Князь Ночи - Бенцони Жюльетта - Страница 10
- Предыдущая
- 10/67
- Следующая
Поскольку она не могла решиться приблизиться, он поднялся и пошел навстречу, протягивая ей руку. Загорелая, с обветренной кожей, эта рука была сильной и вместе с тем тонкой. Странно увидеть подобную руку в столь диком месте: с длинными пальцами и изящно очерченными ногтями… Впрочем, она совершенно не подходила тому, кто предстал перед Гортензией.
Повелитель волков был весьма высок ростом, худ, но, без сомнения, очень силен. Усы, борода и целая поросль длинных и густых черных волос скрывали большую часть его темного обветренного лица, позволяя разглядеть лишь крупный надменный нос и глаза. Удивительные глаза – бледно-голубые, цвета прозрачной воды, но теперь – холодные и беспощадные, как стальной клинок. Его грубая одежда не отличалась от пастушеской: штаны и безрукавка из грубого голубого полотна, гетры из толстого тика и бараний кожух. Единственным отличием от крестьянского наряда представлялись толстые, подбитые гвоздями башмаки, похожие на солдатские. Широкополая шляпа из черного фетра осталась лежать на скале.
Не выпуская руку Гортензии из своей широкой ладони, он взирал на девушку с любопытством.
– У вас вид настоящей госпожи. Что вы делаете в лесу в подобный час и в такую погоду?
– Я направляюсь в замок Лозарг. К несчастью, у нас случилась поломка: колесо…
– У вас?
– У меня и Жерома, кучера маркиза. Он остался там, наверху, при лошадях.
– Вы так думаете?
– Естественно! Он не захотел спуститься со мной в этот лес. Он утверждал, что огонь… зажжен дьяволом!
Широким жестом незнакомец указал на полукруг внимательно следивших за ними волков.
– Если бы он последовал за вами, он бы лишь утвердился в своем мнении. К счастью, трусость избавила его от этого… Но к делу. Что вам понадобилось в Лозарге?
– Я буду там жить. По крайней мере, так мне кажется.
– Непохоже, чтобы это доставляло вам радость. Если речь идет о браке с маркизом, я вас понимаю!
Дерзкий тон возмутил Гортензию гораздо больше, чем нелепость его речей.
– Я не собираюсь выходить замуж за маркиза: я его племянница. Добавлю, что, как мне кажется, вы отличаетесь редкостной дерзостью, не говоря уже об излишнем стремлении вмешиваться в то, что вас не касается!
– Я один могу судить, что меня касается, а что нет. Вам же, по-видимому, самое время вспомнить, что вы полностью в моей власти…
Он щелкнул пальцами, и волки, до того лежавшие неподвижно, встрепенулись, уселись на хвосты и уставились на девушку десятью парами горящих глаз. Было нетрудно догадаться, что существует и знак, по которому они разом бросятся на нее…
Испугавшись, Гортензия крепко зажмурилась, чтобы ничего более не видеть. В то же время инстинктивным движением ребенка, ищущего защиты, она шагнула к незнакомцу. Прошло несколько секунд, показавшихся ей вечностью. Затем он тихо свистнул, и она съежилась, предчувствуя, как сейчас ее обдаст зловонное жаркое дыхание хищников. Но, кроме раскатистого смеха, ничего более за тем свистом не последовало.
– Да откройте же глаза, маленькая глупышка! – проворчал ее странный собеседник. – Вот уж воистину городская девушка! Боязливая и…
– Я не труслива! – с вызовом воскликнула она, устремив на него возмущенный взор. – Много ли женщин способны встать лицом к лицу с волками, не чувствуя никакого страха?..
– Вы действительно поверили, что я могу натравить их на вас? Посмотрите же, я отослал их прочь.
Действительно, волки исчезли. У его ног остался лишь большой рыжий зверь, которого он назвал Светлячком, – тот, кто был послан ей в проводники. Хотя и его присутствие не могло не тревожить ее, Гортензия все же испытала облегчение. Но, к своему удивлению, убедилась, что силы совершенно покинули ее.
– Могу ли я сесть? – спросила она, указав на выступ, на котором он восседал до ее прихода.
– Я как раз собирался вам это предложить! У вас действительно неважный вид. Вы не хотели бы съесть чего-нибудь?
– О да, – призналась она. – Умираю от голода. Но что можно здесь съесть?
