Сервис с летальным исходом - Васина Нина Степановна - Страница 35

• Предыдущая
• 35/70
• Следующая

— Я помню это дело. Были осуждены два врача и юристы какого-то похоронного бюро, кажется…

— Все верно. А Мадлена Кашутка, кстати, дала подробнейшие показания на этих самых врачей. Она-то, невинное дитя, студентка биологического факультета, была совсем ни при чем, ничего не знала, не ведала, если совали шприц в руку, делала укол, говорили — отвернись, отворачивалась, и во всем слушалась старших в бригаде. После процесса переехала жить к матери в Санкт-Петербург и без проблем перевелась в Ленинградский университет.

— Вы не верите, что она ни при чем?

— Это Фундик не верит. Агент пятнадцатого отдела, получивший достойный отпор в доме на Московской, любитель экстремальных видов допроса. Его фамилия Фундик. Он сказал, что ни на одном из трупов не было и намека на уколы. Старикам по пути в больницу не делали уколов. Некоторым делали дома, когда приезжали по вызову. Некоторым ставили капельницы в машине или надевали дыхательный аппарат. Фундик верит врачам и не верит красавице санитарке, подрабатывающей в свободное от учебы время. Он говорит, что пригласил ее на работу в свой отдел… Ты, кстати, помнишь, что это за отдел?

— Отдел по охране свидетелей, — пожал плечами Петя.

— Правильно. Я копнул поглубже, чтобы узнать особенности работы пропавшего Успендрикова, и получил по шаловливой ручонке. Накопал я немного, но было и кое-что интересное. После развала структуры элитная группа диверсионной разведки КГБ была расформирована. Не требовалось больше создавать сложные политические и экономические условия в некоторых развивающихся странах. И как ты думаешь, куда пошла элита этого отдела?

— Судя по вашему предисловию, в отдел охраны свидетелей?

— Точно. Ты когда-нибудь слышал, чтобы у нас свидетеля по громкому делу успешно охраняли или, что еще более невероятно, спасли до суда, дали другое имя и обеспечили достойное новое место жительства?

— Нет, не слышал, не отвлекайтесь. Почему же он ее пригласил?

— Потому что он не смог ее раскрутить. Она стойко выдержала все допросы с видом обиженной невинности и твердила, как заведенная, только одно: “Я никого не убивала, у меня есть свой кодекс чести”.

— Представляю, — усмехнулся Петя. — Кодекс чести! Почему же осудили врачей?

— Потому что во всех гробах, которые разрешили проверить родственники похороненных стариков, оказались…

Поспелов замолчал, разглядывая маленькую птичку на дереве.

— Ну и что там оказалось? — поежился Петя.

— Там оказались трупы.

— Издеваетесь, да? — обиделся оперативник.

— По результатам эксгумации все они умерли от удушья и уже через несколько дней после захоронения.

— Как это?.. Они умерли уже под землей, в гробах?!

— Это факт, многогранно проверенный Фундиком, по которому судьи и решили, что виноваты врачи. Санитарки не подписывают свидетельства о смерти.

— А их… этих умерших, их разве не вскрывали до похорон?

— Были один-два случая, о чем в больницах появились определенные записи, а в морге новые байки об оживших мертвецах. Тогда эти факты никак не были проанализированы. Говорят, один вскрытый сел на столе и размахивал руками, когда врач вынимал его внутренности. Так это или не так, но свидетелей по проведенным вскрытиям не нашлось. Так, парочка записей о “рефлекторных судорогах отдельных конечностей после смерти”.

— Получается, что умерший начинал через 40 — 48 часов частично восстанавливать дыхание, и если его в этот момент откопать и привести в чувство…

— Вы говорите о зомби? — удивился Петя. — Мадлена Кашутка и зомби?! Откуда вообще такая информация?

— От Фундика.

— И что этот Фундик?..

— Фундик сказал, что он получил от Мадлены Кашутки предложение, от которого не смог отказаться. Подробностей, естественно, я не знаю, но в двух словах это выглядело так. Она могла доводить человека до смерти, а потом воскрешать его.

— Остается только догадываться, зачем отделу по охране свидетелей понадобился такой специалист, — вздохнул Петя.

