Свадебное путешествие Лелика - Экслер Алекс - Страница 96

• Предыдущая
• 96/103
• Следующая

— Пардон, мэтр, — извинился Макс. — Простите, что был к вам несправедлив. Просто я считал, что настоящий поэт — он не публикуется.

— Это как? — заинтересовался Лелик.

— Очень просто, — объяснил Макс. — Есть же старая теория о том, что только голодный творец может выдать что-нибудь по-настоящему прекрасное. Недаром все великие при жизни влачили жалкое существование и умирали в нищете. Слава ждала их только после смерти. И это закономерно! Ты вспомни, Лелик, исторические примеры!

— Вспомнил, — с готовностью откликнулся Лелик. — Рембрандт, например. Богатый человек, отличные заказы, признание высшего общества.

Макс задумался на мгновение.

— Нет, — сказал он. — Ты другой какой-нибудь пример приведи. Скульптора, например.

— Бенвенуто Челлини, — предложил Лелик. — Богатый человек, отличные заказы, признание высшего общества.

Макс снова задумался.

— Нет, — потребовал он, — давай какого-нибудь композитора. Они все умирали молодыми и нищими.

— Мендельсон, — предложил Лелик. — Феликс Мендельсон-Бартольди.

— О, — обрадовался Макс. — Несчастный человек. Написал прекрасный свадебный марш, и теперь это божественное произведение каждый день в сотнях стран убивают своими кривыми ручками подрабатывающие студенты музыкальных заведений. Жуткая судьба, тут ты прав…

— Ну, — небрежно заметил Лелик, — я бы не сказал, что он был так уж несчастен. Богатый человек, отличные заказы…

— Признание общества, — вставила Светка.

— Точно, — кивнул Лелик. — Плюс жена — первая красавица Европы. Прям завидно. Богат, знаменит, обласкан критиками, красавица жена щебечет на кухне, а кроме того, пописывал свои произведения с чашкой лучшего венского кофе в руках. Мне бы так.

— Ты нарочно приводишь совершенно нехарактерные примеры, — скривился Макс.

— Да почему же? — вежливо ответил Лелик. — Ну, давай возьмем кого-нибудь из современности. Композитора Эндрю Ллойда Уэббера, например.

— А он что? — заинтересовался Макс.

— Практически самый богатый композитор в мире, — небрежно ответил Лелик, — заодно и рыцарь Британской короны. Это, так сказать, в знак признания высшего общества…

— Ужасно, — с отвращением сказал Макс. — Ты рушишь мне всю стройную теорию. Я-то думал, что если тебя поставить в соответствующие условия, то в результате родится какая-нибудь потрясающая поэма…

— Не выйдет, — вдруг сказал Славик.

— Это почему? — поинтересовался Макс.

— Мы уже пробовали, — объяснил Славик. — Кредитку у него сперли? Сперли. Лелик сразу обнищал. Кроме того, в тот день он еще толком не поел, мучая себя какими-то салатами. Так что он был и нищ, и голоден. И что родил? Только рифму «Макс — мудак», когда нас костерил за кредитку. А это не самая лучшая рифма на свете, точно говорю…

И Славик глубокомысленно отхлебнул пива из стакана.

— Значит, — подытожила Светка, — нужно действовать по-другому. Раз Лелик не выдает шедевры в голоде и нищете, тогда его следует сделать очень богатым — может, хоть это повлияет.

— Светик, — растрогался Лелик, — я знал, что старая любовь — она не ржавеет.

— За мной не заржавеет, факт, — подтвердила Светка.

— Предлагаю за это выпить, — встрял Макс. — А то у меня эти беседы о высоком вызвали жуткую жажду.

— Давайте выпьем за Лелика, — предложила Светка. — Все-таки он — талант! По крайней мере, потенциально. А когда разбогатеет, то вообще поразит мир великими шедеврами. Я верю в это!

— Мы тоже верим, — согласился Макс, разливая шнапс по рюмкам. — В смысле, в шедевры верим. Но я все-таки настаиваю на своем определении наилучшего окружения для таланта…

— Макс, да хватит гнать-то со своими окружениями! — Лелик возмутился так, что даже слегка расплескал протянутую ему рюмку. — Вот ты у нас — яркий пример! Денег нет, питаешься черт знает чем! Ну и где твои шедевры?

— Сначала выпьем за Лелика, — попыталась предотвратить скандал Светка, протянув свою рюмку.

Все чокнулись, выпили шнапс и запили его пивом.

— Ну так и где твои шедевры?!! — снова ринулся в бой Лелик.

