Королева его сердца - Валентино Донна - Страница 42
- Предыдущая
- 42/75
- Следующая
– Ничем не могу вам помочь! – Им показалось, что в глазах владельца магазина мелькнуло сожаление и чувство неловкости за свои слова. Он огляделся и, понизив голос до шепота, проговорил: – Предупреждаю вас, мисс, никто в этом городе ничего вам не продаст. Вам следовало бы сесть обратно в поезд и уехать из Холбрука. Для вашего же блага. Прошу вас. Отправляйтесь обратно в вагон.
Искренняя забота владельца магазина привела Гло-риану в гораздо большее замешательство, чем открытая недоброжелательность управляющего банком. Страх холодными щупальцами сжал ее сердце. Губы Глорианы мгновенно так пересохли, что ей пришлось их облизать, прежде чем она решилась сказать Данте, что снова изменила свои намерения и что они не едут в Плезент-Вэлли.
– Ни один покупатель не посчитал бы эту муку доброкачественной, – заметил Данте, прежде чем она успела заговорить. Перед ее испуганными глазами сверкнула его сабля, взрезавшая мешок с мукой, которой хватило бы на то, чтобы целый месяц кормить весь цирк, даже без небольшой горки, натекшей на пол из прорезанной дыры. – Глориана, если ты скажешь, какие тебе нужны продукты, я поищу их здесь сам.
У бакалейщика задергались губы. Казалось, его удивило и даже как-то обрадовало возмутительное поведение Данте:
– Продолжайте, приятель. Вы хотите распороть еще несколько мешков – ради Бога, у меня есть целый мешок дерьма для подарков этим Тьюксбери.
– Тьюксбери – это ковбои Ножа Мясника? – спросил Данте.
Сэргуд пробормотал что-то утвердительное.
– Старик Тьюксбери со своими сыновьями-полукровками использует парней Ножа Мясника как свою личную армию. Для нас здесь, в Холбруке, было бы лучше, если бы нас заперли в тюрьме, по крайней мере мы были бы защищены от их произвола.
Данте с мрачным выражением лица изучал бакалейщика.
Молодой человек ходил по магазину вместе с Сэргу-дом, предлагавшим свои товары, пока они не отобрали громадную кучу.
Глориана долго смотрела на них в недоумении и наконец решила вмешаться:
– Извините, но вы предлагаете нам слишком много.
– Вы нигде ничего не найдете, мисс. – Сэргуд вручил Данте еще один мешок. – Вам следует хорошо запастись здесь, пока я не передумал.
– Вы не понимаете. – Глориана рассчитывала совершить эту стремительную поездку в Плезент-Вэлли и вернуться обратно, пока поезд, сесть в который ее уговаривал Сэргуд, будет еще стоять в Холбруке. – Я не могу потратить больше двух дней на этот… гм… визит.
– Возможно, тебе захочется там задержаться, – пробормотал Данте, поднимая узел с покупками. Он положил его на тротуар у двери, откуда его будет легче забрать, когда подъедет фургон.
– Нет. Ни в коем случае. Я должна вернуться в цирк до того, как он уедет из Санта-Фе. – Сэргуд подтолкнул мешок сахара к Данте, тот подхватил его, как опытный портовый грузчик, и положил поверх кучи покупок. – Послушайте, вы, остановитесь! Не съедим же мы двадцать пять фунтов сахара. Да мы даже не успеем сварить все бобы, что в мешке!
– Я думаю, что Мод просто просыплет изрядную часть этих бобов. – По движению его губ Глориана поняла, что он пошутил – пошутил! – не обращая внимания на угрозу шайки Тьюксбери.
Глориана металась взад-вперед между двумя мужчинами, продолжавшими заваливать дверь припасами. Она потребовала их внимания:
– Взгляните сюда! Все, что нам нужно, это несколько фунтов муки, пара банок бобов…
Данте с бакалейщиком не обращали внимания на ее призывы, выкладывая мешки с кукурузной мукой и солью, жестяные банки с крекерами, корзину яиц…
Данте скептически фыркнул, посмотрев на бочонок с соленьями. Сэргуд предложил ему попробовать его содержимое, и Данте только что не заплясал в восторге, когда что-то захрустело у него на зубах, и, закрыв от наслаждения глаза, закинул голову.
– Дюжину такого, – распорядился он. – Несколько дюжин!
Сэргуд запросил удивительно мало денег, когда подсчитал их покупки.
– Я мог бы просто подарить вам все это, – объяснил он, – но потребуется некоторое время, чтобы окупился этот расход.
– Мы не забудем вашей доброты, – серьезно проговорил Данте, – вернее, вашей смелости.
