Дом веселых нищих - Белых Григорий Георгиевич - Страница 27

• Предыдущая
• 27/43
• Следующая

Кто-то схватил Романа и толкнул в Тарасов переулок.

— Стоять здесь и не высовываться! — скомандовал молодой парень в кожаной тужурке.

Роман, оглядевшись, увидел, что он не один. У стены уже стояло несколько человек в штатском. Все они внимательно глядели на стену противоположного дома.

— Во! Во! Еще! — возбужденно вскрикивал седенький старичок в шубе и указывал на стену, с которой, не переставая, кусками отваливалась штукатурка. Это работали пули.

— Из собрания палят, — сказал кто-то тихо.

— Из собора, с купола, — перебил старичок. — Городовые там с утра засели.

Несколько человек, устав ждать, пригнулись и побежали через улицу. Побежал и Роман. Было жутко и интересно бежать, чувствуя, что это не игра, а настоящая опасность.

Каждый день во двор приходили из городской милиции и искали городовых. Но городовых в доме не было. Единственный проживавший — отец Васьки — и тот исчез. Говорили, что он скрывается в доме на чердаке, но точно никто ничего не мог сказать. Васька ходил грустный, и не похоже было, что ему известно, где отец.

Двор теперь не подметали, и грязь сразу расползлась по всему дому. Дворники перестали работать. По вечерам весь дом собирался на площадке курорта. Здесь происходили горячие митинги. Спорили о судьбах России. Спорили горячо, чуть не ссорясь, словно каждый стал министром. И непременным оратором на этих митингах был Кузьма Прохорыч Худоногай.

Через несколько дней после переворота закрылся кинотеатр «Аврора», а в его помещении открылся солдатский клуб. В клубе ежедневно происходили митинги, спектакли, танцы.

И Серега Спиридонов вдруг предложил:

— Давайте свой клуб устроим.

— Хорошо бы. Только где?

— А на пустыре. Землянку выроем — и готово.

Женька стащил из кузницы отца две лопаты. Ребята долго ходили по пустырю, выбирая место для землянки. Наконец единогласно решили, что самое удобное — рыть у забора.

Так как лопат было всего две, то копали по очереди. Серега и Пеца, вызвавшиеся копать в первую очередь, разделись, поплевали на руки и стали разгребать рыхлый талый снег. Земля, уже нагретая и мягкая от солнца, поддавалась легко.

Пока двое работали, остальные собирали нужный для постройки материал. Притащили несколько кусков ржавого листового железа, доски. Женька сколотил две скамеечки и стол. Пеца принес из дома кусок красной материи, а Роман достал портрет Керенского, который принесла из типографии сестра.

К вечеру землянка была готова. Правда, в ней было темновато, но зато это был свой клуб, а от сырости помогал костер, который развели ребята посреди землянки.

Роман занялся украшением стен клуба. Повесил портрет Керенского, а под ним кинжал, когда-то сделанный Наркисом.

— Если клуб устроили, — сказал Серега, — то мы должны примкнуть к какой-нибудь партии.

Стали выбирать партию. Серега предложил вступить в анархисты. Роман — в партию социалистов-революционеров. Спорили только об этих двух партиях, так как у остальных были скучные названия.

Большинство склонилось к социалистам-революционерам. Тогда Роман известкой нацарапал на куске материи два слова:

Тряпку как флаг повесили на стене против портрета Керенского.

Когда ребята уже хотели расходиться по домам, в землянку пришел Васька.

— Вона вы где, — сказал он.

Ребята окружили его, ожидая, что Васька будет хвалить их работу, но Васька молчал.

— Ну как? — спросил Женька, не вытерпев. — Хорошая землянка?

— Хорошая, — сказал тихо Васька.

— А хочешь к нам в партию записаться?

— Хочу.

— Пойдешь завтра с нами в цейхгауз?

— Пойду, — нехотя ответил Васька и опять замолчал.

Беседа не ладилась. Тут ребята вспомнили, что у Васьки все еще не отыскался отец.

— Так и не приходит? — спросил Женька.

— Нет, — сказал Васька, — не приходит. Убили его, верно. — И голос у Васьки дрогнул.

Ребятам стало неловко.

