Парусиновый саван - Вильямс Чарльз - Страница 12

• Предыдущая
• 12/36
• Следующая

Я оглянулся, намереваясь бежать вдоль пирса. Но один из преследователей навалился на меня сзади и ухватил за пояс. Мы оба свалились на самом краю пирса. Я споткнулся о швартовые баржи и полетел в воду — между бортом баржи и пирсом.

Вода сомкнулась над моей головой. Я сделал несколько энергичных движений под водой, стремясь отплыть от того места, где упал. Но не повезло: я уперся в борт баржи, обитый стальными листами. Я резко оттолкнулся от борта и тут же наткнулся на сваи, облепленные морскими ракушками, порезав при этом руку об их острые края. Ухватившись за сваю, я забился под пирс и только там вынырнул на поверхность.

— Свет сюда!.. Эй, слышите?! — истошно закричали надо мной.

Видимо, бандит тоже споткнулся о канат, но схватился за него и в воду не упал. По деревянному настилу пирса загрохотали башмаки преследователей. Мне следовало забраться подальше под пирс, иначе меня могли обнаружить. Однако прилив начал тянуть меня назад, к барже. Я крепко держался за сваю, оглядываясь по сторонам в поисках спасения. В темноте, однако, не было видно других спасительных свай. А бороться с течением немыслимо!

Внезапно яркий свет осветил мое убежище под пирсом.

— Вот он! Здесь этот гад! — раздались громкие голоса бандитов. — Он держится за сваю!

Я набрал полные легкие воздуха и нырнул. И тут же уперся лбом в борт баржи. Конечно, некоторое время можно было плыть вдоль нее. Но если я вынырну, то снова окажусь на виду. Выбора не было. Я нырнул под баржу. Опустившись поглубже, я почувствовал, как вода больно давит на перепонки. Значит, я достиг глубины более двенадцати футов. Я нащупал место, где стальные листы сходились, образуя киль. Я находился под самым днищем баржи. В непроглядной темноте трудно было определить ширину днища, а значит, и расстояние, которое мне предстояло преодолеть. Но это было не самое страшное. Страшнее были трое бандитов, которые метались по пирсу. Но так или иначе, обратного пути не было. Течение подхватило меня и утянуло под днище баржи. Я заработал руками изо всех сил, чувствуя затылком стальную обшивку днища.

Потом руки мои вдруг погрузились в тину. В первое мгновение я отдернул их. Но затем вновь обрел присутствие духа, сознавая, что мое единственное спасение — двигаться вперед. Поверни я назад, мне никогда не выбраться бы из-под днища баржи. Если бы даже удалось правильно сориентироваться, у меня все равно недостало бы сил, чтобы плыть против течения. Я что есть мочи работал руками, опускаясь все ниже. Теперь я весь погрузился в тину. Спина моя между тем касалась днища баржи.

И вдруг оказался в чистой воде, и уже ничто не мешало моим движениям. Но тут я начал задыхаться от недостатка кислорода, возникла резкая боль в легких. Киль баржи остался позади — я начал всплывать, судорожно махая руками. Наконец я вынырнул на поверхность и вздохнул полной грудью — раз, другой… И тут футах в десяти слева от меня по воде скользнул луч света. Я снова нырнул. Бандиты перешли на другой борт баржи и освещали воду с моей стороны. Я плыл под водой, изо всех сил работая руками и ногами. Прилив помогал. Когда я снова вынырнул, баржа была уже ярдах в пятидесяти от меня. Бандиты, отчаянно сквернословя, продолжали светить фонарями вокруг баржи. Я изменил направление и поплыл наперерез течению, к темневшему невдалеке берегу. Вскоре я ощутил руками дно, встал на ноги и посмотрел назад.

Я находился ярдах в двухстах от пирса и пришвартованной к нему баржи. Мои преследователи пытались осветить поверхность воды вдали от пирса, в том направлении, куда я поплыл. Пришлось податься назад и вниз, над водой осталась лишь голова. Я ждал и слушал, как они переговаривались между собой. Меня они так и не заметили и повернули обратно. Через несколько минут заработал двигатель автомобиля, стоявшего на берегу, неподалеку от пирса. Вспыхнули фары, машина тронулась — и вскоре ее задние огни потеряли яркость и пропали вдали. Я выбрался на берег. Мне тут же пришлось сесть — ноги подо мной просто подломились, колени дрожали. То была запоздалая нервная реакция на то, что со мной произошло.

