Таран и Недобитый Скальд - Завозова Анастасия Михайловна - Страница 28
- Предыдущая
- 28/87
- Следующая
Кто-то услужливо открыл дверцу кареты. Я глубоко вздохнула и шагнула вперед. Точнее, сперва показалась моя красиво уложенная грудь, а затем я выплыла из кареты во всем великолепии. Личико графа, ранее скукоженное в выражении крайней меланхолии, резво развернулось, и он бросился ко мне, предлагая помощь.
В дальнейшем разговоре участвовали трое: я, граф и моя грудь.
— О, какое счастье! — игриво пропела я. — Наконец-то мы приехали в приличный дом, где живут люди, равные нам по кругу! Я вижу, вы благородный и великодушный человек! Умоляю вас помочь нам! — я жалобно вцепилась в руку графа и не менее просительно напирала грудью.
Граф наконец-то сориентировался, какое счастье ему подвалило, закрыл рот, убрал свои зенки с моей груди, вежливо попрыгал и произнес:
— Я окажу любую помощь столь прелестной даме. Позвольте представиться, граф Аксель Маленберг к вашим услугам! Что я могу для вас сделать?
Я изобразила безумную радость на лице, опять подперла его отвисающую челюсть своей грудью и томно прошептала:
— О граф, я — баронесса Магдалена Валленхельм. — Из кареты послышались жуткие стоны, похожие на вой. Видимо, на этот раз Джеральд взял за основу фильм “Оборотни-4. Для тех, кому не надоело”. Я испугалась, что он переиграет, и опять взяла инициативу на себя, то есть на грудь. — Там в карете находится мой бедный муж, барон Якоб Валленхельм. Он смертельно ранен и нуждается в докторе. Я умоляю приютить нас хотя бы на несколько часов.
При слове “муж” Маленберг слегка скуксился, но, услышав, что тот в недееспособном состоянии, воспрянул духом и с жаром заверил нас, что его поместье в нашем полном распоряжении. На крыльцо выплыла женщина в кружевах и парче, в которой я признала саму графиню. При ее появлении пыл графа слегка угас, но он бодренько постарался не обращать на жену внимания.
Если при виде Греты я лишь задрожала, то, завидя графиню, смогла весьма натурально обмякнуть кучей кружева и материи на руках у графа к его великому удовольствию. Он со всеми предосторожностями занес меня как ценный фарфор в гостиную и разложил на диванчике. Судя по доносившемуся шипению графини, я сообразила, что она предпочла бы, чтоб меня отсюда вынесли, и лучше вперед ногами. Но граф цыкнул на ретивую жену и подсел ко мне, галантно сунув под нос нюхательные соли. От такой гадости я чуть не подпрыгнула, но сдержалась, поклявшись больше никогда не падать в обморок.
— О, простите меня, граф, — нежно пролепетала я. — Мне столько пришлось пережить!
Граф, судя по всему, уже с трудом вникал в смысл моих слов и только блаженно улыбался. Моя грудь, страшное оружие индивидуального пользования, но массового поражения, била наповал. Зато жена графа, стоявшая позади своего резвого муженька, готова была медленно расплавить меня взглядом. Личико ее скручивалось и корежилось в праведном негодовании. По красоте графиню могла переплюнуть, пожалуй, лишь чернявая красноглазая кикимора, изредка появляющаяся за спинами всяких нехороших людей.
— Что же с вами случилось? — выдавила графиня.
Я резво сплела уже отточенную до мелочей историю про разбойников. (Это просто какая-то средневековая палочка-выручалочка!).
— Мой муж, он… дрался как лев! — всхлипнула я, закатывая глаза. — Но, видите, серьезно пострадал. О, умоляю вас приютить нас хотя бы на пару дней, пока Якобу не станет лучше!
Графиня оживилась, услышав, что мы хотим пробыть здесь всего два дня, но, как я и ожидала, граф серьезно обеспокоился состоянием моего мужа:
— На пару дней?! — вскричал он, не убирая глаз с моей груди. — О, баронесса, но ваш муж очень плох, его нельзя никуда перевозить в таком состоянии. Нет, нет, я не отпущу вас раньше, чем через месяц! Ваш муж должен окончательно поправиться! Вы должны остаться, баронесса. Прошу вас, располагайте этим домом и мной, как вам вздумается.
С этими словами граф галантно обслюнявил мою руку, а графиня чуть не опустила на череп мужа пузырек с нюхательными солями. Я немножко повыпендривалась для виду, но затем, скромно потупив глаза, согласилась принять предложение графа. Графиня мысленно уже расчленила меня, подвесила за ноги над муравьиной кучей, постригла наголо и замуровала заживо в сельском монастыре ордена монашек-самоистязательниц. Я решила не сеять раздор в дружной семье и пошла проведать “умирающего мужа”.
