Два зайца, три сосны - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/45
- Следующая
Я поехала к нашему метро, спустилась в переход забрать футболку. Оказалось, что буквы готовы, но еще не наклеены. При мне вчерашняя тетка развернула рулончик, приложила к футболке и засунула в какую-то машинку, прикрыла крышкой, на меня повеяло жаром и тут же я увидела слегка пушистые белые буквы А п о л л о н ы ч. Сердце радостно екнуло. То же было проделано со вторым рулончиком и вот уже подарок готов! Выглядит очень эффектно!
Я поднялась в универмаг, купила красную с золотым тиснением коробку, на которую девушка нацепила роскошный золотистый бант. Надо только дожить до утра. Мне уже очень хотелось дожить до утра.
И я дожила!
Он был немного напряжен.
– Если б ты знала, как я соскучился! Даже позвонить не было возможности.
– Ну позвонить всегда есть возможность.
– Знаешь, я когда замотан, даже не хочу звонить, ну что звонить в таком состоянии…
Типично мужская логика! Но я промолчала. Все-таки у человека день рождения, и он нашел время встретиться, это важнее.
– А что это у тебя за коробка? – с мальчишеским любопытством поинтересовался он.
– Подарок тебе, вот держи!
– А что это?
– Разверни, увидишь, ничего опасного.
Он снял крышку с бантом, футболка была прикрыта еще красной шелковой бумагой.
– Олеся, что это?
– Ты вынь, разверни.
Надпись в сложенном виде не читалась.
Он развернул и ахнул. Вскочил, расцеловал меня, приложил к себе футболку. Похоже, он был в восторге.
– Олеська, – произнес он прочувствованно. – Никто на свете не мог бы придумать такого подарка… Только ты… Я люблю тебе, Олеська.
Он был очень милым, этот единственный оставшийся заяц.
На террасе ресторана никого кроме нас не было. Нам подали меню.
– Смотри! – воскликнул он. – Как тебе нравится: «Куриные грудки «Эротика»? Давай закажем, а? Интересно!
– Давай, хоть это и чудовищно глупо, какая эротика в куриных грудках?
– А вдруг?
«Эротика» представляла собой куриную грудку со сливочным соусом и рисом с множеством зелени и специй.
– Жаль, мы оба за рулем, не сможем выпить… – огорчился он. – Скажи, а почему это блюдо называется «Эротика»? И какое-то оно не праздничное…
– А видимо у них дешевые поставки куриных грудок, вот они и изгаляются с названиями, рассчитывая на таких любопытных дураков, как мы. Впрочем, это довольно вкусно, хоть для утра и не очень подходит…
– А по-моему очень вкусно, и в твоем присутствии даже вполне эротично… Когда я могу к тебе приехать?
В этот момент зазвонил его мобильник.
– Вот черт! – раздраженно бросил он. – Алло! Да, Федор Семеныч, слушаю, что ты говоришь? И всего-то? Ну, я с этим разберусь, я ж говорил тебе, что это пустяки! Ну, не вздумай только хоть одной живой душе… Я надеюсь. Будь здоров, считай, ты мне сделал самый роскошный подарок ко дню рождения! Забыл? Ладно, прощаю, будь здоров, я занят!
Он посмотрел на меня как-то странно. Задорно, и даже победительно.
– Что случилось?
– Звонил мой начальник службы безопасности. Он там кое-чего опасался, а выяснилось, что это пустяки. Олеся, знаешь что, ты выйдешь за меня замуж?
– Что? – я чуть не подавилась «Эротикой».
– Разве я неясно выразился? Пойдешь за меня замуж?
– Не пойду, а что?
Он растерялся. Им вечно кажется, что все бабы жаждут за них замуж!
– Почему это? – обескуражено спросил он.
– По целому ряду причин.
– Перечисли!
– Во-первых, ты женат!
– Это после звонка Семеныча уже не является препоной.
– То есть?
– Выяснилось, что Арина наняла частных детективов следить за мной и факт прелюбодеяния был зафиксирован.
– Ни фига себе! – я чуть не присвистнула.
– Кроме того, воспользовавшись переполохом, который подняла служба безопасности, она требовала, чтобы я немедленно уехал из Москвы. Как тебе это нравится? – веселости как не бывало, его буквально душило негодование.
– Твоя жена тебя любит или по крайней мере не хочет терять, все вполне объяснимо.
– А ты? Ты любишь меня?
