Сервис с летальным исходом - Васина Нина Степановна - Страница 34

• Предыдущая
• 34/70
• Следующая

— Человек, которого мы взяли у дома, из пятнадцатого отдела ФСБ. Он уверен, что в ванне растворили труп учительницы пения, маленькая металлическая бляшка — это маячок из ее пломбы.

— Ерунда! Мужа там растворили, а пломбу она выковыряла и подбросила! И вообще, гостья, которая со сканером, говорила, что растворяла два тела.

— Не надо, Петя, верить всему, что говорят. Пока труп не найден, что?..

— Расследование убийства не начинается, — уныло докончил фразу Петя.

— Правильно. Без трупа человек числится без вести пропавшим. А у нас даже заявления об исчезновении мужа и жены Сидоркиных нет.

— А давайте я поговорю с родителями Коли, они же родственники, они напишут! — дернулся Петя. И притих под насмешливым взглядом следователя.

— Ох, Петя, не напишут они такого заявления. Что-то мне подсказывает, что не напишут.

— Ну почему, может, и напишут, — уныло бормочет Петя.

— Сам посуди, зачем им это надо? Чтобы оббивать пороги нашего ведомства и доказывать, что несовершеннолетний Коля, спятивший от любви, оказался в доме совершенно случайно и именно в день исчезновения дядюшки с женой? Они решат, что гораздо удобнее и менее хлопотно, кстати, пустить это плохо пахнущее дело на самотек, забрать, наконец, домой сына и племянников прихватить, кстати. А через годик можно и заявление написать, чтобы полностью оформить опеку. А ты давай успокойся и относись к проблеме отстраненно, пользуйся только доказанными фактами. А то ишь, как разволновался! — строго глянул Поспелов поверх очков. — Если она просто выковыряла пломбу, так это же легче всего проверить! При первой же встрече попросим открыть рот…

— Да нельзя это проверить, она сбежала!

— Опять ты манипулируешь совершенно недоказанными фактами! Петя, я стал замечать, что ты чересчур возбуждаешься, когда начинаешь говорить об этой женщине.

— Да я не из-за женщины возбуждаюсь, а из-за идиотского стечения обстоятельств. Ну сами посудите, если утопленница не “Учительница пения”, зачем она поехала в этот дом? Почему там оказался подросток, почему он не бежит сломя голову от ужаса?!

— Потому что у него нога в гипсе. Кстати, эти твои предположения, что мальчик ее убил, — ерунда.

— Я понимаю, что ерунда, да только вы его не видели. Он не в себе, совсем сбрендил.

— Мне дежурный доложил, что в доме третий час кричит ребенок. Кто хочешь сбрендит. Я правильно понял, ты только что узнал от подростка на Московской, что наша Мона сбежала?

— В мусоросборнике.

— Бросила ребенка? Этого не может быть. Забери свою схему. Я веду дело об исчезновении гражданина Успендрикова. По заявлению жены пропавшего этим исчезновением занялась прокуратура, а после обнаружения в процедурном кабинете двадцать девятой больницы одежды и некоторых фрагментов тела пропавшего расследование переведено в отдел по особо тяжким. Если бы в вашей речке не выловили утопленницу с чемоданом в руке, если бы в этом чемодане не было термоса с кислотой, состав которой полностью совпадает с составом в ванне процедурного кабинета, меня бы здесь тоже не было. Мы вышли на дом в Подмоклове по адресу на конверте из чемодана. И что же мы обнаруживаем в этом доме? Остатки той самой кислоты в ванной, растворившей, вероятно, одно или два тела. Что же получается? Мы уже который день вертимся вокруг этой самой концентрированной кислоты, и что?

— Что? — Петя отвел в сторону больно ткнувший его в грудь указательный палец следователя.

— Мы делаем что угодно — стреляем из пистолета в собственное отражение в зеркале, забываем личное оружие в сейфе чужого дома, отдаем на анализ дурацкую засушенную воблу и шкурки каких-то лягушек из тайника, вместо того чтобы выяснить, наконец, где человек может достать эту кислоту!

— Кузьма Ильич, вы не смотрите мои докладные?

— Об аварии на тепловой станции в Туле? Очень интересно, но не по теме.

— В Туле по халатности работников ТЭЦ из резервуаров на улицы вылилось почти полторы тонны серной кислоты, а вы говорите, где ее взять! Да с любого металлургического комбината вам вынесут литров десять запросто, да еще в специальной канистре!

