Драма Иова - Мацейна Антанас - Страница 4

Обе эти трактовки книги Иова имеют под собой основу. Книга Иова действительно дидактическая, ибо в ней есть то, чему можно поучиться. Здесь имеется в виду не только педагогический или моральный смысл, но и философский. Доверие к Богу в ней просто поразительно. Поведение в страдании многозначно. Ничто не препятствует также и тому, чтобы считать эту книгу исторической. Иов мог быть исторической личностью, мог действительно жить на земле Уц и быть таким, каким он описан в книге. И его несчастья тоже могли быть совершенно реальными. Однако ни дидактическая, ни историческая трактовка этой книги не раскрывает ее глубинной сущности. Дидактичность, историчность и даже географичность (в ней имеются и географические элементы) — все это только случайные обстоятельства, только внешнее обрамление, за которым скрывается в них вложенный более глубокий смысл. Они придают впечатление конкретности. Они приближают ее образы к действительности. Но сами по себе они не исчерпывают книги Иова. В данном случае автор книги хотел не преподать урок людям, как это сделано, скажем, в Книге Премудрости; не рассказать биографию Иова, как, скажем, в книгах Моисея рассказаны биографии Авраама или Иакова, но хотел выразить определенную идею. По своему содержанию и по своему смыслу книга Иова — идейная книга. В ее основах кроется определенная проблема, определенная философия, правда, выраженная в образах и символах, но не менее глубокая и ценная.

И по своей внешней структуре, и по своему духу книга Иова является драмой. Она состоит из диалогов, но эти диалоги являются выражением огромной внутренней борьбы. Основой драмы всегда является разговор. Но разговор не повествующий или изображающий, в котором один из участников продолжает мысли или образы другого, но разговор воинствующий, в котором один из участников борется с другим по поводу одного и того же объекта. Однако этот объект в драме находится не рядом с участниками разговора, как в эпосе, но живет в них, тесно с ними связан, составляя часть их экзистенции. В разговоре драмы решается судьба самих разговаривающих. Действующих лиц драмы обусловливают и обязывают их слова. Они не рассказывают вообще о чем-то, но в своих словах переживают самих себя. В слове драмы концентрируется бытие разговаривающих. Поэтому диалоги в драме не случайное ее начало, но сама ее сущность.

В этом смысле книга Иова диалогична, если рассматривать ее с точки зрения глубокого драматического диалога. Разговор Иова и его друзей здесь вращается не вокруг какого-нибудь чуждого им предмета, но речь здесь идет о судьбе самого Иова. Иов борется со своими друзьями сам за себя. Первая речь Иова — это раскрытие бессмысленности страдания и оплакивание своей недостойной экзистенции. Для Иова лучше было бы совсем не родиться или сразу же умереть, чем прожить такую жизнь, которая была ему суждена. На жалобу Иова его друзья отвечают своеобразным и для Иова весьма болезненным обвинением: это страдание он навлек на себя своими прежними грехами. Иов резко им возражает, что никакой вины за собой не находит и неправда то, что всякий грешник страдает, а всякий праведник наслаждается счастьем жизни. Примеры говорят о другом. Но друзья не уступают. Они всевозможными способами пытаются обосновать свою позицию и с этой позиции объяснить случившееся с Иовом. Это не научный спор о теоретическом смысле страдания. Это борьба за судьбу конкретного человека. Иов борется со своими друзьями за себя, а не отстаивая некие теоретические воззрения на страдание. Он потерял все: здоровье, семью, богатство. Но у него еще осталась уверенность в том, что он не виновен, что все эти несчастья обрушены на него некой высшей силой, что он за них не в ответе. Между тем его друзья хотят отнять у него и это последнее благо. Они хотят доказать ему и уверить его в том, что он, невзирая ни на что, виновен, что всякий человек в глазах Бога не прав. Теоретически Иов не может опровергнуть это утверждение друзей. Но экзистенциально он его к себе не применяет, ибо не находит вины в себе. «Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков!» (7, 20), — спрашивает Иов у Бога. Отсюда и возникает вся напряженность борьбы, придающая книге глубокий драматизм. Это внутренняя драма человека. Это драма человека, оказавшегося между теоретическим тезисом и экзистенциальным переживанием самого себя.

Драматическая структура и дух книги Иова ставят ее над прозаической литературой и превращают ее в глубокое поэтическое произведение. Книга Иова — поэтическая книга. Ее материал может быть историческим. Выводы могут быть дидактическими. Но по своей сути она — произведение поэзии. Ее автор взглянул на ее содержание глазами не столько дидактика-моралиста или историка, сколько глазами поэта. Таким образом он придал своему материалу более глубокий смысл и значение, чем это было бы в том случае, если бы он хотел лишь преподать урок людям или изобразить то, что однажды случилось в истории. Через внешнее дидактическое и историческое обрамление в книге Иова прорывается определенное переживание бытия, определенная метафизика, определенная установка по отношению к миру, человеку, Богу. В ее символах и образах, во всей ее драматической структуре кроется определенная идея, которая как раз и составляет смысл этой книги. И если Иов в своем страдании поступает так, а не иначе, то это только потому, что именно так, а не по-другому он переживает само бытие. Всякая этика опирается на метафизику и является ее проявлением в повседневности. Поведение Иова является выражением его взглядов и его самоопределения. Таким образом, желая проследить самую главную идею книги Иова, надо проникнуть значительно глубже, чем только в добродетели Иова; надо проломить, пробиться через этику Иова и раскрыть его метафизику, откуда он как раз и черпает силы в час испытаний.

