Поезд для Анны Карениной - Васина Нина Степановна - Страница 45

• Предыдущая
• 45/79
• Следующая

У Хрустова не было ни возражений, ни вопросов. Он вообще редко задавал вопросы нанявшему его человеку. Из тех соображений, что своя голова на плечах – лучший подсказчик.

– А теперь, – Дима встал и доставал из шкафа одежду, – я иду в литературный салон «Белая лилия». Тебе идти со мной не надо. Постарайся ближайшие три дня пореже выходить из своего номера, я могу позвонить. Как только мне понадобится твоя помощь, идешь на рынок и покупаешь оружие. Не раньше. Девочку будешь? – спросил он вдруг, и Хрустов не сразу понял, о чем его спрашивают.

Дима предложил снять на ночь девочек, чтобы расслабиться. Ему говорили, что здесь есть отменные японочки.

– Вранье, – зевнул Хрустов, – кореянки или вьетнамки. В лучшем случае – китаянки. – Он закрыл глаза и сдержал дыхание: показалось вдруг, что его лица черным крылом коснулись тяжелые волосы.

– Ну, как знаешь. – Дима уже оделся и разглядывал себя.

– Можно сказать? – спросил Хрустов. Дима кивнул, глядя на нега в зеркало. – Некоторые женщины очень наблюдательны. – Он провел указательным пальцем под носом. – Я насчет усов.

Дима повернулся к Хрустову, смотрел на него несколько секунд, кивнул, но отдирать тонкую полоску искусственной щетинки не стал.

– Сегодня – без поцелуев, – сказал он.

Хрустов смотрел из окна, как его заказчик садится в такси. Было над чем подумать. А что, если его наняли конкретно для убийства? Такие случаи уже бывали. Почему заказчик не разрешил иметь при себе оружие? Он боится обысков. Странные проблемы для влюбленного.

Дима Куницын нашел небольшой особнячок, где помещался литературный салон «Белая лилия», уже вечером. Ветер не утихал. Яркими пятнами размытой акварели растекались в мокром воздухе фонари. Дима с недоумением разглядел дюжину дорогих машин у подъезда. При входе у него попросили документы, переписали данные паспорта. На вопрос, с какой целью он пришел в клуб любителей поэзии, Дима представился по полной форме: редактор и так далее. Профессиональная охрана, в небольшом богатом зале – прекрасный рояль, позолоченная мебель, огромные напольные канделябры со свечами, на стенах – картины-вышивки. К его удивлению, мужчин в клубе было много, женщины сверкали бриллиантами, он загрустил, поняв, что не правильно оделся. Незаметно сдернул с правой руки перстень.

Казалось, на него не обращают внимания, хотя несколько быстрых женских взглядов он поймал сразу же, как вошел. Но все – на грани приличия и равнодушия.

Одна из женщин – как оказалось потом, бывшая актриса, старая, щедро напудренная, – подошла к Диме и взяла его под руку.

– У нас гость, – повысила она голос, проводя его на середину зала, – разрешите ему представиться.

– Дмитрий Сергеич, – чуть поклонился Дима и развел руки в стороны, – извините, пришел незваным. Я – тот редкий случай издателя, который решился на стихи. Наслышан о ваших литературных талантах, специально пришел, чтобы предложить сотрудничество.

– Какая проза, – притворно вздохнула женщина рядом, а когда он к ней повернулся, протянула ему маленькую крепкую ладошку в перчатке. – Вера. Конечно же, поэтесса. У нас в клубе все женщины – поэтессы, а все мужчины – мужья поэтесс. Любите стихи?

– Ни в коем случае. Если бы я их любил, я бы разорился, – улыбнулся Дима.

– А что, у вас в Москве с поэзией плохо? – спросил один из мужей.

– Ну что вы, там с этим вполне в порядке, но провинция талантливей. И потом, знаете, там в поэтических салонах все поэты – мужчины, а все женщины – их жены.

– Одиноким мужчинам у нас нельзя, – тонким голосом возбужденно заговорила невысокая пухлая женщина, – выбирайте пару! Будете за ней ухаживать.

– Я боюсь попасть впросак, – Дима изобразил испуг, женщина прыснула, – вдруг я выберу замужнюю?

– Это не страшно, если она сегодня одна, – успокоили его.

Все явно кого-то ждали. Дима устроился в углу, рассматривая тонкие брошюрки стихов, выпущенные местным издательством.

