Русские мыслители и Европа - Зеньковский Василий Васильевич - Страница 23

Политическое противоборство Западной Европы и славянства есть исходная основа построений не одного Аксакова — оно определило и историософское творчество Н. Я. Данилевского, идеи которого оставили несомненный след в русском сознании. Но у обоих мыслителей — это только исходная основа их размышлений. В частности, И. Аксаков возводил противоборство Западной Европы и славянства к различию духовных основ, как они исторически выразились в католицизме и православии. «Латинство и православие, — писал он в 1867 году, — это те исторические и духовные начала, под воздействием которых двинулись различными историческими путями, сложились и образовались различные народности в Западной и Восточной Европе… В силу этого глубокого духовного различия европейский мир делится на две половины, на два мира — на Восток и Запад». Все европейские государства, кроме России, писал И. Аксаков в 1884 году, католические и протестантские, при всем различии в частностях образуют нечто целое по духу, которое и именуется общим именем «Европа», точнее — «Запад». Однако в том же 1884 году И. Аксаков высказал и такую мысль: «Римская курия… воплотила в себе всю духовную сущность Запада». В этом понимании Запада И. Аксаков не был одинок — мы встретимся еще с таким же восприятием Запада, впервые у нас представленным у Чаадаева, а ярче всех — у Владимира Соловьева. Но у Ивана Аксакова и здесь были свои особые соображения — отчасти политического характера. «Нет злейшего врага для славянства, — писал он в те же годы, — как папизм, ибо он противоречит самому существу духовной славянской природы… Православие не наносит ущерба никакой национальности; не то — Рим…

66

Римская церковь насквозь проникнута односторонностью… Это не что иное, как сам Запад, сам Рим, возводящий себя во вселенское значение». Не нужно и слишком заострять глубокое чувство противоборства Запада и России у И. Аксакова. «Не в том ли назначение России, — спрашивал он в 1884 году, — чтобы в области развития человечества явить миру культурный контраст с 3. Европой? Это определение было бы ничтожно. Поскольку в 3. Европе жива и действенна чистая истина христианская, постольку нет места контрасту с ней и для России. Россия призвана явить новый культурно–исторический тип, который примирит в себе Восток и Запад на основе православно–славянской»'. «Мы вовсе не думаем, — читаем тут же, — что судьбы мира заканчиваются Россией и что одна она призвана воплотить Царство Божье». «Вопрос грядущих времен, — писал И. Аксаков в том же 1884 году, — как русско–славянский мир совершит за себя и за все славянство подвиг сочетания и претворения в единое органическое духовное целое богатств Востока и Запада?» Ввиду важности этих мыслей Аксакова приведем еще несколько мест из его сочинений: «Западноевропейская культура — достояние общечеловеческое, тем более что она и не есть создание одного Запада… а восприняла и весь культурный подвиг Древней Греции и все умственное и духовное богатство Рима — и с Востока свет веры Христовой; она — этап на пути всемирно–исторического просвещения, которого, стало быть, миновать нам невозможно». Эти мысли И. Аксакова важны потому, что, веря (вслед за Н. Я. Данилевским, идеи которого будут изложены ниже) в особый культурно–исторический славянский тип, Аксаков не отвергал идеи общечеловеческой культуры, не отвергал коренного единства общечеловеческой истории, возвращаясь лишь к мысли об особой исторической миссии отдельных народов: их «особность» не означает «обособления». «Призвание России, — заключает Аксаков только что приведенные мысли, — примирить односторонности Востока и Запада, претворить духовные богатства того и другого ? одно великое целое». Чтобы подчеркнуть идею синтеза, более полное и глубокое развитие которой мы встретим у Достоевского и Влад. Соловьева, Ив. Аксаков настойчиво указывал, что «было бы совершенно ошибочно думать, что противоположение Запада и России означает непременно вражду или борьбу».

