Два зайца, три сосны - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 41

• Предыдущая
• 41/45
• Следующая

– Бесполезно, у меня же новый, старый утонул… О, я позвоню ее хахалю, его телефон у меня есть. Только, наверное, уже поздно.

– Глупости, по такому поводу можно и разбудить чувака.

– Ты права, чем раньше Юлька узнает, тем легче ей будет приехать.

– А она приедет, ты думаешь?

– Я хочу на это надеяться.

Я набрала номер, запечатленный в памяти мобильника.

– Андрей?

– Олеся? Вы? Страшно рад вас слышать! Вы надумали?

– Андрей, простите, что поздно, но… мне нужен телефон Юли. Сегодня умерла мама.

– Да-да, разумеется, записывайте, Олеся, вам нужна помощь?

– Нет, спасибо, только телефон.

Он продиктовал мне целых три номера, по одному из которых ее наверняка можно найти.

– Спасибо, Андрей.

– Олеся, я только хочу вас предупредить…

– Я не скажу ей, что телефон мне дали вы…

– Боже, я вовсе не о том… Говорите, сколько хотите. Я хотел предупредить вас, чтобы вы были готовы к тому, что Юля может отказаться приехать.

– Знаете, это уже ее личное дело, но сообщить ей нужно.

– Хотите, возьму это на себя, вам и так сейчас тяжело.

Меня тронул его порыв.

– Спасибо вам, но я должна сама… И будь что будет.

– Олеся, вы можете на меня рассчитывать, если понадобится какая-то помощь. Знаете, когда умирает старый человек, случается, что некому вынести гроб, не хватает мужчин… Я готов, если нужно…

– Спасибо, но, кажется, этой проблемы не будет…

– Ну и в дальнейшем тоже…

– Что?

– Можете на меня рассчитывать.

– Что это у тебя такой обалделый вид? – спросила Лерка.

– Знаешь, он предлагал мне любую помощь, даже предложил прийти на похороны, чтобы нести гроб…

– Ничего себе! Это он один раз мельком увидал тебя в ресторане?

– Нет, я вчера с ним встречалась.

– Зачем это?

Мне не хотелось рассказывать всю историю, и я просто ответила:

– Он хочет экранизировать «Новости-хреновости».

– А он кто?

– Как я поняла, продюсер.

– Самая любимая твоя профессия! Это же правда жуть! Так ты ему нужна, что он готов тащить гроб совершенно чужой женщины?

– Знаешь, во-первых, он много лет был любовником ее дочери, так что…

– А теперь подбивает клинья под другую.

– Брось, Лерка, зачем так плохо думать о людях?

– Ладно, давай, звони сестрице.

Я набрала первый из номеров.

– Если кто другой подойдет, проси не Юлию, а Джулию, – подсказала Лерка.

Но по этому номеру никто вообще не ответил. Я набрала второй. И сразу же услышала Юлькин голос.

– Юля, это Олеся!

Она выдержала паузу.

– Олеся? Как ты узнала этот номер?

– Юля, сегодня утром умерла мама.

Она молчала.

– Похороны в пятницу. Ты приедешь?

– Извини, нет. И не беспокойся, я ни на что не собираюсь претендовать.

– Претендовать? – не врубилась я.

– Ни на какое имущество. Мне от этой женщины ничего не нужно.

– Юля, она же твоя мать! Ты же потом не простишь себе.

– Но она же себе все простила.

– Ее мучила совесть.

– Извини, это бесполезный разговор.

Я бросила трубку. Мне хотелось крикнуть ей, что мать может, потому и умерла, что Юлька ушла от нее на Спиридоновке, но это и впрямь было бесполезно. Так я окончательно потеряла сестру.

– Не приедет? Понятно, – грустно проговорила Лерка. – А знаешь, это даже хорошо.

Утром я поехала встречать Гошку. Он был пришиблен.

– Мам, а бабушка… отчего умерла?

– От острой сердечной недостаточности.

– А отчего у нее эта недостаточность случилась?

Я вдруг поняла, что его мучает.

– Нет, Гошка, это не из-за тебя… Бабушка была старая, и потом ее всю жизнь терзали страхи, а под конец еще и совесть. Вот сердце и не выдержало.

– Мам, а тетя Юля приедет?

– Нет, не приедет. Она не может.

– Не хочет, да?

– Ну, в общем…

– Мам, тогда мы к ней не поедем, ладно?

– Конечно, Гошка, с чего мы вдруг поедем к какой-то чужой тетке. Как я рада, что вы с дедом приехали, мне будет не так одиноко.