– О моей смелости не беспокойтесь, – отвечал Сэргуд, – не растеряйте своей. – Бакалейщик согнул руку в локте и стал отстегивать манжету. – Нет никакого смысла носить приличную рубашку. Жена намылит мне шею.
Прежде чем Глориана успела открыть рот, Данте потянул к себе руку бакалейщика. Он ощупал жилистое предплечье, а потом сделал на нем надрез своим мечом. Из раны брызнула кровь, которую Сэргуд вытер своим фартуком.
– Это не будет слишком болеть, – заметил Данте, – место я выбрал правильно.
Сэргуд согнул руку, Данте вложил меч в ножны, и они поздравили друг друга, как заговорщики, успешно совершившие некий странный ритуал для вступления в некое тайное общество.
На носке сапога Данте блестела крошечная капелька крови.
Он захотел получить деньги от банкира – и добился этого, угрожая насилием и разгромом. Он захотел получить провизию у бакалейщика – и получил ее ценой крови, закапавшей пол его магазина. Молодой честолюбец хотел получить зеркало Глорианы. Удастся ли это ему с таким же успехом, если красавица воспротивится?
– Теперь пойдем отсюда, – обратился Данте к Глориане. Он взял ее за руку выше локтя той же самой рукой, которой только что сжимал оружие, так бессердечно вонзенное в руку Сэргуда. – Теперь, должно быть, у Мод готовы и лошади, и фургон.
– Погрузка продуктов займет время, – с отсутствующим видом заметила Глориана.
Она дала ему довести себя до поезда и шла, поглядывая на горожан с таким видом, как будто они с Данте были счастливой помолвленной парой, занятой вечерними покупками в холбрукских магазинах. Никому и в голову не могло прийти, что с каждым шагом в ней все сильнее разгоралась внутренняя борьба. Решимость Данте отправиться в Плезент-Вэлли противоречила тому, что подсказывало Глориане ее сердце. И все же она всеми силами стремилась увидеть ранчо, удобно устроиться в любимом отцовском кресле и смотреть на восходы и закаты солнца над землей, которой он так сильно дорожил, что вытравил из своего сердца жену и ребенка.
Данте отвезет ее туда. И будет ее защищать. Он обещал. Она не задумывалась над тем, что произошло между ними. И было хорошо, что она стала свидетелем его безжалостности – теперь она по крайней мере сможет здраво воспринимать его поступки. Больше никаких объятий, слезливых исповедей. Никаких поцелуев. Главное – никаких поцелуев. Он показал, что слишком ловко умеет обращаться с людьми. Он с удивительной легкостью приспосабливался к любым непредвиденным обстоятельствам.
Вот сейчас он смотрел на нее с сомнением. Данте замедлил шаг, как будто потерял интерес к Мод и к фургону, почувствовав внутреннюю неуверенность Гло-рианы и делая вид, что разделяет ее. Она ни на мгновение не поверила внезапной перемене его настроения.
– Глориана, я долго думал.
– А я считала, что думать – это мое дело, дорогой, – заметила она, злопамятно воспользовавшись его эпитетом.
На загорелом лице Данте едва заметно проступила краска.
– Это молчаливое неприятие, окружающее нас в городе везде, куда бы мы ни пошли, тревожит меня. Оно говорит о настоящем заговоре против тебя.
Глориана фыркнула. Она же сама ему об этом говорила.
– Не говори мне, что теперь ты готов отказаться от поездки.
– Никогда! – Однако его брови поднялись чуть ли не на дюйм. – Я просто хотел сказать, что мы должны появиться в твоих новых владениях как можно незаметнее. С самым невинным видом, не бросаясь в глаза, подобно паломникам, посещающим священные гробницы в округе.
– Не думаю, что Аризона известна священными гробницами, – возразила Глориана, когда они уже зашли за угол железнодорожного депо. – О, смотри-ка! Мод с этим индейским парнем уже запрягли лошадей!
Близзар заметил Глориану и приветствовал ее своим обычным трубным ржанием. В свою очередь, радостно заржала и Кристель. Люди всегда любовались этой парой породистых лошадей, тянувших цирковой фургон Глорианы, но не знали, что строение фургона было чудом техники, включая особые рессоры, и что его боковые раскрашенные панели были сделаны из такого легкого дерева, что разобрать фургон и снова собрать могла одна женщина. Фургон этот построил один из цыганских любовников ее бабушки, и он переходил от одной женщины Карлайлов к другой, как теперь персональный вагон с прицепом для лошадей или как зеркало, завладеть которым так жаждал Данте.
- Предыдущая
- 42/75
- Следующая