Главная идея, на которой сконцентрирована вся книга Иова, — человек. Человек — объект разговора Бога и сатаны; человек — объект споров Иова с друзьями; человек, наконец, объект ударов судьбы и страдания. Позволение, данное сатане Богом, испытать Иова раскрывает перед нами горестную драму человеческой природы, которую Достоевский выразил в словах, сказанных Дмитрием Карамазовым: «Бог с сатаной борются в сердце человека». Трансцендентные начала — добро и зло, созидание и разрушение — сходятся в природе человека, вступают в борьбу и либо одно, либо другое празднует свою победу. Личность Иова в этом отношении необычайно характерна, ибо в ней как раз и происходят эти трансцендентные схватки. Она действительно является тем полем, на котором Бог борется с сатаной. И это не редкий, исключительный случай. Это судьба каждого человека. Вся наша история, вся наша общественная жизнь, наконец, индивидуальная наша природа — сцена, на которой идет вечная (до конечного разрешения) и неизбежная борьба между Богом и сатаной. Драма Иова это драма человека. V. Loch справедливо назвал ее «историей страданий неискупленного человечества»[6]. Эту борьбу Бога и сатаны, которую должен вытерпеть каждый, сущностно облегчил для человека подвиг Христа, ибо он сломал могущество зла в его основах. В искупленном человечестве князь лжи и зла уже не обладает такой силой, как прежде. Но в неискупленном естестве его неистовства были необычайно болезненными. Его сила, вырвавшаяся на свободу, здесь проявляется во всей своей свирепости и стихийности. Поэтому и Иов, отданный в его руки, должен был снести его неистовства до конца. Вот почему история Иова есть история всего неискупленного человечества. Она является историей неистовства зла, корни которого еще не подрублены Господом.

В этом как раз и заключается универсальное значение книги Иова, выделяющее эту книгу из всех книг Ветхого Завета. Весь Ветхий Завет, не исключая и Песнь Песни, этого поэтического произведения, сконцентрирован на народе Израиля; на его истории (исторические книги), на его морали (дидактические книги), на его назначении (книги пророков), на его литургии (книги священнослужителей). Уговор народа Израиля с Богом, его грехи и наказания, его беды и гонения, его заботы и войны, его внутренний общественный строй составляют содержание Ветхого Завета[7]. Между тем книга Иова проламывает эти национальные границы и выходит уже на общечеловеческие широты. В книге Иова Израиль не упоминается уже только потому, что ее герои не иудеи. Мессианской идеи избранности здесь нет. Поэтому здесь нет того постоянного обращения к своему народу, к его жизни и к его предназначению. Иов жалуется и говорит не как представитель какого-то определенного народа, но как человек. Он сетует не на несчастья общества, не на идолопоклонство народа Израиля, не на недостаточность любви к ближнему, как это делали пророки, но на саму тягостность и загадочность человеческой экзистенции. Иов – человек, и поднимаемые им идеи уже затрагивают все человечество. Как справедливо замечает V. Loch — «Его образ завершен в себе и потому годится для выражения религиозного сознания не только одного избранного народа, но и для выражения общечеловеческого чувства и веры»[8]. Однако это общечеловеческое чувство и вера в книге Иова отображаются в совершенно конкретной ситуации. Иов не теоретический мыслитель, который, опираясь на общие метафизические принципы, рассматривает и решает проблему человека. Он не формирует никакой общей антропологии. Он не создает никакой философской школы, как это делали греческие мудрецы. Мышление Иова порождено его собственной экзистенцией. Вмешательство высшей силы в его жизнь лишило его здоровья, семьи, богатства, повергло в беду и страдание. Его ситуация радикально изменилась. Счастье превратилось в несчастье и радость стала подавленностью. Печаль окутала его бытие. И перед лицом этой изменившейся ситуации он задумался. В свете страданий он выдвигает вопрос экзистенции человека и пытается на него ответить. Но в данном случае его волнует не человек вообще, но он сам; не жизнь человека вообще, но свое личное существование и своя собственная судьба. Он совершенно не затрагивает общей сущности человека. Что есть человек сам по себе и каков смысл его жизни — эта проблема никогда не возникает в медитациях Иова. Зато вместо вопроса сущности возникает вопрос экзистенции. Но так как экзистенция всегда индивидуальна, так как она всегда — моя жизнь и моя судьба, то все размышления Иова сосредоточиваютсяна нем самом. Он видит, что дни его сочтены и что он уже приближается к царству теней, из которого никогда не возвратится. Но для него это приближение неестественно. Оно для него не обычный путь иссякания и старения человеческой природы. Иов чувствует, что в смерть его толкает высшая сила. Она уничтожила его плоть, отняла здоровье и силы, она изгнала его из общества людей. Иов уже не в состоянии и дальше удерживаться на земле. Он должен умереть. Поэтому перед лицом этого вынужденного страдания и смерти он как раз и ставит вопрос своей судьбы: почему все это произошло; обязательно ли это должно было произойти; почему это произошло с ним; наступит ли освобождение от этих преследований после смерти. Проблема личной судьбы и личной экзистенции является главной темой книги Иова. Драма человеческой природы здесь сосредоточена на моей собственной драме. То, за что борется и ради чего страдает человечество в своей истории, здесь проявляется в борьбе и страдании отдельной души.