Король нищих - Бенцони Жюльетта - Страница 35
- Предыдущая
- 35/81
- Следующая
Однако Мари быстро поняла, что сейчас в этом обществе она, как и госпожа де Монбазон, может играть только роль украшения. Все эти люди, кроме де Фонтрая, представлявшего интересы Месье, были исполнителями воли Сезара Вандомского, который, находясь при Сент-Джеймсском дворе, диктовал ее своим сыновьям.
После ужина – он был приятен во всех отношениях, и все мужчины в основном были поглощены тем, чтобы понравиться дамам, – слуги удалились, а конюшие Бофора Гансевиль и Брийе встали на часах у дверей парадного зала. Первым, поклонившись женщинам, взял слово Фонтрай.
– Господа и вы, милые дамы, все мы собрались здесь для того, чтобы договориться о выработке великого плана, призванного раз и навсегда избавить королевство от человека, который душит его уже много лет...
Хотя Фонтрай был некрасив, даже уродлив, природа одарила его своеобразной привлекательностью: низкий, певучий, мягкий голос обладал странной колдовской властью. С первых же слов Фонтрай очаровал всех.
– Я здесь проездом... Я еду в Испанию, чтобы передать нашему другу, герцогине де Шеврез, уже давно находящейся в изгнании, заверения в дружбе и преданности от господина герцога Вандомского. Убежден, что благодаря ее посредничеству я быстро вступлю в переговоры с герцогом Оливаресом, первым министром короля Филиппа IV.
Подобно всем остальным, Мари сперва вслушивалась в музыку этого необыкновенно красивого голоса, однако вскоре живо увлеклась и содержанием его речи. Из его слов, ничуть не удивившись, она поняла, что речь идет о заговоре, преследующем цель с помощью Испании свергнуть Ришелье. Гораздо большее волнение Мари вызвало то обстоятельство, что главой заговора, в котором состояли Месье – разве мог обойтись без брата короля хоть один комплот? – и королева, был не кто иной, как главный конюший, избалованный Людовиком XIII фаворит, неотразимый и обольстительный Сен-Мар. Зная от бабушки о честолюбивых стремлениях молодого человека, Мари не задумываясь задала главный вопрос:
– В том, что господин де Сен-Мар желает избавиться от кардинала, который мешает ему занять пост, которого он добивается, чтобы жениться на мадемуазель де Невер, ничего удивительного нет, но что будет с королем? Рассчитываете ли вы, господа, избавиться и от него?
– Об этом речь не идет! Мы – верные подданные короля, но вы, уже довольно давно находясь вдали от двора, вероятно, не знаете, что отношение его величества к первому министру очень изменилось. Король устал терпеть эту невыносимую опеку...
– Это он сделал вам такое признание?
– Король сказал это не мне, а Сен-Мару. Когда тот стал умолять короля освободиться от кардинала, поблагодарив его преосвященство за труды на благо Франции, король отказался, являя все признаки смущения и испуга. Тогда наш друг посоветовал прибегнуть к... более решительному средству.
– И что ответил король? Опять испугался?
– Нет. Он ненадолго задумался, потом, словно обращаясь к самому себе, прошептал: «Он – священник и кардинал, меня отлучат от церкви». К этому следует прибавить, что наш монарх очень болен... Кстати, Ришелье тоже!
– В таком случае зачем вовлекать Испанию в дела Франции? – вмешался в разговор Бофор. – Быть может, стоит подождать?
– Месье и Сен-Мар больше не могут ждать как раз потому, что король болен. Месье жаждет стать регентом, а Сен-Мар...
– Жаждет заполучить мадемуазель де Невер, которая, говорят, выходит замуж за короля Польши. Я не против этого, но Испания...
– Вы слишком долго сражались против Испании, чтобы ее любить, мой дорогой герцог, но именно Испания отведет от нас подозрения, и никто не посмеет обвинить нас в причастности к смерти кардинала. Испания даст нам оружие и исполнителя, когда король и его полумертвый министр войдут в Руссильон и Каталонию, что они и собираются сделать.
– Но если мой дядя-король умрет раньше кардинала?
– Месье, наверное, станет регентом... Хотя у кардинала всюду есть свои ставленники, долго он не протянет. Знать Франции тоже окажется в опасности. Поэтому нам необходимо избавиться от кардинала.