— Не может быть, — сказал Серега. — Он прячется где-нибудь, а после придет. Ты не горюй, ей-богу, придет, — добавил он, чтобы утешить товарища.

На другой день вся компания ходила в цейхгауз за инвентарем для клуба. Темное низенькое здание казармы, стоявшее против дома веселых нищих, было заброшено. Часовые, как маятники, болтавшиеся перед воротами, внезапно исчезли. Вход в казарму стал свободным для всех. В казарменном дворе царил хаос. Посредине на площадке стояли вывезенные и неубранные двуколки. Тут же находились два снаряженных орудия. Лошади бродили без привязи по двору и толкались около раскрытых дверей сеновала — огромного деревянного корпуса. Двор был пустынен и тих. Корпуса складов, окружавшие его со всех сторон, стояли с разбитыми и взломанными дверями.

Ребята завернули в узенький проулок и остановились около длинного деревянного здания.

На дверях висел огромный тяжелый замок. Но ребят не смущало это обстоятельство.

Между дверью и землей была большая щель. Женька первый лег на землю и, как червяк, прополз под дверь. За ним по очереди полезли и остальные.

В сарае было темно. Узенькие запыленные оконца едва освещали помещение, заваленное ящиками и кипами гимнастерок.

Ребята принялись за дело. Вскрывали ящики тесаками, распарывали тюки, копались в них. Срезали медные пуговицы с мундиров. Примеряли кивера, сдирали с них блестящую клеенку. Женька обрывал с парадных мундиров малиновые нагрудники. Роман запихивал за пазуху противогазы. Васька ничего не брал. Он искал патроны. Серега помогал ему.

Наконец Серега выволок на середину два плоских тяжелых ящика. Ребята сбили крышки. В ящиках лежали аккуратно уложенными рядами патроны. Ребята совали их за пазуху, в карманы, в каждую дыру, куда можно было пихнуть.

Потом тем же путем выбрались из сарая и пошли домой.

В клубе разбирали добычу. Часть имущества развесили по стенам, часть решили унести домой. Васька сосредоточенно выдергивал зубами головки патронов и высыпал в мешок порох. Он ничего не принес, кроме патронов, зато их у него было больше двух сотен.

— Зачем тебе столько пороху? — спросил Женька.

— Высыплю и продам, — сказал Васька, — а то жрать скоро нечего будет.

Васька, словно предчувствуя что-то и не надеясь больше на помощь отца, решил заняться хозяйством.

Ребята еще сидели в землянке, когда невдалеке раздались грузные шаги.

— Старший дворник, — прошипел Пеца, срывая кивер и швыряя его под лавку.

Все вскочили, собираясь бежать, но вход уже загородила грузная фигура Григория Ивановича.

— Это что же вы тут делаете? — спросил он.

— Ничего, — сказал Роман. — Сказки рассказываем.

— А землянку-то сами вырыли? — опять спросил дворник.

Ребята приободрились. По-видимому, дворник пришел не для того, чтобы разогнать их.

— Сами. Мы клуб устроили здесь.

— Клуб? Ишь ты! Ну играйте, играйте. Только не бедокурить, а то всех прогоню и землянку разрушу.

Григорий Иванович уже собирался уходить, как вдруг, словно вспомнив что-то, остановился.

— А что, Васька тут, у вас?

Ребята насторожились, а Васька, побледнев, молчал.

— Тут он, — сказал Роман, выталкивая вперед Ваську.

— Иди завтра в Обуховскую больницу, — сказал дворник. — Батька нашелся, а после, как сходишь, приходи ко мне. Слышишь, поговорим.

— Слышу, — отозвался Васька, и дворник, крякнув, ушел.

На другой день ребята вместе с Васькой ходили в больницу. Васькиного отца нашли в покойницкой. Он лежал среди других трупов, голый, посиневший и скрюченный, словно ему было холодно. Голова его была разбита и залита запекшейся кровью. Рот оскален. У ног лежали изорванная в клочья шинель и сапоги, а на желтой щиколотке на тонкой бечевке болтался номерок.

Васька не плакал. Он так же, как другие мальчишки, с ужасом и любопытством смотрел на отца и только был бледен, да губы у него дергались.

• Предыдущая
• 27/43
• Следующая