Сердце Дьявола 2 - Белов Руслан - Страница 5
- Предыдущая
- 5/65
- Следующая
– Под видом сумасшедшего дома, что ли? – съязвил я.
– Нет, – ответил Бельмондо, посмотрев на меня темно. – Мы, скорее всего, откроем в пещере штаб-квартиру организации по борьбе за права человека...
– И в скором времени, столица братского Таджикистана, а вслед за ней и СНГ, переедет на Искандеркуль, – опять съязвил я, впрочем, уже без всякой надежды на успех.
– Ну, в этом нет необходимости... Впрочем, если благодарный народ захочет, почему бы и нет? – пожал плечами Бельмондо. Машина в это время переезжала через речку, за которой темнели подножья Кырк-Шайтана.
– А вот и наша гора! – воскликнул Борис, когда уазик выбрался на берег. – Давайте заночуем под ней, как в прошлом году с Сильвером?
Было уже поздно, и мы с Николаем согласились. Палатка и спальные мешки у нас, конечно, были, как и все необходимое для приятной вечеринки под открытым небом.
Споро поставив палатку, мы соорудили из большого плоского камня стол, покидали на него закуски, овощи, зелень, фрукты, присоединив к ним, конечно, несколько бутылок десертного вина, и сели ужинать.
О, господи, как мне было хорошо! Близкое небо устремлялось звездами к нашим глазам, река ворковала с ночью, костер распространял вокруг себя таинственные отблески и запах березового дыма. Я наслаждался... Иногда мои мысли улетали к Ольге, с которой мы когда-то сидели под этой самой скалой, прижавшись друг к другу, но очередной глоток вина возвращал их в настоящее.
Николай с Борисом молчали. Я пытался завести разговор, но безуспешно. Борис, блестя сумасшедшими глазами, время от времени что-то строчил в записной книжке. Николай тоже был сам не свой: находясь в добром здравии, он давно бы охарактеризовал поведение друга примерно так: "Ленин в Разливе, твою мать!".
Перед тем, как идти спать, я предложил друзьям прогуляться. Лишь только трава оросилась отработанным вином, сверху, с самой вершины Кырк-Шайтана раздался жуткий протяжный крик, такой отчаянный, что всем нам стало не по себе.
– Убили кого-то... – не переставая писать, посмотрел на скалы Борис.
– Ага. Циркулярной пилой, – согласился Баламут, застегивая ширинку.
– Вот идиоты! Никто ведь нас сюда не звал... – буркнул я, последовав его примеру. – Сами притопали. А представьте, что здесь все идет по-прежнему? И какой-нибудь безумец дожидается нас, чтобы выпотрошить наши глупые головы...
– Точно, – нервно хихикнул Баламут. – Чтобы мозги в компьютер вставить.
– На фиг ему твои пропитые мозги... – хмыкнул Бельмондо. – А вот глаза красные, вполне сгодились бы на индикаторные лампочки.
Я засмеялся, представив, как быстро моргает глаз Николая на передней панели компьютера во время работы винчестера.
Минуты три мы стояли, вслушиваясь и вглядываясь в подпиравшую небо зазубренную верхушку Кырк-Шайтана. Однако ничего не увидели и не услышали кроме ублажающего шелеста реки.
Постояв еще, пошли к палатке. Как только Бельмондо, шедший первым, нагнулся, чтобы в нее войти, с вершины Кырк-Шайтана что-то упало и покатилось вниз, увлекая с собой камни. Когда камнепад закончился, мы подбежали с карманными фонариками к подножью горы и увидели обнаженного человека, лежавшего на спине с распростертыми руками.
Живот у него был рвано разверзнут, внутренние органы отсутствовали, также как и "филейные части", то есть бицепсы, бедра и ягодицы.
Ошеломленный этой жуткой картиной, я предложил "выпрямить линию фронта", то есть отойти на турбазу и ночевать там. Но Бельмондо, нехорошо улыбаясь, сказал, что снежный человек, судя по всему, неплохо поужинал, и потому до завтрака нам опасаться нечего. Николай с ним согласился, и мне ничего не оставалось делать, как подчиниться большинству.
