хорошо, Кайман; приготовьте мне обед; побольше блюд и повкуснее, понимаете?

— Отлично, сударь.

— Вы подадите только тогда, когда я позвоню.

— Слушаю, сударь.

— Прекрасно, не забудьте две или три бутылки хорошего вина.

— Будьте покойны, сударь.

— Ступайте теперь и позаботьтесь об обеде. Кайман поклонился и вышел.

— Тут что-нибудь да кроется, — пробормотал граф, как только остался один, — но что именно? Я ничего не помню, — вскричал он с досады, ударив ногой, — тут есть с чего с ума сойти!

Граф принялся за свой туалет и, когда был готов, вытащил из-под подушки свой портфель и открыл его.

— Посмотрим, не узнаю ли я чего; кажется, бумажник не был открыт; гм! Вот мои векселя, все налицо!.. Нет, не все, недостает двух на Бостон, это указывает на то, что дело было окончено как следует; но я положил эти векселя отдельно, ну-ка, посмотрим.

Он пошарил в секретных отделениях бумажника, вдруг у него вырвалось страшное проклятие, и он в бешенстве схватился за волосы.

— Обокрали! Тысячу чертей, обокрали! Как дурака, но как же это случилось? А, дьявол! Я найду тебя, хоть бы ты спрятался в глубине ада! Все мои документы пропали и заменены старыми, никуда не годными бумажками! О! мы еще сочтемся. Кто скажет мне, как найти эти бумаги? Они не только могут погубить меня, но еще, попав в руки моих врагов, привести меня на Гревскую площадь. Тысячу чертей! А я воображал себя в безопасности — а обманут, как дурак! Я готов с ума сойти! Но когда же это случилось? Я могу много пить и никогда не бываю пьян совершенно, к тому же, хотя мы и много выпили, но не потеряли хладнокровия, что видно по числу бутылок; есть что-то необъяснимое для меня! Вероятно, этот мошенник дал мне что-нибудь наркотическое, что сразу подкосило меня; но как и когда?

• Предыдущая
• 37/99
• Следующая