– А дядя Митя?

– Дядя Митя ничего не знает.

– Опять поссорились? – огорчился Гошка.

– Да, и расстались. Я не могу выносить его характер.

– Жалко. Он вообще-то клевый… И потом, мне было бы спокойнее за тебя…

У меня полились слезы.

– Ничего, сын, я не пропаду и без дяди Мити. Мне спокойнее без него. Все будет хорошо, сыночка.

– Мам, если хочешь, я вернусь.

– Нет, поживи лучше с дедом, тебе это полезнее.

– А ты переедешь в бабушкину квартиру?

– Нет. Бабушкина квартира останется тебе. Вырастешь, женишься, будет у тебя свое жилье. А мне лучше здесь. Здесь же никто не умирал, с этой квартирой не связано еще ничего плохого… Мне хорошо тут работается. А как поживает Марика и жирафик?

Через два дня после похорон я проводила Гошку с дедом. И только отъехав от аэропорта, сообразила, что за эти дни Аполлоныч ни разу мне не позвонил, что было по меньшей мере странно. Мог бы хоть спросить, что с мамой, не нужна ли мне помощь. А ведь он, наверняка, все знает от Гриши. Даже о том, что кроме трех соседей и моих друзей, на похоронах никого не было. Хотя мама была не так стара, чтобы никого из ее знакомых не осталось в живых. Просто она была тяжелым и не слишком добрым человеком… сделавшим, вероятно, немало дурного не только старшей дочери. Но и ее жизнь была кошмарной. И какой же все-таки умный Миклашевич. Мать была лишена чувства юмора и от этого были ее беды… и беды Юльки тоже… А я была слишком близко к ним, чтобы это понять. Я вообще с трудом переношу таких людей. Мне вспомнилось одно ток-шоу, в котором я участвовала. Там была молодая, красивая девушка, то ли психолог, то ли телеведущая, а скорее всего то и другое в одном флаконе. Боже, стоило ей открыть рот, как у меня создалось впечатление, что она так тоща оттого, что у нее завелись глисты, причем не в животе, а в голове. Она блистала познаниями в области чуть ли не всех наук, но была напрочь лишена чувства юмора и уж тем более самоиронии, и я чуть не сдохла от тоски и раздражения. Я видела, как страдал весьма эрудированный ведущий, чье воспитание не позволяло ему перебить даму, и он невероятно напрягся, выжидая момент, когда можно будет вклиниться и передать микрофон другому участнику. Тяжелое воспоминание!

Ну и что мне делать теперь? Работать в таком настроении я не смогу. Видеться с кем бы то ни было неохота, но и просто предаваться скорби тоже невмоготу. Надо как-то себя развлечь, чтобы вернуться к работе, которая все-таки лучшее лекарство, но, чтобы его принимать, надо пройти курс реабилитации. И я решила проехаться по магазинам, купить какую-нибудь обновку, потом посидеть в кафе, почувствовать себя человеком. Своей героине я бы такого не позволила, но обо мне-то никто не узнает. Сегодня вечером день рождения Гришки, но я уже сказала, что не пойду. Сидеть в компании было бы невыносимо, а одной прошвырнуться по магазинам самое оно! И тут меня осенило! Я уеду куда-нибудь к морю, одна, недели на две, возьму с собой ноутбук, и буду работать! Я решила первым делом найти путевку, а уж потом, исходя из того, куда я соберусь, купить себе шмотку! Девять дней, сорок дней, мама ничего этого не признавала, так зачем я буду соблюдать это? Я сразу позвонила в агентство и попросила подыскать мне что-нибудь. Мне не нужно ничего особенного, просто море и солнце.

Выслушав мою просьбу, знакомая женщина-менеджер деловито осведомилась:

– У вас есть шенгенская виза?

– Есть.

– Завтра утром вы готовы лететь?

– А куда?

– На Тенерифе!

– Боже, неужто это возможно?

– Да! Только что одна женщина отказалась. Приезжайте скорее с деньгами!

– Еду!

В агентстве, которое располагалось в глубине двора на Новобасманной, меня встретили вопросом: «Когда будет новая книга?» Это было приятно. И рассказали, что отель четыре звезды, расположен в ста метрах от прекрасного пляжа, полупансион и, поскольку путевка практически горящая, мне полагается еще и неплохая скидка. Вылет завтра в одиннадцать утра из Домодедова. Господи, неужели завтра я окунусь в Атлантический океан?

• Предыдущая
• 41/45
• Следующая