– Вот это!
Из лежавшей на земле котомки он вынул пирог, затем разрезал его надвое. Половину пирога он бросил волку, и тот в три приема расправился с ним; другую половину разделил еще на две равные части, предложив ломоть своей гостье и откусив от другого, причем показал такие же белые, блестящие зубы, как у волка. Гортензия тоже набросилась на еду с тем большим аппетитом, что золотистая корочка отменно пахла, а начинка из жаренных на бараньем жире грибов оказалась превосходной. Ей пришло в голову, что никогда раньше она не ела ничего столь вкусного, и она без малейшего стыда покончила со своей долей пирога. Ее лишь немного стеснял пристальный, без сомнения, ироничный взгляд светлых глаз незнакомца. Но ведь она так проголодалась после тягот путешествия, горечи расставания с мадам Шове и ужаса, испытанного в этот последний час! Теперь у нее проснулась и жажда, поскольку жир был несколько пересолен, и она с благодарностью приняла бурдюк из козьей шкуры, без единого слова протянутый ей странным незнакомцем.
Терпкое, крепкое вино пощипывало язык и заставило Гортензию закашляться. Незнакомец без всякого стеснения похлопал ее по спине.
– Недостаток привычки, – заметил он. – Ничего, это придет! А теперь скажите мне, кто вы и что собираетесь делать в Лозарге?
– Не лучше ли мне подняться снова на дорогу? Жером, должно быть, уже решил, что меня нет в живых, и беспокоится…
– Возможно, он так и считает. Что до беспокойства, могу поспорить: он уже давно на пути к замку. А теперь довольно околичностей! Кто вы?
– Племянница маркиза, я уже вам говорила. Меня зовут Гортензия Гранье де Берни…
Мужчина нахмурился.
– Его племянница?
– Дочь его сестры, если вам будет угодно!
Он наклонился к ней и внимательно всмотрелся в ее лицо, а затем не слишком учтиво сжал ее голову в своих ладонях и, чтобы лучше разглядеть, повернул к огню…
– Дочь той, о ком никогда не упоминают, – как бы самому себе пробормотал он. – Дочь той, кого считают мертвой, отлученной, о ком запрещено даже думать, воплощение предательства, имя которому – женщина… Той, кого маркиз поклялся ненавидеть до самой смерти… Тем не менее вы тут и едете к нему?
– Моя мать умерла, – прошептала Гортензия, и голос ее прервался: это слово все еще ввергало ее в отчаяние. – И мой отец тоже… У меня больше нет никого…
Ее собеседник разразился смехом.
– Так вас это забавляет… – горько проронила Гортензия, опустив голову, чтобы скрыть набежавшую слезу.
Повелитель волков сразу осекся.
– Я засмеялся не над вашим несчастьем, Гортензия! Я только теперь понял. У вас никого нет, но вы богаты. Даже слишком богаты, если верить слухам. А господин маркиз беден как церковная крыса. И может, даже более того! Это все объясняет. Отныне вы – его воспитанница…
– Никоим образом! Мой отец был не из тех, кто бы мог забыть позаботиться о моем будущем в случае собственной кончины. Моим имуществом теперь распоряжается совет, руководимый его нотариусом, за этим наблюдает его поверенный. По сути, я могла бы остаться дома, но король повелел отправить меня к дяде. Естественно, тот должен получить пансион на мое содержание…
– Да, пансион, который, уж вы мне поверьте, придется ему как нельзя кстати. Надеюсь, что по крайней мере вас будут содержать достойно в этом гнездилище нищеты… Во всяком случае, если можете принять от меня совет, то поберегитесь!
– Беречься чего? Что вы имеете в виду? – прошептала неприятно удивленная Гортензия.
– Того, что маркиз – ваш единственный наследник в случае, если с вами… что-нибудь случится. Вам следует ежеминутно быть настороже. Ну, а теперь я провожу вас к вашему экипажу…
Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, а другой нахлобучил на голову свою широкополую черную шляпу. Несмотря на выпитое вино, Гортензия вновь почувствовала, что внутри у нее все похолодело. Ей никогда не хотелось ехать в Лозарг, но теперь ее обуял настоящий страх… Ведя девушку через лес, незнакомец продолжал наблюдать за ней…
- Предыдущая
- 10/67
- Следующая
