История Хэйкэ - Ёсикава Эйдзи - Страница 33
- Предыдущая
- 33/133
- Следующая
– Как? Значит, вы все же выдадите их монахам?
– У меня нет выбора.
– Ничего себе! Значит, его величество рассчитывает, что основную тяжесть этого дела примут на себя воины?
– Хватит, кончайте этот бесполезный спор. Вспомните, что такое решение предложил не его величество, а я. Так дайте мне выехать, чтобы остановить их, прежде чем они выступят из Гиона. Если мне будет сопутствовать удача и я вернусь живым, будет что рассказать. Теперь всем разойтись по своим постам.
Вместе с Токитадой и Хэйроку, следовавшими за ним, Киёмори выехал на залитую слепящим солнцем дорогу, побелевшую под иссушающим жаром. Каждый лист и каждый побег поник в пламени солнечных лучей. Не отрывая глаз, молча смотрели стражники вслед этим троим, словно на призраков, вышедших побродить при свете дня.
Стоя на каменной лестнице одного их храмов Гиона, три предводителя, вернувшиеся из Приюта отшельника, обратились с горячей речью к двум тысячам монахов, собравшимся узнать о результатах переговоров.
– …Мы не обнаружили искренности в его величестве. Нам вернули обратно обе петиции. Никакой надежды нет, что хотя бы вопрос о Кагасираяме будет урегулирован. Чтобы привести его величество в чувство, нам не остается ничего, кроме похода на дворец со Священным ковчегом.
Поднялся неистовый рев: «Значит, на дворец! Покарать их!» – и с этими криками множество людей принялось подбирать оружие и двигаться к святилищу, где среди тонких свечей, горевших, как мириады звезд, в облаке благовоний, которое уже окутало почти все рощи Гиона, стоял Священный ковчег. Под пение сутр, размеренные удары гонгов и барабанов, чье биение напоминало призывы к оружию у дикарей, огромная армия двинулась в путь, и воздух пульсировал, словно заряженный каким-то дьявольским воздействием. Поднятый наконец на плечи монахов в белых одеждах и ослепительно мерцавший золотыми инкрустациями Священный ковчег, медленно покачиваясь, начал свой путь с горы к большой дороге.
Вдруг перед надвигавшимся ковчегом возникла человеческая фигура и подняла руку.
– Погодите, вы, адские монахи!
На голове этого человека был черный железный шлем без знаков различия, тело заковано в черные доспехи, на ногах – соломенные сандалии, а в поднятой вверх руке – длинный лук. Невдалеке за его спиной стояли Токитада и Хэйроку, без оружия, с застывшими, как маски, лицами.
– Я, владетель Аки, Киёмори из дома Хэйкэ, прошу меня выслушать. Среди вас, злобных монахов, должен же найтись хоть один человек, кто прислушается к голосу разума.
Наступающему войску он показался Адзурой, богом войны, высеченным из черного янтаря, с разверстыми устами, извергающими поток звуков.
Пораженные смелостью этого парня и его словами, монахи закричали:
– Вот так-так! Киёмори! – Затем сумасшедший рев вырвался на волю. – Разрезать его на куски ради праздника крови!
Предводители, шагавшие впереди, ничем не выказали своего удивления и остановили мятежников, удержав их такими словами:
– Пусть говорит. Никому его не трогать. Сначала нужно услышать, что он хочет сказать.
Носильщики ковчега отталкивали назад разъяренную толпу, выкрикивая:
– Никто не должен подходить к ковчегу и осквернять его! Берегитесь приближаться к священной эмблеме!
Не сходя с места, Киёмори хрипло прокричал:
– То, что вы требовали, я теперь же вам даю. Здесь Токитада и Хэйроку – берите их! Однако не забудьте, они все еще живы.
Настороженные взгляды предводителей после слов Киёмори сменились издевательскими ухмылками. Киёмори еще раз набрал в легкие воздуха и продолжал:
– Все это происходит из-за драки в Гионе. Смотрите на меня, о боги! И ты, Будда, услышь! Слушайте, что я скажу. Виновны обе стороны, разве и те и другие не были пьяны? Разве не сказано: в ссоре не правы обе стороны? Я, Киёмори, выдаю горе Хиэй тех двоих, кого я люблю, и взамен требую, чтобы этот священный предмет, символ вашего божества, тоже, как и вы, меня послушал.