— Не скажи. Представь только, что ты прячешься от всех в гробу под землей. Врачи подписывают заключение о смерти, тебя принародно хоронят, а ночью… Кто-то откапывает могилу, достает тело из гроба, вручает этому телу новый паспорт и билет на самолет…

— И летит этот откопанный зомби в далекие края, да? В жизни не поверю, что наши спецслужбы проворачивают такое со свидетелями, которых нужно всего-то хорошо охранять!

— Свидетель свидетелю рознь. Но я с тобой согласен. Отдел охраны свидетелей здесь ни при чем. Специалист такого уровня должен работать в другом отделе, кажется, в КГБ он назывался отделом агентуры чрезвычайных ситуаций. Что ни говори, а правдоподобная смерть — это лучшая легенда.

Солнце слепит глаза. От этого мир становится черно-белым, каждый предмет светится контуром, а по сути своей — неразличим, надо мной нависают тени, подсвеченные со спины, я почти ослепла от солнца в глаза, мне холодно.

Я слышу хриплый голос над головой: “Живая?” — и ему отвечает другой — тонкий, будто сорванный долгим криком: “Была бы живая, сюда бы ее Хрюк не отнес!..”

— Ткни палкой, — предлагает еще один голос. Тени склоняются ниже.

Болезненный толчок в ребра под сердце. Медленно сажусь, упираясь ладонями в песок. Захватываю его и просыпаю сквозь пальцы. Точно — песок! Нежный и совершенно белый, как… как на пляжах…

— Прямо из постельки к нам, — вздыхает сорванный голос. — Тепленькая, чистенькая, в пижамке, ты только посмотри, Луша!

— Чего смотреть?! — возмущается хриплая Луша. — Без ботинков же! Мне Хрюк обещал, что первые ботинки с мерзляка — мои. Обещал? Нет, ты скажи, обещал?!

Опять кто-то зарится на мою обувь, а я — жива, босая, но живая…

— Едет! Тащи за ноги!

Глаза мои, начавшие привыкать к солнцу и различать странные лица скорчившихся рядом людей… Моя голова, только-только остановившая внутри себя бесконечное вращение ярких звезд, покалывающих зрачки искрами… Мои ребра слева, только-только привыкшие к необходимости глубокого вдоха и затихшие в ноющей боли… Все это шмякнулось в песок, потому что меня дернули за ноги и потащили куда-то.

— Хватит уже, сюда не досыпется… — командует Луша и первой бросает мою левую ногу. — Ухоженная бабочка, ишь, пяточки какие розовые! — одобряет она мои ступни.

Я тоже хочу увидеть свои пятки, они должны быть шершавыми и грязными, они бежали по мокрому асфальту, шел дождь… Я подворачиваю ногу, и в это время со зловещим шорохом песок рядом начинает осыпаться, сначала кажется, что земля накренилась и пересыпается, стараясь завалить меня невесть откуда взявшимся белым песком с карибских пляжей. Но потом я замечаю огромный пустой кузов где-то наверху белого бархана и понимаю, что меня только что оттащили от места, куда высыпали тонны три песка, и он дополз к моему телу несколькими струйками.

— Аминь! — просипел сорванный голос. — Сколько там было мерзляков?

— Два с прошлого месяца и один понедельнишный, царство им небесное. — Я вижу широкие, резкие взмахи руки близкой ко мне женщины. Это Луша, она крестится. Заметив мой взгляд, наклоняется пониже. — Ну-ка, осмотри ее, Цаца.

— Смотрела уже, — отказывается Цаца. — Трусы с прокладкой, вот и все ее богатство. Пижамка, конечно, ничего себе, но цвет какой-то задрипанный…

— Тогда смотри еще раз пакеты, которые она держала!

— Сама смотри! Вон все лежит в куче, иди и смотри! Сто раз уже смотрели!

Я поворачиваю голову в другую сторону и вижу в отдалении огромную гору мусора, среди которого копошатся сгорбленные фигурки.

Цаца вдруг наклоняется к моему лицу и кричит что есть мочи:

— Ты пошла выносить мусор и упала в машину, да?!

От звука ее сорванного голоса, от брызг слюны и вытаращенных голубых глаз с нарывами на веках меня тут же замутило.

— Стала бы она так цепляться за пакеты! — критикует эту версию Луша. Теперь она хорошо видна вся — костлявая, седая и грозная, с длинной страшной палкой, на которую опирается криво, как раненая Баба-яга. — И чего орать?..

• Предыдущая
• 35/70
• Следующая