— Поймите, Петр, — Поспелов, чтобы подчеркнуть важность своих слов, опять перешел на “вы”, — просто так, для променада, женщина не пойдет на проходную металлургического комбината, чтобы попросить парочку канистр концентрированной кислотной смеси. По данным анализов, эта смесь используется в определенных плавильных производствах. В Москве таких комбинатов нет. Представить, что женщина везет за пятьсот километров пяток канистр с кислотой у себя в багажнике, я не могу. Тогда — как?

— Вы сами говорили, что она работала на спецслужбы, может быть, эти самые спецслужбы и снабжали ее материалом для уничтожения ненужных свидетелей? — уныло предположил Петя.

— Личность женщины, которая смыла в унитазе нашу прослушку, установили?

— Установили. Это Марина Крайвец, учительница пения. Один из паспортов в металлическом кофре подлинный.

— Что… ты сказал? — перешел на шепот Поспелов.

— Ой, простите, я сразу не понял, не сопоставил. Она работает учительницей музыки и пения в младших классах московской гуманитарной гимназии номер… Забыл номер. Странно, я даже не отреагировал на ее профессию… Квартиру обыскали, гараж тоже, вот только…

— Что?!

— Она проводит свободное время с бригадой “Кордес”.

— Что это еще такое? — простонал следователь.

— Это профессиональные рокеры с ультраправым уклоном, почти все — в возрасте, у них свой клуб с баром и танцплощадкой, свой ангар, где хранятся мотоциклы и другая техника. Попасть в этот ангар просто так, без спецназа, навряд ли удастся, да и со спецназом эти бородатые дяди в заклепках с удовольствием устроят вестерн. Так что ее фургон досмотреть не удалось.

— Учительница пения младших классов проводит свободное время в баре рокеров?!

— Она там личность известная, потому что стреляет отменно.

— Спаси меня господь, — вздохнул Поспелов.

— Давайте определимся, кто есть эта кормилица, бросившаяся в реку, — предложил Петя.

— А, это… — Поспелов открыл папку, ветер сразу же залез холодными невидимыми пальцами в листы, бесцеремонно их потроша. Следователь с трудом достал из бумаг фотографию. — Вот, пожалуйста, утром пришло. Это и есть наша утопленница, Моника Кукулевская, 23 года, не замужем, по паспорту — русская, студентка бутафорского отделения театрального училища, родители проживают за границей, — немцы последние десять лет откармливают для будущих гетто много-много евреев, собирая их отовсюду. Получив немецкое гражданство, ее отец и мать уехали работать в Америку. Дочь осталась русской, ехать к ним жить категорически отказалась, но в гости наведывалась по два раза в год. Ну что, она?

— Похожа, если обрить. — Петя задумчиво повертел фотографию веселой черноволосой девушки с улыбкой-фейерверком и бешеной радостью в глазах.

— Она, — кивнул Поспелов. — И это значит, что быть матерью детей в доме на Московской она никак не может, и в роддоме подтвердили факт ее пребывания там восьмого марта, такие вот дела…

— Только не надо меня убеждать в торжестве случая! — повысил голос Петя. — Что она пошла топиться, нырнула в воду, пошарила по дну, нашла кофр и…

— Дно реки осмотрели? — перебил его Поспелов.

— Вы имеете в виду?..

— Я говорю о том самом месте, где ее достали из воды.

— Кузьма Ильич, это же Ока! Это такое сильное течение, что у нас в ней даже утопленников не ищут, а просто ждут, когда вода сама дотянет их до плотины или к стойкам мостов, и там собирают.

— Кого тут у вас вызывают для осмотра дна реки? Водолазов? Из какого ведомства? Возьми на контроль.

— Слушаюсь, — уныло пробормотал Петя. — А она не может быть Моной и этой женщиной из Подмоклова одновременно?

— Не может. В доме на Московской проживала агент отдела номер пятнадцать ФСБ, принятая туда на службу после заведения на нее уголовного дела в Гданьске. Фактически наши органы спасли ее от скамьи подсудимых и предложили работу. Почему-я пока еще не понял, чем их могла заинтересовать восемнадцатилетняя девушка, усыплявшая стариков в “Скорой помощи”, не знаю.

• Предыдущая
• 34/70
• Следующая