– Я слишком мало тебя знаю, Матвей. И потом, у меня сейчас очень сложный момент в жизни…
– А почему ты мне ничего не рассказываешь?
– Тебе разве до моих проблем есть дело?
– Ты меня упрекаешь?
– Боже упаси, я просто объясняю…
– Дело в Миклашевиче? Ты выходишь за него замуж? Тогда зачем ты спуталась со мной?
– Спуталась? Потому что мне померещилось… Матвей, а ты знаешь, твоя жена очень умной оказалась. Ведь мы сейчас поссоримся… К тому же не надо принимать столь скороспелые решения. Ты сегодня утром до приезда сюда думал о браке со мной?
– Честно? Нет. Я просто жаждал тебя увидеть. Но я же еще не знал… Хотя вчера я вдруг что-то подобное заподозрил и рассказал о своих подозрениях Семенычу. Он мой товарищ еще по лётке… Ну, а еще какие причины?
– Тебе мало?
– Значит, у меня нет никакой надежды?
Я хотела сказать, что нет, и вдруг дрогнула… А может, это именно то, что мне нужно? Я еще не люблю его, но, возможно, смогу полюбить… А Арина сама подписала себе смертный приговор, после этой истории он вряд ли с нею останется.
– Ты задумалась, Олеська!
– Задумалась, – пришлось признаться мне.
– Тогда я сразу подаю на развод! Конечно, я оставлю Арине и дом, и квартиру, а мы с тобой… Дом в Литве ты устроишь так, как хотела… Я человек неприхотливый, и характер у меня не самый скверный, подумай, Олеська, я не буду тебя торопить…
Опять зазвонил телефон, на сей раз мой и я вдруг испугалась, я почувствовала, что услышу что-то дурное.
– Олеся, это Маруся Сивкова, Олесечка, к Надежде Львовне вызвали скорую, ей плохо, приезжай!
– Еду! Маруся, скажи, чтобы врачи меня дождались, я буду скоро, умоляю тебя!
– Да они еще и не приехали! Я побуду с Надеждой Львовной.
– Что случилось?
– Маме скорую вызвали! Матвей, прости, я поеду!
– Поехать с тобой?
– Нет!
Я вскочила и выбежала на улицу. И как назло на Садовом я попала в жуткую пробку. Надо сказать, что несмотря на постоянные жалобы, мама отличалась завидным здоровьем, и я никогда не вызывала скорую. Привычки к этому у меня не было. Отец умер от инфаркта совсем рано, когда мне было только десять, с тех пор скорой у нас не бывало. Я набрала номер матери.
– Маруся? Я попала в пробку! Приехали врачи?
– Приехали, но уже поздно, Олесенька, – всхлипнула Маруся.
– Как?
– Надежда Львовна… умерла.
Я застыла. Какой бы ни была моя мать, она моя мать… Я вдруг почувствовала себя бесконечно одинокой.
Вечером я позвонила сыну. И сказала, что он должен приехать на бабушкины похороны. Владимир Александрович поддержал меня и вызвался приехать вместе с Гошкой. Я была ему бесконечно признательна. Ко мне приехала Лерка. Гриша взялся помочь с организацией похорон. Лерка трогательно опекала меня, кормила, заваривала кофе, отвлекала разговорами, сочувствовала.
– Знаешь, это такая счастливая смерть, – сказала вдруг она, – твоя мама совсем не мучилась, это же счастье так умереть. Ты вспомни, что было с моей мамой, четыре года в параличе… А Надежда Львовна умерла в одночасье… Хотела бы я сама так умереть. И знаешь еще что… Ты ни разу, ни на секундочку не пожелала ей смерти. Не брала на душу этого греха…
– Это правда. Но главное, она не мучилась, но я… Я не успела… сидела в треклятой пробке…
– Что ж поделаешь, Олеська, и очень правильно, что ты вызвала Гошку. А как с Юлей? Ты не хочешь сообщить ей?
Я вдруг сообразила, что совсем забыла о сестре.
– А нужно?
– Ну, она же и ее мать, какая бы ни была…
– Знаешь, я не могу ей звонить. И я даже не знаю, дозвонюсь ли…
– Ты обязана попытаться, Олеська. Хочешь, я сама с ней поговорю? Я с ней даже не знакома, мне нетрудно.
– Надо попробовать. Где у меня ее визитка?
Но сколько я ни рылась в сумках и ящиках, визитка мне не попалась.
– Погляди в мобильнике! – посоветовала Лера.
- Предыдущая
- 40/45
- Следующая