— Мои шедевры — в газете, которую я представляю, — с высокомерным достоинством ответил Макс.

— Что ты называешь шедеврами? — раскипятился Лелик. — Свои околополитические статьи? Все эти «горнила власти» в «коридорах власти», сопровождаемые шедевральным «политическим заказом»?

— Да, — кротко, но убежденно ответил Макс. — Именно это. Еженедельные шедевры — по-другому и не назвать. Понятно, что ты не въезжаешь. Вам, поэтам-надомникам, неведом суровый журналистский труд. Вы же своими виршами денег не зарабатываете, да и кто вам за них заплатит… Хотел бы я так жить: пришел домой с работы, выпил коньяка, сел за стол и написал дюжину строчек из серии: «Меня ты вдупель полюбила, а я тебя — вот ни фига!» А потом валяешься на диване и тащишься от собственной крутости…

Тут Макс схватил бутылку, налил себе еще рюмку и залпом ее выпил, причем в полном одиночестве.

— Так вот, — продолжил он окрепшим голосом. — И это ты называешь творчеством?!! Десяток листочков с какими-то сопливыми виршами?!! А ты попробуй поработать журналистом, который этим деньги зарабатывает!

— Этим зарабатывают проститутки, — поправил Лелик.

— И даже не этим, а этой, — уточнил Славик.

— Журналисты этим тоже зарабатывают, — вставила свои две копейки Светка, — причем постоянно.

— Я имею в виду, — не дал себя сбить с толку Макс, — статьи! Мы зарабатываем на жизнь статьями. Причем заметь, Лелик, это тебе не под настроение после коньячка десяток строчек вскипятить на бумаге.

— «Вскипятить на бумаге» — классная фраза, — восхитилась Светка. Лелик ревниво посмотрел на подругу.

— У нас каждая статья — как искупление, как трубный зов! — разбушевался Макс.

— Во-во, — небрежно заметил Лелик. — Как в том анекдоте: меня долбит, а я кошу…

— В каком смысле? — неприятным голосом осведомился Макс.

— В прямом, — объяснил Лелик. — Какое это творчество? Чистое ремесленничество, причем низкопробное. Ты же сам в этом и признался. Нужно статью накорябать, чтобы денег срубить, — вот и пишешь всякую фигню на темы, которые у тебя вызывают омерзение. В подобном занятии творчества — ровно столько же, сколько у ассенизатора, который ежедневно выкачивает сам знаешь что сам знаешь откуда. То есть пафоса-то созидательного труда — сколько угодно, тут я не спорю. Но творчество… Макс, не тебе говорить о творчестве. Не вашему брату, журналисту.

— В моем лице, — торжественно сказал Макс, — ты сейчас оскорбил целую профессию.

— Да, — скромно ответил Лелик, — именно такую великую цель я перед собой и ставил.

— Профессию, — повысил голос Макс, — которая жертвует собой во имя мира во всем мире!

— О, — обрадовался Лелик, — еще один характерный пример! Сразу заговорил сплошными жуткими штампами. Лично я вообще считаю, что всех этих журналюг надо убивать на месте, — раздухарился Лелик. — Стервятники они!

— Ах так? — задохнулся от возмущения Макс.

— Не обязательно так, — любезно ответил Лелик. — Можно и по-другому. Убивать журналистов нужно различными методами. Разнообразными. Причем обязательно — при большом скоплении народу. На потеху толпе.

— На потеху римской черни, — величественно прокомментировал Макс.

— О, я знал, что ты это скажешь, — обрадовался Лелик. — Очередной пошлейший штамп. Кстати, берущий свое начало еще из древних веков.

— Убивать надо всяких поэтишек, — сказал Макс.

— Плохой ответ, — сказал Лелик. — Садись, два. Ты у меня спер эту идею. Вы, журналисты, своих идей вообще не имеете. Вечно все прете у нас, поэтов.

— Ребят, ребят, — попыталась вмешаться Светка. — Может, еще шнапсику?

— Не обращай внимания, — посоветовал ей Славик. — Они вечно препираются по этому поводу. Все равно не подерутся.

— Нет, я так этого не оставлю, — холодно сказал Макс. — Требую сатисфакции.

— I can’t get no satisfaction! — завыл вдруг Лелик на всю площадь.

— Не в этом смысле, — объяснил Макс. — Литературная дуэль. Пусть Светка даст задание, мы его выполним, а потом она скажет, кто из нас талантливее.

• Предыдущая
• 96/103
• Следующая