Голубая звезда - Бенцони Жюльетта - Страница 36

• Предыдущая
• 36/74
• Следующая

Поэтому он поспешил побыстрее выйти, когда поезд завершил свой долгий путь на парижском Северном вокзале. Он подошел к началу перрона и встал под огромную железную опору, ожидая, когда схлынет поток пассажиров. Не зная, где должны были сойти Солманские, он надеялся заметить их. К тому же его заинтриговала одна вещь: имя будущего супруга. Анелька сказала: он один из богатейших людей Европы. Но речь ведь шла не о Ротшильде? Девушка, как истинная полька, наверняка католичка...

Эти мысли скрашивали долгое ожидание. Те, кого он высматривал, не спешили появиться. И вдруг он увидел, что они идут в сопровождении Богдана и горничной, а вокруг них суетится толпа носильщиков, а также зевак, привлеченных поистине необыкновенной элегантностью пассажиров, необычной для частного визита. Мужчины были во фраках и цилиндрах. А на голове девушки красовалась очаровательная бархатная треуголка, укутанная вуалью; Анелька поражала гармонией бархата и голубого песца. Она была так красива, что Морозини не удержался и выступил чуть вперед, чтобы полюбоваться ею.

И вдруг его как током ударило: в открытом вороте, отороченном мехом, на изящной шейке сиял густо-синими огнями роскошный кулон, слишком хорошо знакомый Альдо: вестготский сапфир, точная копия которого лежала у него в кармане...

Это случилось так неожиданно, что Морозини на секунду вынужден был опереться о железную балку и встряхнуться, чтобы убедиться, что это не сон. Затем на смену удивлению пришел гнев, и он забыл, что почти полюбил эту женщину, осмелившуюся надеть на себя украденный камень – «кровавую драгоценность», как говорят перекупщики, чаще всего отказывающиеся дотрагиваться до вещи, добытой через убийство. И она еще осмеливалась бессовестно утверждать, что сапфир достался ей от матери, хотя наверняка знала, что есть или нет в собственности семьи...

Короткое замешательство удержало Морозини от безрассудного поступка. Если бы он поддался охватившим его возмущению и ярости, он бросился бы на девушку, чтобы сорвать с нее кулон и выплеснуть ей в лицо все свое презрение, но благоразумие вовремя вернулось к Альдо. Теперь прежде всего надо было узнать, куда направляются эти люди, а затем пристально следить за ними. Схватив чемоданы, которые он не доверил ни одному носильщику, Морозини поспешил нагнать троицу.

Что оказалось нетрудно: блестящие цилиндры двух мужчин плыли над головами пассажиров. Добежав до выхода с вокзала, Морозини увидел, что семейство направляется к роскошному «Роллс-Ройсу» с шофером, одновременно выездным лакеем, а рядом с автомобилем гостей дожидается молодой человек, вероятно секретарь. В это время служители вокзала и целая стая носильщиков повернули к большому фургону, предназначенному для багажа.

Альдо же бросился к такси, забрался в кабину вместе с чемоданами и приказал:

– Следуйте за этой машиной и ни в коем случае не упустите ее!

Шофер повернул к нему свое лицо с усами под Клемансо и, насмешливо взглянув на Альдо, сказал:

– Вы из полиции? С виду не скажешь.

– Кто я такой, не важно. Делайте то, что я говорю, и не пожалеете!

– Не беспокойтесь! Поехали, ваша светлость...

И такси, ловко развернувшись, рвануло с такой скоростью, что пассажир едва не свалился на пол, – шофер решил во что бы то ни стало догнать быстроходный автомобиль.

Следовать за лимузином для такси Альдо почти не составило труда. «Роллс-Ройс» ехал неторопливо и величественно, как и подобало столь роскошному средству передвижения; шофер явно старался по возможности меньше подвергать тряске пассажиров, уставших после долгой дороги. По бульвару Денен и улице Лафайета машина выехала на бульвар Осман, проследовала до его пересечения с улицей Курсель и остановилась, чуть не доезжая парка Монсо. Морозини часто бывал в Париже и хорошо знал город. Он предполагал, что длинный черный автомобиль направлялся в так называемые богатые кварталы, однако был удивлен, увидев, как перед ним открылись ворота внушительного особняка на улице Альфреда де Виньи, соседнего с тем, где он был частым гостем, – особняком маркизы де Соммьер, его двоюродной бабки, которая была крестной его матери и вплоть до ее смерти каждую осень приезжала на несколько дней в Венецию, чтобы обнять нежно любимую крестницу.

