Изгнанник - Бенцони Жюльетта - Страница 34
- Предыдущая
- 34/89
- Следующая
– И кто же ее нашел? Только не говорите мне, что это была Жервеза Морэн!
– Нет, это была другая. Так что вы можете сказать по этому поводу?
– Ничего, кроме того, что речь идет о ловушке, в которую вас заманили…
– Это звучит как защита. Посмеете ли вы… поклясться… здоровьем ваших детей, что никогда не видели прежде эту вещь и не представляете, откуда она могла здесь появиться?
Ценою лжи Гийом мог положить конец этой безобразной сцене, но Агнес посмела впутать в это дело невинных малюток, его детей. Нет! Ни за что на свете он не хотел бы навлечь на них даже тень несчастья! Он попытался расспросами отвлечь ее:
– Сначала скажите мне, кто же все-таки это нашел?
Крик отчаяния, безутешной тоски исходил, казалось, из агонизирующего сердца Агнес:
– Вы не клянетесь, не так ли?.. Вы не можете поклясться, потому что это невозможно! Тогда я, я скажу вам, откуда появилась эта вещь: на берегу Олонды стоит дом, который все называют «Ле Овеньер»… Там живет некая англичанка, девчонка, неизвестно откуда… с которой вы…
– Замолчите!
В свою очередь Гийом тоже стал кричать, но тут же пожалел об этом, увидев, как лицо его жены покрылось мертвенной бледностью. Глубокое страдание приоткрылось из-под маски гнева, и Гийом возненавидел себя, признав, что он его причина. Его страсть к Мари-Дус не затмевала той нежности, которую в нем возбуждала Агнес. Когда-то Гийом любил ее; он и сейчас любил ее настолько, что согласился бы на все, если бы оставался хоть, единственный шанс сохранить ее. Надо было попытаться успокоить ее боль, унять ее страдание, так очевидно проявившееся.
– Простите меня за то, что я позволил увлечь себя! – сказал он серьезно. – Я не мог представить себе, что рядом с нами мог оказаться какой-то подлец, который позволил себе пытать вас этой историей… такой незначительной!
Последние слова дались ему с трудом, и он мысленно попросил прощения у Мари, но если бы за сохранение его брака пришлось бы заплатить такую цену… Особенно за то, чтобы больше не видеть в глазах Агнес эти черные тучи глубокого страдания! Увы, он тут же понял, что она так не думает. Как и все по-настоящему любящие женщины, Агнес обладала чувствительностью нежного цветка и душой, способной уловить самую малейшую фальшивую ноту.
– Такой незначительной? – медленно повторила она. – А то, что эта женщина имеет от вас ребенка? Вы, оказывается, еще хуже, чем я о вас думала. Подите вон!
– Агнес!
– Уйдите отсюда! Уезжайте! Покиньте этот дом, где я и часа не смогу больше прожить с вами…
– Вы хотите, чтобы я ушел?
– Вы умерли для меня. И этот торжественный ужин, пышность которого вас так удивила, был не чем иным, как поминками! Вы не должны больше находиться среди этих стен, где живут мои дети. Итак, убирайтесь вон! И не больше, чем через час!
Видеть себя вышвырнутым из своего же дома, как вышвыривают дурного лакея, такого Гийом никак не мог ожидать. Сперва он подумал, что Агнес, просто сошла с ума, но глядя на нее, стоявшую прямо перед ним, неумолимую и решительную, как богиня мщения, он тут же забыл о том, что мгновение назад пытался защитить ее, помочь ей преодолеть этот дурной шаг силой ласки и нежности. Она хочет отнять у него самое дорогое, что у него есть, отнять все, даже дом, который он построил и к которому привязан всем сердцем. Эти мысли вернули ему боевитость:
– Ваши дети? По какому праву вы собираетесь их присвоить себе? Они ваши также, как и мои! И если вы думаете, что я готов быстренько собрать свои пожитки и убраться, оставив вас в этом доме, который я построил когда-то для себя, причем задолго до того, как вы в нем появились, то вы глубоко заблуждаетесь, мадам Тремэн! Вы не первая, насколько мне известно, не первая женщина, которой удалось уличить своего мужа в неверности, но вы воистину первая, кто хочет извлечь из этого такую выгоду… Если хотите, мы более подробно поговорим об этом, когда вы немножко успокоитесь. Например, завтра, а на сегодня – хватит. Извините меня, но я хочу спать, и я пойду спать в свою комнату!
