Ночь над прерией - Вельскопф-Генрих Лизелотта - Страница 18
- Предыдущая
- 18/114
- Следующая
— Он не убивал Гарольда.
— Я тоже так думаю. Черт знает, где только болтается этот бездельник Гарольд. Еще, пожалуй, притащит домой какую-нибудь, которая боится работы…
Квини решилась:
— Если бы Джо мог заняться скотоводством… Мне кажется, что на коней у него счастливая рука. Вот если бы нам вернуть свою землю!
— Что касается меня, я постараюсь, чтобы договор на аренду расторгли. Условие — Джо будет помогать мне, пока нет Гарольда.
— Мэри, но ведь это вряд ли возможно.
— Бог все может — любит говорить наш пастор. Скажу отцу. Доверь это мне.
— Ты, кажется, стала настоящим ранчеро?
— У отца ревматизм, брат исчез, и всю работу делаю я. Если Джо согласится помогать — вы получите землю.
Это по дружбе, я говорю, ты понимаешь? — Я передам ему это.
— Скажи Джо, что надо клеймить телят и пусть он захватит с собой лассо, да поскорее.
— Хорошо.
Квини поднялась. Мэри проводила ее.
К вечеру возвратился Стоунхорн. Он увидел, что в доме стало чище и уютнее. Квини успела набрать ягод и, кроме супа из костей фазана, напекла лепешек. Отца не было дома. Он ушел раньше, чем Квини вернулась от Бутов.
— Отец торчит у своих старых братьев, пропивает аренду. Я его видел. Впрочем, не волнуйся, если сегодня ночью опять будет весело. Он придет пьяный, это ясно, но я его не пушу в дом. Может проспаться на лугу.
Квини сжалась.
— Был я в совете племени, у Дейва, который ведает экономикой — насколько индеец может чем-нибудь ведать. Над ним — Хаверман. Дейв сказал мне, что не может быть и речи о возвращении земли: старик Кинг — пьяница, а я — преступник. Долго теперь меня совет племени не увидит.
— За какое время твой отец получил деньги? — робко спросила Квини, потрясенная тем, что услышала.
— Заплачено до конца декабря, то есть восемьдесят долларов, и все пропито, включая ренту, так что у нас могут быть и неприятности. Счастье еще, что отец — мот, а контрабандное дерьмо стоит дорого. У него скоро не будет денег.
— Джо, я боюсь за тебя.
— За меня тебе не нужно бояться. А вот то немногое, что мы имеем, в ближайшие недели пропадет ни за грош. Ведь, когда отец напьется, он крушит все вдребезги. Ты, наверное, боишься отца… но, если он хоть раз дотронется до тебя, я не стану с ним церемониться.
Квини не собиралась ныть.
— Стоунхорн, я хочу рассказать тебе, где я сегодня была, — решительно сказала она.
— Где?
— У Мэри Бут. — И Квини слово в слово, без прикрас передала весь разговор. Она опасалась гнева Джо, но и не хотела ни в чем покривить душой.
Он шлепнул себя руками по ляжкам и расхохотался.
— Мэри? Разумеется, я согласен быть у нее ковбоем. Буду ловить ей телят. Это решительная женщина. Она однажды даже спрятала меня от полиции… на один день, — добавил он, делая серьезное лицо под укоризненным взглядом жены.
И Квини вдруг поняла, что этот бродяга Джо Кинг не искал женщин, пока не встретил ее, Квини Халкетт.
Она ничего не сказала.
Ночью Квини еще не спала, когда в тишине послышались шаги и сопенье пьяного. Стоунхорн запер дом изнутри. Когда отец догадался об этом, он с такой яростью нажал на дверь, что выломал несколько Досок и ввалился в дом. Сын спрыгнул с постели, схватил совершенно пьяного, озадаченного неожиданным результатом своих усилий отца и вытащил обратно на луг. Он швырнул ему пару одеял и возвратился к жене. На этом все кончилось. Пьяному показалось, что одеяла — это и есть его постель, он завернулся в них и захрапел.
Всю ночь, так и не сомкнув глаз, Квини пролежала, прижавшись к своему мужу. Наконец наступил рассвет.
Около дома на лугу сидел отец. Он вытащил из кармана маленькую бутылку водки — это он оставил на завтрак.
Стоунхорн подошел к нему.
— Тебе не стыдно с раннего утра лакать это дерьмо?!
— Заткни глотку! — Едва выпив, старый Кинг всегда становился драчливым. Он выкинул пустую бутылку в траву и набросился на сына.