Перейдем теперь к характеристике того, как глядел Иван Аксаков на западную цивилизацию. Мы не будем останавливаться на отдельных его замечаниях, часто богатых глубокими и острыми наблюдениями, и сосредоточимся на общей оценке западной культуры. Исходя из анализа проявлений русского нигилизма — мы коснемся еще этого вопроса позже, при изложении идей Н. Н. Страхова, — Аксаков пишет: «На Западе революционный нигилизм явление не случайное, мимоходящее. его корни в самой истории, в самой цивилизации Запада… он есть плод от древа культуры, взращенного Западом». Это суровое и тяжкое обвинение Аксаков развивает с чрезвычайной глубиной и исключительной яркостью. «Проповедники, вожди, вдохновители, даже большая часть

'В этих словах, писанных в 1884 г., конечно, сказалось влияние речи Достоевского при открытии памятника Пушкину.

67

практических деятелей анархии и революционного социализма — если не самый цвет европейского просвещения, то все же люди обширных знаний… они бесспорно передовые мыслители Западной Европы… Главным двигателем всего этого является идея — и идея вдобавок несомненно возвышенная. Да, это идея — свободы, гуманности, справедливости, равномерного распределения всех материальных благ и вообще равенства. Как же могло случиться, что высокая и нравственная идея творит дела чудовищно безнравственные, что… все, чем гордится XIX век, послужило и служит истреблению, разрушению, торжеству грубой силы и одичанию? В самом деле, что же такое все эти современные анархисты и революционеры? Это новая порода диких — во всеоружии науки и культуры, это мошенники — во имя честности и правды, это звери ради гуманности, это разбойники прогресса, это демоны, проповедующие о рае…' Какое зрелище представляет нам современность? Свобода обращается в тиранию, равенство в попрание святейших прав человеческой личности, справедливость в злую неправду, знание — в невежество, ум — в глупость». «Одной природной, так сказать, узкостью и пустопорожностью умов, как думает Тен, нельзя объяснить пышный расцвет, на почве европейской культуры и цивилизации XVIII и XIX веков, деспотизма, тирании, бесчеловечья, дикого кровожадного зверства, всевозможных преступлений и злодейств, совершаемых во имя свободы, либерализма, гуманности, прогресса и высших идей равенства и справедливости!.. Во всех речах ораторов прошлого революционного эпоса и во всех новейших революционных, социалистических и иных разглагольствованиях, как бы страстны они ни были, не слыхать ни души, ни сердца — ни одной ноты любви: они продукт головной, сухой, отвлеченной рассудочности. Это… органический недостаток, присущий, во–первых, самым учениям, полагающих в свою основу… глубокое насилие. Во–вторых, он органически присущ и самой культуре, самому просвещению Запада, по крайней мере в его настоящем фазисе. Ибо в основании, в глубине современных учений Запада, не только революционных, но и философских, вообще его «последнего слова» лежит отверженце Бога, следовательно, отвержение всего, что святит человека и с ним всю природу… обездушение человека и порабощение его плоти… поклонение обездушенной материи, обезбоженному человеку, как Богу».

Эти резкие, бичующие строки, продиктованные глубоким моральным негодованием, обращены к итогам культуры Запада, за критикой здесь ощущается тяжелое и горькое раздумье над тем, отчего в самом сердце цивилизации, в лучших часто ее носителях таится столько зла. Аксаков говорит об этом так: «Не в науке, конечно, зло и не ? цивилизации, а в той их вере в себя, которая отметает веру в Бога и в Божественный нравственный закон… ибо… цивилизация и знание сами по себе не застраховывают человечество от одичания и зверства». Беда в том, что «духовно зависимого, служебного отношения цивилизации к высшему нравственному, религиозному христианскому идеалу не хотят призна

' Эти суровые слова могли казаться в свое время пристрастными, а ныне в свете того, что претерпела Россия с 1917 года от своих революционеров*, они только делают честь прозорливости Ив. Аксакова.

68вать теперь многие, едва ли не большинство «передовых мыслителей». И еще: «Цивилизация без христианского религиозного просвещения, а тем более отрицая таковое, не способна сама по себе создать для человечества высший, лучший, нравственный строй бытия, а логически венчается анархизмом и динамитом». Еще глубже следующая мысль Аксакова: «Цивилизация сама по себе, вне нравственного идеала, не ею порожденного и от нее независимого, бессильна дать общественному бытию ту основу, без которой немыслимо самое его существование!»