Немного погодя я снял с себя одежду и выжал ее. Бумажник, часы и зажигалка так и остались при мне. Документы и деньги намокли, и я их, как мог, промокнул. Сигареты выбросил. Оказалось, что в темноте не так просто натянуть на себя мокрую одежду. Ветра не было, комары противно зудели вокруг. Справа виднелись огни Саутпорта, подсвечивавшие нижнюю кромку облаков. Я встал, для большей уверенности отыскал взглядом Полярную звезду и зашагал к городу…

— Где это случилось? — спросил Уиллетс. — Вы можете описать это место?

— Да, — сказал я. — Это, должно быть, милях в восьми — десяти к западу от города. Я прошел пешком примерно три мили, прежде чем удалось остановить патрульную машину. Там сохранился с прежних времен деревянный пирс, а на нем — сарай. С западной стороны пирса стоит на якоре баржа. Ее корпус обшит стальными листами. На берегу, видимо, были какие-то постройки, но они давно сгорели. Остались только фундаменты да еще кое-какие обломки.

Уиллетс с Рамиресом переглянулись и понимающе кивнули один другому.

— Похоже на бывший сахарный завод Бауена. Он находится за городской чертой, надо поехать туда и взглянуть на него. Вам тоже лучше отправиться с нами, чтобы опознать это место. Вы оправились после того, что с вами приключилось?

— Вполне, — подтвердил я.

Шел одиннадцатый час вечера. Разговор этот проходил в отделении “Скорой помощи” окружной больницы. Сюда меня доставила патрульная машина. Они же сообщили по рации в полицейский участок обо всем, что со мной произошло. Там попросили не отпускать меня, пока не будет проведено расследование. Осматривал меня молодой врач, которому, как видно, уже осточертела возня с пациентами. Он сказал, что на затылке у меня глубокая рана, но кость не задета. Затем обработал каким-то составом порезы на руках, заклеив их лейкопластырем. В завершение всей операции угостил меня сигаретой и дал с собой две таблетки аспирина.

— Будете жить! — заверил он меня, демонстрируя свое безразличие к здоровым пациентам.

Но долго ли осталось мне жить на этом свете? Сейчас мне удалось вырваться из рук преступников, но как только они обнаружат, что я уцелел, охота за мной возобновится. Что было делать? Просить полицию охранять меня до конца дней? Это же просто смешно! Взрослый мужик требует защитить его от трех пар башмаков! Ведь в лицо-то я их не видел!

Кто такой Бэкстер? Зачем он им понадобился? И с чего они взяли, что мы высадили его на берег? Я не знал ответа на этот вопрос и двадцать минут спустя, когда в больнице появились Уиллетс и Рамирес. Они, конечно, не были на дежурстве, но их вызвали: дело Кифера висело на них. Я рассказал им историю своего похищения.

— Что ж, поехали, — сказал Уиллетс. Мы вышли из больницы и сели в патрульную машину. Вел ее Рамирес — довольно быстро, но сирены не включал. Одежда на мне еще до конца не просохла, так что я наслаждался прохладой. Голова болела меньше, но я чувствовал, как в ней тяжело пульсировала кровь. Большую часть пути шоссе было свободно, так что мы добрались до места за четверть часа. Дорога у берега была разбита и завалена ракушками. Я сразу же узнал место происшествия. Уиллетс и Рамирес достали электрические фонарики, и мы начали пробираться через всякий хлам к пирсу.

Дверь сарая открывалась наружу, в сторону баржи. Внутри было темно и пусто. Пол, где я сидел у стены и где меня рвало, все еще был мокрым от воды, которой меня окатывали бандиты. Тут же валялось пожарное ведро — им они таскали воду. К его ручке был привязан конец веревки. Уиллетс прихватил ведро с собой в надежде, что на нем могли сохраниться отпечатки пальцев. Больше в сарае ничего не было: ни следов крови, ни каких-либо признаков того, что Кифера убили здесь. Мы вышли из сарая. Рамирес посветил в воду — между пирсом и бортом баржи.

— И вы смогли здесь проплыть? — удивился он. — О Боже…

— У меня не было выбора, — сказал я. Мы вернулись в полицейский участок, в ту самую комнату, где я уже побывал в то утро.

• Предыдущая
• 12/36
• Следующая