И умереть некогда - Виалар Поль - Страница 40

• Предыдущая
• 40/63
• Следующая

— Да… да… Ты даешь мне все… я тебе всем обязана… Прости меня… Но сделай так, чтоб не бросать меня, чтобы я всегда знала, где ты. Я не могу жить без тебя. Если бы ты знал, как я тебя люблю!

— Знаю, детка. Знаю.

Он обнял ее, поцеловал в губы. Право же, это были самые свежие губы, какие он когда-либо целовал, первая настоящая любовь в его жизни. Многие любили его — например, Глория, а он — никем еще он так не дорожил, как дорожил Лоранс, — никогда. И на какой-то миг он забыл обо всем, — он был любовником, наслаждающимся ниспосланным ему счастьем, в эту минуту, сейчас. И все же, когда он оторвался от нее, она услышала, как он сказал:

— По-моему, мне надо лететь одиннадцатичасовым. Мы успеем повидаться с владельцем участка до того, как я поеду на аэродром.

В самолете, летевшем в Париж, — за окном ничего не было видно, облака нависали над самой землей, и клубился туман, — Гюстав вспоминал подробности минувшего утра.

Встал он рано — так было надо. Когда он открыл глаза, он увидел, что Лоранс склонилась над ним и смотрит на него с любовью. Просто удивительно, чтобы у такой молоденькой женщины примешивалось столько материнской нежности к любви, — для Гюстава это было не менее ценно, чем та любовь, которую она подарила ему накануне вечером, прежде чем он, сраженный усталостью, заснул беспробудным сном. Да, Лоранс могла смотреть на него спящего, могла видеть его голым, ничем не прикрытым, — и тем не менее она не знала его до конца, хоть и знала главное. Другой человек, не имевший к нему никакого отношения, не так давно разбился в самолете, похожем на тот, в котором летел сейчас Гюстав, но ведь не каждый же день бывают авиационные катастрофы, и Гюстав летел без всякого страха, — разве что порой слегка вздрагивал при мысли о том, что в какой-то мере возвращается в прежнюю шкуру, вновь обретает свое «я». Но человеком он останется все тем же — тем, которого любила Лоранс.

Накануне из ресторана он позвонил хозяину участка в Симьезе и сговорился встретиться с ним на следующий день утром. На этот раз Лоранс ехала туда в «бьюике», и восторгам ее не было конца: какая разница между этой машиной и старенькой «ведеттой», — только такую и подобает иметь главе предприятия, директору компании! Все делается само собой, не надо переключать скорости, и какой мягкий ход! Ах, как бы ей хотелось поехать на такой машине с Гюставом в Рим! Но люди деловые, конечно, не могут таскать с собой женщин, особенно если это не законная супруга. Вот когда они поженятся…

Хозяин участка оказался мужчиной лет шестидесяти, вдовцом, обитавшим совсем рядом на вилле, где, должно быть, редко открывали окна, потому что утром воздух там стоял спертый, насыщенный всеми испарениями ночи. Встретил он их в халате из пиренейской ткани, в который зябко кутался, так как вечером из соображений экономии тут обычно выключали отопление. На переговоры с ним много времени не потребовалось: ему, конечно, далеко было до Гюстава. Гюстав, никогда прежде не встречавший этого человека, казалось, знал о нем все, — он обладал удивительным нюхом, который можно было бы назвать гениальным и который приводил в восторг его самого, дополняя ту радость, даже наслаждение, что он неизменно получал от одного процесса ведения дел.

— Мадам, наверно, вам говорила: моя цена — семнадцать миллионов, — заявил хозяин виллы.

— Это не вполне совпадает с той, которую я хочу предложить.

— Участок того стоит.

— Для вас. Но не для покупателя.

— Цена на него будет все повышаться.

— Когда же это?

— Ну, я не спешу.

— Тогда почему же вы решили продать его?

— Я вложил деньги в несколько владений и естественно, что время от времени хочу что-то реализовать.

— Желание не только вполне естественное, но и законное, да, наверно, это и необходимо. Но если мои сведения верны, вы продаете этот участок уже три года.

Собеседник растерялся, забормотал:

— Да нет… не три… не совсем три…

— Ну, скажем, два с половиной… Так вот, даю вам за него четырнадцать миллионов.