Шофер Альдо, видно, знал свое дело: он миновал дом, куда въехал «Роллс-Ройс», и остановился чуть подальше, прямо у дверей особняка г-жи де Соммьер.

– Дальше куда? – обернулся он к пассажиру.

– Если вы не очень спешите, позвольте мне немного подумать.

– О, мне-то спешить некуда! Счетчик работает... Глядите-ка! Похоже, ваши знакомые собрались тут поселиться? Багаж прибыл, а?

Действительно, ворота особняка вновь распахнулись, на сей раз перед тем самым фургоном, к которому на вокзале направились нагруженные сундуками и чемоданами носильщики и «громилы» под предводительством великана Богдана. Это зрелище погрузило Морозини в глубокую задумчивость.

Верный своим привычкам, он, приезжая в Париж, неизменно останавливался в «Ритце»: его привлекали многочисленные возможности приятного времяпрепровождения, комфорт отеля, а также близость к Вандомской площади, где находился магазин его друга, антиквара Жиля Вобрена. Однако сегодня князь без колебаний предпочел бы третьеразрядную гостиницу, если бы таковая имелась напротив дома, в котором скрылись его сапфир и прекрасная Анелька. В крайнем случае его устроил бы и фургончик дорожных рабочих: мысль о том, чтобы удалиться от этого места, ставшего столь притягательным, была ему невыносима. Даже расположенный в двух шагах отель «Рояль-Монсо» казался слишком далеким.

Идеальным вариантом было бы, конечно, явиться со своим нехитрым багажом в дом старой маркизы, но близился к концу апрель, а г-жа де Соммьер своим привычкам тоже не изменяла: вот уже много лет она закрывала свой парижский особняк 15-го числа этого месяца, не раньше и не позже, и отправлялась, как она говорила, «наведаться в замки». Визитам в имения своих родных знатная дама посвящала весну и лето, затем вознаграждала себя недолгим пребыванием в Виши, осенью же наступал черед поездок за границу: непременно Венеция, Рим, Вена, иногда Лондон или Монтре.

Поскольку маркиза приходилась ему родственницей, Альдо уже решил было позвонить к привратнику и попросить гостеприимства – пусть даже придется расположиться среди зачехленных кресел, – как вдруг тишину улицы нарушила чья-то твердая поступь. Шаги приближались и замерли между машиной и калиткой дома маркизы. Подошедший наклонился, чтобы разглядеть пассажира такси. В тот же миг Альдо чуть не вскрикнул от радости: из-за стекла на него смотрело лицо Мари-Анжелины дю План-Крепен, глуповатой перезрелой девицы, состоявшей у г-жи де Соммьер в чтицах, компаньонках и на побегушках. Если она здесь, значит, и старая маркиза где-то поблизости.

Попросив шофера еще немного подождать, Альдо пулей вылетел из машины и устремился к даме с выражением такого восторга на лице, с каким, наверно, рыцарь Галахад спешил к Святому Граалю.

– Вы здесь? Боже, какой неожиданный подарок судьбы!

В наступающих сумерках она не сразу узнала его и отпрянула к дверям, несколько раз перекрестившись.

– Но, сударь... Что вы себе позволяете?..

По счастью, на улице как раз появился фонарщик, и света прибавилось. В мгновение ока разъяренная старая дева превратилась в нежно воркующую голубицу.

– Иисусе!.. Князь Альдо! – воскликнула она, и нотки экстаза зазвучали в ее голосе. – Глазам своим не верю! Вот это сюрприз! Как же будет счастлива наша дорогая маркиза!

– Разве она еще здесь? Я был уверен, что она отправилась в свое ежегодное турне...

– Боюсь, что на сей раз это будет затруднительно: наша дорогая госпожа так неудачно оступилась в ванной, что сломала три ребра. Ей предписано воздержаться от путешествий... и настроения ей это не улучшило.

• Предыдущая
• 36/74
• Следующая