– Знойный тип страстного любовника! – заявил подсевший рядом довольно нетрезвый пожилой мужчина.

– Простите? – Дима отложил книжечку и открыто посмотрел в глаза под набрякшими веками.

– Вы – актер? – спросил мужчина.

– Да нет же, я издатель, приехал в ваш город по делам, заодно решил познакомиться с местной элитой, так сказать. Москва, конечно, живет, пульсирует, но талант там – такая же редкость, как грибы зимой. Талант – привилегия провинции.

– Вы – бармен с теплохода? – упорно не слышал его собеседник, цепко охватывая Диму неопределенного цвета глазками.

Дима провел легким движением указательного пальца по полоске усов.

– Я не понимаю ваших вопросов. У вас что, образованные мужчины – редкость? Вы не можете представить, что я занимаюсь профессионально стихами? Хотите, я угадаю, кто вы?

– Зачем, про меня все всё знают. Я – акушер. Женат, пью, имею молоденькую любовницу, троих детей, язву и собаку редкой породы. Плевал я на стихи, как и большинство в этом доме. Но финансовые вопросы можно решить только здесь. – Странный собеседник вздохнул и поднес к губам указательный палец, призывая Диму молчать. – Налоговая полиция или портовики? – спросил он шепотом. – Нас все время проверяют, проверяют... Кстати, насчет таланта и грибов. Грибы можно вырастить зимой. В теплом и влажном подвале.

– Да вы философ! – улыбнулся Дима.

– Пошли выпьем. Все равно, пока хозяйка не пожалует, никто тебе никаких талантов не покажет. – Мужчина встал и тянул Диму за рукав.

– Я не пью. – Дима извинительно пожал плечами.

– В смысле, на службе? – не унимался его странный собеседник.

– Му-у-ушик, – огромная женщина в мехах и драгоценностях взъерошила на лысоватой голове мужчины остатки специально зачесанных волос, – ты напился и треплешь языком. Я тебя накажу, Му-шик. – Она погрозила пальцем в закинутое, чтобы ее рассмотреть, бессмысленное лицо. – А вам, молодой человек, я сейчас почитаю стихи.

Вставший при ее приближении, Дима учтиво поклонился и дождался, пока женщина сядет.

Она манерно отставила пальцы с потухшей сигаретой, расширила глаза, уставясь в огромную сверкающую люстру.

– Ну, скажем так: «Бессмысленность моей любви тебя так сильно возбуждает, Без памяти все соловьи защелкивают эту ночь... Луны расплавленной прилив накатывает, отступает...»

– Натрахавшись с тобой в кустах, я убегаю прочь, – закончил Мушик, глядя перед собой совершенно бесстрастно.

– Ты невыносим, – вздохнула женщина. – Это банально – ночь – прочь...

– Давай ночь – скотч! – Мужчина оживился.

– Пожалуйста... – Женщина подняла огромные навыкате глаза к люстре, вздохнула, все еще держа в пальцах забытую сигарету. – «Бессмысленного утра скотч заклеил гнусные картинки, что рисовала шлюха-ночь».

– Прекрасная импровизация, – похвалил Дима.

– Теперь – вы, – предложила женщина, разглядывая играющий огнями камень у себя в перстне.

– Ну что вы, если бы я писал стихи или умел их вот так предлагать с ходу, я бы никогда не стал издателем. – Дима чувствовал себя очень неуютно.

– А говорят, что редакторы – это несостоявшиеся писатели. Можно было бы предположить, что вы – несостоявшийся поэт.

– Все несостоявшиеся поэты – алкоголики и наркоманы, – зевнул Мушик, – пойдем, моя любовь, пойдем в бессмысленную эту залу. – Он встал и театральным жестом предложил женщине ярко освещенное пространство. – И высосем друг дружке кровь, мы всё уже давно сказали... Слушай, – помогая встать, Мушик сильно дернул свою жену на себя, – у тебя сегодня ключевое слово – «бессмысленный»! Это симптом.

– Какой великолепный самец! – услышал вдруг Дима рядом с собой. Он вздрогнул, вскочил, и не пришлось даже изображать испуг или оторопь. Перед ним стояла женщина, которую он сегодня разглядывал по телевизору. Дима не заметил, как она подошла, атакованный странной поэтической парой. – Вы только посмотрите! – повысила женщина голос, показывая на него. – Вот это экземпляр! – Она провела рукой в воздухе сверху вниз, словно предлагая статую на продажу.

• Предыдущая
• 45/79
• Следующая