Лоранc в ужасе посмотрела на Гюстава. Во-первых, она знала, что из этих четырнадцати миллионов у него нет ни гроша, а потом — назвать свою цену вот так, сразу, казалось ей неправильным: тогда и спорить будет не о чем. Надо было ему предложить меньше, чтобы потом — если понадобится — надбавить. Но Гюстав был не торговец, а делец. Раз он сказал «четырнадцать миллионов», значит, именно четырнадцать он и намерен заплатить.

— Шестнадцать, — сказал владелец: это уже было хорошим предзнаменованием, — шестнадцать… Притом я хочу обратить ваше внимание на то, что участок моими стараниями оформлен на имя акционерного общества, поэтому право передачи…

— Я в курсе. Поэтому-то я и говорю: четырнадцать миллионов. Мосье, — добавил Гюстав, — у меня довольно большой опыт в такого рода делах. Я предлагаю вам за ваш участок четырнадцать миллионов, и ни гроша больше. Если вы согласны, давайте договариваться, если нет, я, к сожалению, выхожу из игры. Ну что ж, если вы действительно не слишком нуждаетесь в деньгах…

Он обвел взглядом старую, но не старинную мебель, столы и этажерки, на которых лежал слой пыли, указывавший на то, что уборку здесь делают лишь от случая к случаю. Правда, это ровным счетом ничего не означало: часто люди живут в ужасающих условиях, а в банке или в сундуке у них лежит состояние. Но здесь Гюстав чувствовал, нюхом улавливал, что человек этот хочет продать участок, что ему это необходимо по каким-то, неизвестным Гюставу причинам. А потом — для него это была обычная игра: «да» или «нет». Если «да», значит, он выиграл. Если ему откажут, он станет думать.

— Мосье, — заговорил хозяин, — вы прекрасно знаете, что этот участок стоит шестнадцать миллионов.

— При условии, что кто-то такую цену даст. Что до меня — я предлагаю вам четырнадцать… и сразу.

Лоранс снова посмотрела на Гюстава — она даже похолодела от ужаса. Перед ней был совсем не тот человек, который с такою нежностью относился к ней, рядом с которым она спала, а другой, даже внешне на него не похожий, — человек, занятый делом и только делом, и ей показалось, что она как-то лучше поняла, что представляет собой этот новый для нее человек, который вместе с Джонсоном вел переговоры по поводу ЕКВСЛ, ездил в Рим и ничего не написал ей оттуда. И она со смешанным чувством ужаса и восхищения изумленно смотрела на него сейчас. Но Гюстав оставался бесстрастным — лишь едва заметная ироническая складка образовалась в уголке его рта. Рука его спокойно и неподвижно лежала на подлокотнике кресла, однако во взгляде зажегся огонек — живой, веселый, даже, можно сказать, радостный, совсем необычный и такой непохожий на знакомое ей пламя любви. Еще больше удивляло ее это хладнокровие, эта сдержанность в споре и одновременно твердость, уверенность в себе. Гюстав поднялся.

— Мне кажется, мосье, что мы ни к чему не придем. Мы только отнимаем друг у друга время — вы у меня, а я — у вас. Тем не менее, думается, вам следовало бы взвесить некоторые аспекты проблемы, которые в данный момент, видимо, ускользают от вас. Я сейчас выложу все карты на стол и поясню вам мои намерения: участок у вас большой, для меня — не слишком большой, но вполне достаточный, чтобы я мог использовать его так, как мне хочется. А я хочу построить дом, хороший, отличный дом, который придаст всему району должную окраску и тем самым повысит в цене ваше травленное молью владение, на территории которого мы сейчас находимся и которое, как вы понимаете, в общем-то обесценено. Дело в том, что я собираюсь построить не один дом, а несколько — мне это по силам, у меня есть такие возможности. И вот, когда на месте первобытного леса возникнут роскошные особняки, из которых, естественно, я оставлю для себя только один, вы сможете либо продать эту виллу, где мы сейчас находимся, либо продать участок за ней, который станет в три раза дороже своей сегодняшней стоимости. И все это, по сути дела, сделаю я.

• Предыдущая
• 40/63
• Следующая