Тут, на лугу, Стоунхорну было где развернуться, и он быстро нокаутировал старого Кинга, потом втащил его в дом и уложил на постель.
— Ну, больше он теперь ничего не натворит. Я пойду к Мэри. Думаю, что мы сможем пасти наших коней не только тут, но и на той стороне, в табуне.
— Хорошо, — нерешительно ответила Квини.
Когда муж уехал, она медленно побрела к запущенному кладбищу. Там она села у могилы с покосившимся шестом, на котором утренний ветер раскачивал пучок орлиных перьев. И не было даже имени.
К обеду старик очнулся. Квини вместе с ним поела брюквенной каши. Он был совершенно трезв и принялся рассказывать историю долины и обступивших ее гор. Найдя в Квини внимательную слушательницу, он откинул одеяло со сложенных в углу вещей. Тут были головной убор из перьев орла и богато расшитая куртка. Старому человеку приятно было показать эти вещи своей названой дочери. В движениях старика появилась гордость и даже величие. Со смущенной улыбкой надел он головной убор, снова снял его.
— Твой дед, Тачина, — сказал старый Кинг, — был членом совета в те времена, когда мой отец был вождем. Эта куртка и головной убор моего отца. Ты сидела у его могилы, я видел это.
Он снова бережно накрыл одеялом свои сокровища.
— Инеа-хе-юкан тоже мог бы стать вождем, хотя он и молод. Тот, имя которого получил Джо, уже в двадцать лет вел наших воинов… но Джо приходится боксировать своего пьяного отца и ловить для Мэри телят. Никто его не понимает.
— Почему же, отец, ты думаешь, что Стоунхорн убил Гарольда?
— Почему? Да это позор, если никто до сих пор не прикончил негодяя. Этот мерзавец назвал Стоунхорна вором… вором! Вот из-за чего Джо посадили в тюрьму, вот из-за чего он стал гангстером.
Старый Кинг занялся тем, что снова навесил как следует сорванную с петель тяжелую дверь.
Вечером Стоунхорн вернулся в хорошем настроении. Он привез два больших, наполненных водой мешка. Посвистывая, он повел коня на луг, бросил притихшим собакам костей и выложил на стол жене большой кусок жареного мяса.
Все трое как следует подкрепились. Потом Кинг-младший и Кинг-старший принялись распевать старые индейские песни, ударяя в такт костями по только что вытертому Квини столу. У обоих было хорошее настроение.
И даже с наступлением темноты они, лежа в постелях, шутили и посмеивались до тех пор, пока не заснул старый Кинг.
Перед восходом солнца молодые люди были уже на склоне холма, около дома. Они почистили лошадей, помылись и обсыхали на утреннем ветерке.
— Ты знаешь доктора Эйви? — спросил Стоунхорн. — Это новый врач.
— Нет, еще нет.
— Маленький, круглый веселый человек. Он помог нам клеймить телят. У него был секундомер. Я уложился во время.
— Время родео?
Стоунхорн молча кивнул.
— Ты хочешь принять участие?
— Ну, не сразу. Я давно не тренировался. Кроме того, участникам полагается делать денежный взнос.
Восходящее солнце озарило смуглое лицо Квини.
Джо приложил ладони к ее щекам.
— Квини… Я уеду не меньше чем на пять дней и ночей. Эйви хочет, чтобы я с ним объехал и другие табуны. Тебе придется это время потерпеть старого Кинга. А может быть, поживешь несколько дней у… у Эда Крези Игла? Его жена работает в больнице, и доктор Эйви мог бы с ней поговорить.
— Джо, а через пять дней мы вместе с Айзеком Бутом пойдем к Эду Крези Иглу, и он составит протокол, что договор аренды на нашу землю перестает действовать 31 декабря. Ты не должен работать где-то на стороне.
— Хорошо. Вот поэтому тебе бы надо сейчас…
— Я не хочу. Я останусь здесь.
Стоунхорн был не согласен, но уступил.
— Если тебе придется плохо, седлай коня и поезжай в больницу. Остальное устроит жена Крези Игла.
В первый же день после отъезда мужа Квини написала агенту художественной школы с просьбой, чтобы он продал побыстрее и подороже ее картину «Руки под вуалью», а деньги выслал бы в адрес Элка в Нью-Сити. Зачем нужны праздные руки на картине, если они могут развязать руки любимые! Нужны деньги для родео, деньги на автомобиль, деньги для приобретения хотя бы двух лошадей.
- Предыдущая
- 18/114
- Следующая