Повернувшись к ней спиной, Гийом направился к двери, но она оказалась проворнее и бросилась к другой створке, закрыв собою ручку двери, к которой он уже протянул руку.– Нет! Вы не уйдете! Если вы немедленно не уберетесь из этого дома, то завтра утром вы не найдете здесь ни меня ни детей…
– Вы, видимо, лишились рассудка! Вы забыли одну важную вещь: здесь хозяин – я, и я могу приказать вам жить здесь со всей вашей семьей, включая и меня самого.
– Подумать только! Пожалуй, вы слишком плохо меня знаете… Клянусь честью, если вы остаетесь, то ни я, ни дети не увидим восхода солнца. По крайней мере живыми.
Он вскрикнул от ужаса и, схватив ее за запястье, поволок к двери и прислонил к створке. Его рука поднялась, готовая ударить.
– С собой вы можете делать все что угодно, но если вы посмеете коснуться моих детей…
Она засмеялась безумным смехом, который поверг в трепет Гийома и подействовал на него сильнее, чем ее угрозы.
– Вам не удастся убить меня во второй раз! Если вы все-таки решили остаться, вам придется следить за нами, за всеми троими, без перерыва, и днем, и ночью…
– Мне достаточно будет запереть только вас. Все остальные повинуются мне в этом доме…
– Ну, тогда придется следить за мной, и безостановочно. Иначе такой страшный скандал разразится в этих местах, который не помилует никого! И когда-нибудь придет день, когда моя месть наконец осуществится. Лучше уходите. Это ваш единственный шанс сохранить мир в этом доме. Представьте себе, ведь я его тоже люблю!
– Очевидно, даже больше, чем собственных детей, потому что ради того, чтобы завладеть домом, вы готовы принести их в жертву. Но только подумайте, куда я должен идти, по-вашему, коль скоро вы меня выгоняете отсюда?
Агнес опять засмеялась, и смех ее был более страшен, чем минуту назад:
– Ну так поспешите! Иначе с ней может что-нибудь случиться. И не забудьте про ее отпрыска… Рука Гийома бессильно опустилась, но он не выпустил Агнес, его пальцы лежали на ее шее, такой тонкой, что они сомкнулись вокруг.
– Гадюка! Следовало бы вырвать твое жало…
И он тоже потерял рассудок, охваченный внезапным и яростным желанием истребить это создание. Сейчас Гийом даже не хотел вспоминать, что когда-то он любил ее, любил нежно и беззаветно.
– Эту женщину я любил давно, ты слышишь? И если ты оказалась на ее месте, то лишь потому, что я считал ее навеки потерянной.
Гийом стонал, он выл сейчас, не имея больше сил скрывать правду. Он даже не услышал, когда открылась дверь. Это был Потантен. Он вырвал из рук Гийома Агнес. Все еще находясь во власти ярости, Гийом, совершенно обескураженный, наблюдал, как нечто длинное и черное медленно сползает на ковер, как сброшенное платье. Потантен, уже стоя рядом с ней на коленях, внимательно ее рассматривал…
– Ну, сейчас вроде ничего страшного, – вздохнул он, – а вот недавно!..
– Я думал, ты никогда не подслушиваешь под дверью… – скривился Гийом.
– Я и не подслушивал, но ведь нужно быть глухим… Вы должны уехать…
– Как, и ты тоже?
– Ну, хотя бы на время. Я останусь, и вы будете здесь иметь и глаза, и уши, и преданное сердце. Я думаю, пройдет день, другой, и мне удастся ее урезонить. А в том состоянии, в котором она сейчас, она способна на что угодно… Ах, вы не видели ее недавно!..
Продолжая что-то говорить, он пошел искать уксус, чтобы смочить виски молодой женщине, и позвать на помощь служанку. Взгляд Гийома упал на брошенную рубашку:
– Ты знаешь, кто ей это дал?
– Ну кто бы вы хотели, чтобы это был? Разумеется, Адель Амель. Вы, наверно, забыли, она ведь всегда приезжает на время стирки, чтобы гладить белье. Сегодня днем здесь разыгралась ужасная сцена, после которой мне пришлось нести мадам Агнес на руках в ее комнату… Смотрите, она приходит в себя. Было бы лучше, чтобы она не увидела вас…
– Возможно, ты и прав. Я оседлаю Али и уеду. А домашним можешь сказать все, что захочешь…
- Предыдущая
- 34/89
- Следующая
