Кризис либерализма - Рормозер Гюнтер - Страница 63

Когда хотят объяснить, почему дух либерализма установил тотальное господство над нашим обществом, ссылаются ныне на так называемый "дух времени". Вновь и вновь упоминают этот анонимный "дух времени", который ведет себя странным образом и действует назойливо. Говорят, будто именно "дух времени" решает, каким может быть ныне содержание христианского учения и каким нет. Я не знаю, что такое "дух времени". Быть может, он является частью демонических сил, подчиняющих себе человека и омрачающих его разум, затрудняющих человеку ясный взгляд на действительность.

Но что на самом деле означает неограниченное господство либерализма в общественной жизни? Либерализм, не ограниченный никаким противовесом, не допускает более обсуждения вопроса о принципах и о единстве жизни. Либерализм привел к полной плюрализации стилей жизни, верований и даже так называемых "ценностей". С плюрализацией наступила закономерным образом и индивидуализация форм жизни, с ее эгоизмом, обособлением человека, одиночеством.

Всякая форма единства, не говоря уже сообщества, выходящая за рамки чисто экономических интересов, оказалась подвержена распаду и разложению. Процесс этот развивался с внутренней последовательностью. Те самые политики, которые способствовали тогда радикальной плюрализации и индивидуализации, в страхе спрашивают сегодня: откуда возникли это ужасающее отсутствие солидарности и дух эгоизма? Причем все это происходит именно в сегодняшней ситуации, когда мы как никогда еще после 1945 нуждаемся в солидарном сплочении сил всей нации, ибо иначе мы не сможет справиться с возникшими перед нами новыми задачами.

Эта индивидуализация и связанный с ней принцип свободы представляют собой выражение исторического развития, которое было охарактеризовано в XIX веке философом Максом Штирнером [16] в его книге "Единственный и его собственность". Тенденция здесь в том, что каждый отдельный человек с его потребностями, интересами, притязаниями объявляет себя некоей абсолютной величиной, рассматривая любое ограничение своего стремления к удовлетворению собственных притязаний как недопустимое ущемление и угнетение его личной свободы. Ницше говорил в связи с этой тенденцией об "атомистической революции". Имеется в виду распад всех внутренних связей, соединявших и скреплявших общество.

По тому, как представляют себя церкви в Германии перед общественностью, создается впечатление, что в значительной мере они капитулировали перед этим процессом распада общества. Лишь отчасти реагируют церкви на этот процесс, а чаще их можно увидеть во главе самого этого движения за индивидуализацию. Глубочайшие мыслители XIX века связывали эту тенденцию с тем, что мы вступили теперь в постхристианскую историческую эпоху.

В либеральной ФРГ процесс фактического исключения христианства из всех решающих областей культурной, политической и общественной жизни зашел уже между тем так далеко, что следовало бы говорить о конце народной церкви в стране.

Вопрос о "конце исторической эпохи христианства" не означает, правда, конца церкви Иисуса Христа - ее, как мы знаем, адские силы одолеть не могут. Относительно будущего церкви Иисуса Христа мы в этом смысле можем не беспокоиться, ибо если отпадут люди, Бог сделает и камни свидетелями своей правды. Когда же ставится вопрос о конце исторической эпохи христианства, то имеется в виду вопрос, не потеряло ли христианство свое историческое влияние, духовную силу, благодаря которой оно участвовало в формировании истории и в определении тем самым судьбы человечества и мира.

Не утратили ли мы возможность влиять на облик этого мира, исходя из глубин христианской веры? Есть много симптомов, подтверждающих эти опасения. Вновь и вновь встает также вопрос о тех лицах, которые несут ответственность и на которых должна падать вина за происходящее. Сами христиане тоже снова проявляют склонность к тому, чтобы усматривать источник зла в самом этом мире и в этом обществе, обвиняя их в случившихся бедах. Повторять подобные обвинения бессмысленно. Нужно взглянуть на то, в каком состоянии находится само христианство и церковное учение. По этому поводу я хотел бы сформулировать следующие тезисы.

По завершении послевоенного восстановления экономики в Германии было создано общество, которое проявило затем склонность к ревизии всего, что служило основой для создания и формирования самого этого общества. Новый облик нашего общества - все более в духе постмодернизма - был следствием давнего процесса индивидуализации, который теперь лишь ускорился. Единственной субстанцией, заслуживающей внимание этого общества, представляется индивид, настаивающий на абсолютном осуществлении своих прав.

Такой человек отрицает любую объективную общность, выходящую за рамки его индивидуальных интересов. Это и есть эпоха, о которой говорил Макс Штирнер: каждый индивид по отношению к самому себе считает себя абсолютной величиной. Если этот процесс индивидуализации и гедонизма будет продолжаться и дальше, это неизбежно приведет к внутреннему распаду общества. Ницше видел, что упадок буржуазного общества, саморазложение культуры ведут к анархии. Индивиды не хотят признавать никакие исторически сложившиеся авторитеты.

Однако вопрос о возможном конце исторической эпохи христианства возник не в наше время, под впечатлением опыта тоталитарных экспериментов национал-социализма, коммунизма и определенным образом также нашего общества, проникнутого духом индивидуализма и гедонизма.

Тезис о конце исторической эпохи христианства стал предметом обсуждения уже в середине XIX века, между 1840 и 1850 гг. То есть в период, когда стали видны реальные исторические последствия и влияния Французской революции также и за пределами Франции. Философы из различных европейских стран пришли тогда независимо друг от друга к той мысли, что эпоха христианства уходит в прошлое. Все они видели, что решающий надлом произвела Французская революция. С Французской революцией идет к концу и историческая эпоха христианства. Но что занимает место этой гибнущей христианской эпохи?

Токвилль говорил о победе демократии. Новая опасность, связанная с распространением этой демократии, состоит в том, что в устанавливаемом демократией равенстве может исчезнуть свобода индивида. Если в условиях демократического равенства человек не укоренит свою свободу в ее христианском понимании, то есть если он не найдет опору в христианском понимании личности, тогда победа демократии будет означать конец свободы.

Достоевский предсказал, что после гибели христианской эпохи наступит победное шествие социализма. Он предвидел также, что социализм придет к саморазрушению.

Для Кьеркегора конец христианства означал, что завтра не будет никаких моральных и политических авторитетов. Если же не будет авторитетов, то встанет вопрос: управляемо ли это общество, возникающее на развалинах христианства? Неуправляемое общество должно будет искать спасения в единственном принципе, который еще остается для интеграции общества, а именно в принципе организации. Организация должна будет заменить исторически сложившиеся авторитеты.

Однако хотя организация и означает формально укрепление человека, в духовном отношении она означает, по мнению Кьеркегора, деморализацию человека, быть может, даже его гибель. Ибо с ростом организации отдельный индивид превращается в абсолютное ничто. Всякая организация воспринимает отдельного человека с точки зрения его заменимости. Кьеркегор первым увидел глубокую бесчеловечность этого мира, в котором каждый отдельный человек - ничто. Поэтому философ считал своим долгом напомнить об индивиде. Единственная действительность человека есть индивид, все остальное - абстракция.

Следующий тезис Кьеркегора, остающийся и поныне актуальным, звучит так: от христианства осталась еще форма, она продолжает существовать, но сам дух и субстанция христианства исчезли. Ницше пытался обратить внимание на это скандальное положение, что христианство живет лишь видимостью и создает эту видимость.