Бофор повернулся к юному де Ту, который молча слушал, и спросил:
– Что думает на сей счет наш юрист?
Де Ту покраснел, но ответил своему хозяину очаровательной улыбкой.
– Что риск слишком велик и для нашей безопасности следует принять все меры предосторожности. Пусть господин де Фонтрай едет в Испанию, это дело полезное. Остается узнать, что предложит Испания нам и за какую цену?
На этом и порешили; совещание закончилось, так как завтра утром горбуну предстояло уезжать. Франсуа взял руку госпожи де Монбазон – за весь вечер она и рта не раскрыла, – поцеловал ее, а потом поручил даму попечению Пьера де Гансевиля, которому велел проводить ее в покои.
– Я скоро приду пожелать вам спокойной ночи, нежная моя подруга, – обратился он к Марии де Монбазон. – А сейчас позвольте мне заняться кое-какими делами...
Поскольку герцог не сделал того же в отношении мадемуазель д'Отфор, та подумала, что она фигурирует среди «упомянутых дел», и подошла к камину, в котором горело целое дерево. Остальные гости так это и поняли, подходя к ней прощаться перед уходом.
– Итак, – сказал Франсуа, приблизившись к ней, – что вы думаете обо всем этом?
– Что любое дело, в котором замешан Месье, опасно. Одному Богу известно, как я ненавижу Ришелье, и я охотно соглашаюсь, что его гибель будет прекрасным делом. Но Сен-Мар – это юный, опьяненный честолюбием безумец, которому его высокое положение кружит голову. Если вы мне верите, Франсуа, то держитесь от этого заговора подальше!
– А как же мой отец?
– Герцог Сезар далеко, и, если заговор провалится, его не будут искать за Ла-Маншем, как это было со всеми его предшественниками. Если вам дорога ваша голова, а я очень на это надеюсь, постарайтесь быть незаметным. Улыбайтесь, соглашайтесь со всем, но главное – ничего не подписывайте... И еще я хотела бы дать вам один совет...
Он стремительно нагнулся к ней и слегка коснулся губами ее губ...
– Оставьте его при себе, милая моя мудрость! Я ни за что не соглашусь помогать никакому заговору, если к нему будет причастна Испания! Я – французский принц, Мари, но прежде всего – я солдат. Когда я слышу об Испании, то свирепею...
– Однако я полагала, что если не Испанию, то хотя бы одну испанку вы любите!
– И продолжаю любить, Мари! Если вам придется снова с ней встретиться, скажите ей, что отныне у нее есть сын – и даже два сына! – и что положение изменилось. Мне трудно поверить, что королева Франции способна протянуть свою прекрасную руку заговорщикам, которые могут отнять трон у юного Людовика.
Мари посмотрела своими прекрасными глазами прямо в глаза герцогу, словно пытаясь прочесть что-то в их глубине.
– Вы по-прежнему ее любите?
– Да.
– А как же...
Она головой показала на дверь, в которую вышла божественная герцогиня.
– Боже мой, как вы молоды и наивны! – улыбнулся в ответ Франсуа. – Мне двадцать пять лет, прекрасная моя Аврора, и я не давал обета жить монахом. Та, что ждет меня наверху, в Башне четырех ветров, дает мне больше, чем я смел надеяться. Быть может, благодаря ей я сохраняю холодную голову перед лицом тех вихрей, что вздымаются у меня под ногами.
– Только ли голову?
– Само собой... Она заставляет меня ценить счастье, которое заключается в том, что ты чувствуешь себя живым.
– Неужели вы забыли, что смерть Ришелье даст вам возможность разделаться с Лафма и освободить наконец не менее восхитительное создание, чем ваша подруга?
– Почему, по-вашему, я выслушиваю этих господ и принимаю их у себя? Я желаю им самого полного успеха, но без меня. И при условии, что они не тронут короля. В чем я, впрочем, еще не уверен.
– Они не посмеют...
– Убить его? Не посмеют, но... приблизить час смерти уже тяжело больного человека, почему бы нет? Я убежден, что де Ту об этом не думает, а вот Фонтрай... Ступайте спать, милая моя, и будьте уверены, что дальше мне с ними не по пути. Я даю вам слово.
- Предыдущая
- 35/81
- Следующая