Когда до импакта осталось 23 грега, интоксикаторы на пункте физиологической реабилитации закончились. До жидкости в системе экстренного струнного замедления Трахтенн вон Сер добраться и не мечтал (конструкторы, зная об ее свойствах, постарались на славу). Несколько мер послонявшись по кораблю, Трахтенн занялся починкой релаксатора – а что было делать? К его несказанному удивлению это поползновение завершилось полным успехом, и релаксатор кокетливо замигал спасителю зелеными индикаторами.
Трахтенн тут же полез в него и... и, в конечном счете, утратил душевное равновесие. Несколько грегов после испытания починенного релаксатора он ходил как в дрену опущенный, вновь и вновь переживая испытанные ощущения. Это было ужасно и... притягательно своей изящной простотой!
...Лишь только релаксатор заискрился разрядами, Трахтенн ощутил себя прямоходящим существом-гуманоидом, совершенно лишенным слизистого покрова, с небольшой головой, покрытой белокурым волосом, с четырьмя удлиненными пальчатыми конечностями. Между нижними конечностями располагалась еще одна, но гораздо меньших размеров и без пальцев. Существо в ожидании удовольствия возлежало на широком ложе, покрытом блестящей алой тканью... Оно ожидало другое существо, омывающееся в соседнем помещении жидкой окисью водорода.
Вытянув из Трахтена последнюю капельку вожделения это существо явилось – белотелое, с длинными блестящими волосами, с двумя мягкими эластичными полусферами на груди и без пятой конечности между ног (вместо нее была влажная щель, поросшая по краям кудрявым волосом). Звали это создание Нинон. Она опустилась на ложе и, играя глазами, принялось обнимать и приглаживать бархатными конечностями тело Трахтенна. Это бесподобно чувственное действо продолжалось с десяток эхов; их хватило, чтобы мариянин, совершенно сойдя с ума, обездвижил создание кручмами, нет, руками и жадно впился своей оральным отверстием в ее отверстие, приоткрытое, зовущее, так привлекательно окрашенное по краям красной приятно пахнувшей краской. Во время этого действа пятая конечность Ван Сера неожиданно отвердела и увеличилась в размерах. Метаморфоза привела Нинон в совершеннейший восторг, она обхватила мягкими краями орала пятую конечность Трахтенна и стала совершать головой неистовые возвратно-поступательные движения.
Поначалу Трахтенн боялся, что Нинон повредит его нежную конечность своими белоснежными измельчителями пищи, но эти опасения оказались напрасными. Измельчители, как незадействованные актеры, спрятались за кулисы тонких эластичных... губ (слова, описывающие Нинон, один за другим падали в сознание Трахтенна, как падают золотые монеты в драгоценную копилку скупца). О, эти губы! Как они были прекрасны! Как точно они передавали все грани настроения Нинон, все ее желания, всю ее половую суть! Но, тем не менее, Трахтенн (не вытерпев и трех мер) вырвал свою звенящую радостью конечность из орала Нинон, перегруппировался криглом и неожиданно для себя вставил ее в щель между нижними ее конечностями.
О боже! Какое это было непередаваемое блаженство! Всякий раз, когда Трахтенн вспоминал этот момент, его передние нижние кручмы начинали мелко вибрировать, он покрывался голубой слизью, надувался гелием и прилипал к потолку. И падал вниз, в который раз поняв, что вновь и вновь жаждет того, что случилось потом. И ни с какого бока не желает более ни манолию, ни, тем паче, пресыщенную ксенотку. И более того, боится, что в следующий раз релаксатор предложит ему что-нибудь другое...
После пятого падения, вон Сер засучил фалды и пошел в приборный отсек с твердой решимостью добраться до содержимого системы экстренного торможения. По пути он по привычке заглянул на командный пункт и в главном иллюминаторе увидел Желтого Карлика. Третья его планета, Синия, сверкала звездочкой 10-й величины.
"Скоро она перестанет существовать, – горько усмехнулся Трахтенн, не сводя с планеты воспаленных глаз. – Перестанет существовать, чтобы Вселенная-3 существовала вечно..."
Отойдя от иллюминатора Трахтенн, задумался о Нинон, и его мозг болезненно сморщился. Он понял, что релаксатор после починки настроился на волну ближайшей обитаемой планеты... То есть на волну Синии... А для Трахтенна в настоящее время это означало только одно: через 22 грега и 43 мер прототип Нинон перестанет существовать вместе со своей планетой.
- Предыдущая
- 5/65
- Следующая