Громовой хохот встретил слова Киёмори.
– Посмотрите на этого Киёмори, владетеля Аки! Да он бредит! Да он безумец!
Вся фигура Киёмори искривилась от усилий, которые он прилагал, чтобы быть услышанным. Пот стекал по щекам, подбородку и за ушами.
– Безумец я или нет, но послушайте, что я еще скажу. Пусть и этот бог также меня послушает! Будь он божеством или самим Буддой, только он – бедствие, обман и причина человеческих страданий! Он – объект идолопоклонства и не более того! Разве не обманывал он людей веками, не вел их в никуда, этот гнусный идол с горы Хиэй? Но Киёмори не обманешь. Так слушай же меня, ты, проклятое божество, и берегись!
Оцепенение охватило монахов, пока Киёмори доставал стрелу и прилаживал ее к луку; лук заскрипел, согнутый почти до формы полной луны. Затем Киёмори прицелился прямо в ковчег.
Один из предводителей прыгнул вперед, завопив:
– Увы! Будь проклят, богохульник! Ты умрешь, захлебнувшись в собственной крови!
– Умру, говоришь? Да будет так.
Тетива зазвенела, стрела просвистела в воздухе и вонзилась в самый центр ковчега. Из двух тысяч глоток вырвался исступленный рев. Монахи в белых одеяниях вскочили на ноги и наперебой закричали, воздух вдруг наполнился яростными воплями, отчаянными криками, стонами людей, которые вот-вот лишатся рассудка, и звериным воем.
Никогда еще ковчег так не оскверняли! Никогда ни один человек не поднимал на него руку, поскольку если бы он осмелился, то был бы поражен и умер, истекая кровью. А Киёмори продолжал стоять, и кровь не хлынула у него изо рта. Он публично разоблачил пустоту мифа, и монахи лишились своего авторитета. Ошеломленные предводители лихорадочно искали способ превратить разочарование толпы в ярость и стали подбивать ее к насилию.
– Не позволим безумцу бежать!
Основная часть толпы бросилась вперед. Киёмори исчез в потоке мелькающих копий, пыли и молотящих палок. Неподалеку толпа очень скоро поглотила Токитаду и Хэйроку, и они пропали из виду.
У Киёмори порвалась тетива. Он размахивал луком вокруг себя, сбив с ног трех-четырех противников и продолжая драться, как одержимый. Но другого оружия он не имел, и шансов у него было мало.
– Не убивайте его! Возьмите живым! – Охрипшие предводители настойчиво требовали: – Поймайте его! Сбейте с ног! Мы поволочем его живьем обратно на гору Хиэй! Схватите его живым, живым! – кричали они.
Киёмори можно было использовать как заложника в будущих переговорах с дворцом или, наказав этого отъявленного бунтовщика, на примере показать народу, каково могущество горы Хиэй.
Неповоротливая толпа двигалась неуклюже, и в рукопашной схватке Киёмори вырвал алебарду у какого-то монаха. Он принялся рубить ею по рукам и ногам, пока не покрылся кровью и не заметил шесть или семь человек, распростертых на земле, раненых или мертвых. Он ловил взгляды Токитады и Хэйроку, оказавшихся недалеко и пытавшихся протиснуться к нему. Обрывки их встревоженных криков долетали до него, и он отозвался:
– Не сдавайтесь! Не теряйте мужества!
Все это произошло в течение каких-нибудь мгновений. Тем временем выкрики и волнение привлекли простолюдинов из ближайших окрестностей. Очень скоро плотная толпа возникла на месте событий. Один из простолюдинов подобрал камень и крикнул:
– Не дайте себя разорвать этим волкам с горы Хиэй!
Послышались и другие громкие крики:
– Никчемные наемники! Проклятые монахи!
Толпа шумела:
– Вот вам, жадные, злые монахи!
Народ хватал с земли камни и метал их в сбившихся монахов. За ревом возмущения последовал новый залп камней. В тот момент среди деревьев Гиона возник черный столб дыма. Еще столб, затем еще и еще. Увидев это, монахи дрогнули и в смятении начали отступать. «Мы попали в засаду!» – закричали они друг другу и бросились бежать. В панике было забыто о неприкосновенности ковчега; он опасно кренился над головами, с трудом удерживаемый на плечах монахов, летевших со всех ног по направлению к Гиону.
- Предыдущая
- 33/133
- Следующая