Избитый супруг выглядел неприлично здоровым. У него открылся заплывший глаз, и он им мне весело подмаргивал со своего предполагаемого смертного одра. Я услышала шелест, наверное, десятка юбок возле закрытой двери и взвыла, всей своей массой кидаясь на грудь Джеральду:
— О, Якоб, посмотри на меня, не покидай меня! — и шепотом: — Перестань моргать, как взволнованный паралитик! Ты умирать должен, а не рожи корчить! Ну-ка, быстро умер!
Поскольку я и мое платье придавили Джеральда как паровой каток деревенскую дорогу, тот почти натурально захрипел и обмяк.
— Якоб, очнись! — почти испуганно завопила я, освобождая от кружев нос и рот Джеральда. Тот глотнул воздуха, поперхнулся, но задышал и выразительной мимикой показал, что хочет мне что-то сообщить. Я нагнулась пониже и услышала булькающий шепот:
— Здесь что-то неладно. Все слуги перепуганы до смерти. Они подсунули серебро мне под подушку и крест под кровать, а на меня вылили не менее литра святой воды.
Я уже успела почувствовать, что белье на кровати Джеральда сыровато, но подумала, что причина более деликатного свойства.
— Ты не узнал, в чем дело? — спросила я.
— Нет, — просипел Джеральд, — но они что-то говорили о том, что ты рыжая и это плохо.
Я сползла с кровати, дав Джеральду возможность вздохнуть полной грудью. Да что им всем так не нравится мой натуральный цвет волос?! По-моему, вполне естественный и красивый цвет! Я же не хожу с бритой лысиной, выкрашенной зеленкой, как это делала в школе…
Я нагнулась и заглянула под кровать Джеральда. Так и есть, на полу лежал серебряный крест, размерами напоминающий творения Церетели, облитый к тому же, наверное, бочкой святой воды. Приподняв перину, я увидела несколько серебряных монет и ложек, уложенных рядком.
— Тьфу ты, гадость! — шепотом выругалась я. — Они что, хотят тебя обвинить в клептомании? Или проверяют, настоящий ты барон или нет. Как в сказке про принцессу на горошине… Но знаешь, на таком складе металлолома любая принцесса станет травмированным трупом.
Джеральд громко застонал и заворочался на постели, так что ложки под периной забренчали.
— Есть охота! — выдал он самую распространенную мужскую просьбу и пожаловался: — Тут умирающим почему-то не дают есть.
— Считается, что умирающим это не нужно, — сурово сказала я и добавила: — и не вздумай тут заказывать обед на трех персон и строить глазки служанкам. Они все равно примут это за нервный тик и предсмертный бред.
Джеральд надулся и демонстративно сглотнул слюну. Вышел звук, похожий на утробное рычание недокормленного бронтозавра. Я испугалась, что такими интригующими звуками он привлечет к себе повышенное внимание, поэтому пришлось пообещать, что принесу ему что-нибудь поесть, когда в доме все лягут спать. Поскольку сама я хотела есть не менее Джеральда, то решила, что дипломатическое время, необходимое для нанесения визита, истекло и мне пора отправляться на разведку в свою комнату. К тому же меня раздражала необходимость разговаривать шепотом.
Мне отвели комнату, смежную со спальней симулирующего Джеральда. Когда я вошла, то толпа слуг посыпалась оттуда как перепуганные тараканы из-за буфета. Одна наиболее храбрая девушка задержалась у порога и трагическим аденоидным шепотом сообщила мне:
— Не откдывайте окод, бадодесса, особедо дочью! И молитесь!
Пока я с открытым ртом переводила то, что она сказала, девица испарилась. Почему это я не должна открывать окон ночью, да еще и молиться при этом? Я тщательно обследовала комнату на предмет всяких серебряных и защитных вещичек и была приятно поражена качеством работы. Слуги, наверное, перетаскали все фамильное серебро Маленбергов и сперли всю святую воду из церкви, чтобы украсить мою комнату. Тут прямо какой-то кружок дизайнеров-оформистов с религиозно-мистическим уклоном. А как симметрично они натыкали серебряных вилочек по всему периметру подоконника да еще и зубчиками вверх. Прямо душа радуется! Наверно, не менее часа ковырялись, народные умельцы хреновы… Я представила, что будет, если ко мне в комнату зайдет граф или графиня и обнаружат, что весь их столовый прибор авангардно украшает мою комнату. Да графиня из меня сделает живую мишень и закидает этими самыми вилочками. (Живое воображение меня опять не подвело и резво нарисовало картинку с разъяренной графиней на заднем плане, несущейся за мной. В руках у нее был громадный тесак… Конечно, мое воображение право, как всегда — не стоило ожидать, что мадам Маленберг ограничится миниатюрными вилками и ложками…)
- Предыдущая
- 28/87
- Следующая
