Экстази - Уэлш Ирвин - Страница 23

• Предыдущая
• 23/58
• Следующая

И именно тогда она ощутила на себе его взгляд.

Она не знала, сколько времени он вот так смотрел на нее. Сначала она заметила его улыбку, твердо решив про себя не обращать внимания. Еще один чертов урод. Самыми неприятными всегда были те, кому хотелось поговорить о ее недостатке. Один мудак сказал ей, что он священник англиканской церкви. И сейчас она совсем не желала выслушивать это дерьмо еще раз.

Когда он подошел и сел рядом, она почувствовала знакомое ей чувство узнавания. Еще один панк. С розовыми волосами, в кожаной куртке, без воображения застегнутой на булавки. В его облике было что-то стерильное: слишком правильный, слишком неестественный. Чисто пластик.

— Ничего, если я присяду? — поинтересовался он. Он говорил с акцентом, — возможно, немец. Она отметила это, так же как и то, как он одет. Его куртка, накинутая на плечи, сумела на какое-то время скрыть от нее, насколько похожи они были.

— Меня зовут Андреас. Я бы пожал тебе руку, — рассмеялся он, — но, думаю, это не совсем удачное предложение. — Он стряхнул с плеч куртку, обнажая культи, как и у нее, растущие прямо из плеч. — Может, — с улыбкой предложил он, — мы вместо этого поцелуемся?

Саманта агрессивно сжала челюсти, но почувствовала и нечто другое, совершенно противоположное — головокружительный, нервозный, на грани дурноты приступ смущения от того, что ее тянуло к этому человеку.

— Я не собираюсь, на хер, целоваться, — обрубила она, стараясь говорить, как панкушка. Хотя это прозвучало так же фальшиво, как и примочки Андреаса.

— Меня это расстраивает, — сказал Андреас. Он и вправду выглядел расстроенным. — А ты — очень сердитая девушка, да.

— Что-что? — переспросила она, по-настоящему рассердившись, но все же заинтригованная этим вмешательством в ее дела.

— Как я и думал. Это хорошо. Злость — хорошо. Но, когда ее прячешь слишком долго, она портится, правда? Эта испорченность внутри. Я много про нее знаю. Но, как это говорят: мирись-мирись. Знаешь такую поговорку?

— Да.

Саманта и раньше встречала теназадриновых ребят. И всегда это заканчивалось разочарованием. Их недостаток, постоянная тема для разговора, навязывалась сама по себе. Как можно не замечать его, как можно забыть о нем?

Он нависал, как темная туча, над любым, самым обыденным разговором. И больше того: она ненавидела их. Они напоминали ей о том, как она выглядела сама, как ее видел мир вокруг. Ущербный инвалид: ущербный безрукий инвалид. И раз на тебе висел ярлык ущербности, он становился всеобщим, распространяясь на все стороны жизни: интеллект, успех, надежды. Тем не менее Андреас не вызывал в ней знакомого ощущения неприязни и ненависти. В нем как будто не было никакой ущербности, несмотря на физический облик. Он излучал удивительную ауру избытка: она просто чувствовала, как уверенность переполняет его. Сама она привыкла скрывать свои страхи за усмешками, но Андреас ей показался человеком, способным диктовать миру свои собственные условия.

— Ты не пойдешь сегодня в Водоворот?

— Может, и пойду, — сказала она неожиданно для самой себя. Ей не нравилось в Водовороте, она ненавидела местную публику. Она даже не знала, кто играет.

— Сегодня будут 999. Слабая группа, но все они одинаковы, когда накачаешься спидом и пивом, правда?

— Ну да, в общем, правда.

— Меня зовут Андреас.

— Ага, — слегка грубовато ответила она, но затем, поддаваясь на его приподнятые в ожидании брови, которые делали его лицо смешным, сказала: — Сэм. Не Саманта, а Сэм.

— Саманта лучше. Сэм — имя для мужчины, а не для красивой девушки. Не позволяй себя укорачивать, Саманта. Не позволяй больше это с собой делать.

Она почувствовала в себе небольшой взрыв ярости. Кем он себя считает? Она уже готова была ответить, когда он сказал:

— Саманта… ты очень красивая. Мы должны встретиться в пабе Корабль на Вардаур-стрит в восемь часов.

Хорошо?

— Ну да, может быть, — сказала Саманта, но она уже знала, что придет. Она посмотрела ему в глаза. В них она увидела силу и тепло. Ей показалось, что они выглядели забавно — голубые на фоне его розовых волос.

— Ты что, лондонский зоопарк ограбил, что ли? Что это у тебя за хуев фламинго на голове?

Андреас вопросительно поглядел на нее. Саманте показалось, что она заметила жесткость и гнев в его взгляде, но он сменился таким полным спокойствием, что она решила, что ей привиделось.

— Понятно… фламинго. Саманта пошутила, да?

— У тебя что, чувства юмора нет, что ли?

— Ты очень молода, Саманта, очень молода, — заметил Андреас.

— Да ты что? Мне столько же лет, как и тебе. У нас наверняка разница-то всего в пару недель.

— Я тоже очень молод. Разница, однако же, в опыте. Она снова готова была поддаться приступу ярости, но Андреас уже вставал из-за стола.

— А теперь я пошел. Но сперва мы все же поцелуемся, ладно?

Саманта не пошевелилась, когда он наклонился и поцеловал ее в губы. Его поцелуй был нежен. Он задержался, и Саманта почувствовала, что отвечает взаимностью. Потом он поднялся.

— В восемь нормально, да?

— Да, — ответила она, и он ушел. Она осталась одна и осознала это с болью. Она понимала, что подумали про них окружающие: двое теназадринов целуются.

«Так или иначе», — подумала Саманта, — его, по крайней мере, моя компенсация не интересует».

Вскоре после этого она ушла, безо всякой цели прогулялась по Чаринг-Кросс-Роуд, свернула на Сохо Сквэйер, повалялась на солнышке с офисными служащими. Потом она прошлась по улочкам Сохо и дважды прошагала всю Кэрнаби-стрит, и, только почувствовав себя без ног от усталости, она спустилась в подземку и отправилась на Шепердз Буш, в сквот, который делила с группой молодых панков, чей персональный состав периодически менялся.

На кухне болезненно худой рыжеволосый шотландский парень, покрытый прыщами, по имени Марк, поедал яичницу с беконом и фасолью прямо со сковородки.

— Все нормально, Саманта? — улыбнулся он ей. — У тебя спида случайно нет?

— Нет, — с вызовом ответила она.

— Мэтти и Спад поехали в город. А я не мог пошевелиться с утра. Повеселился круто прошлой ночью. И вот только завтракаю. Жрать хочешь? — Он кивнул на свернувшиеся в жире остатки пищи.

— Нет… нет, спасибо, Марк, — Саманта выдавила из себя улыбку. Она начала чувствовать, как на ее лице растут прыщи, только потому, что она стоит рядом с его сковородкой. Ребятам-шотландцам, которые жили на этой квартире, было всего по шестнадцать, но они были настоящими свиньями: грязные, шумные, с наивными вкусами в музыке. Они были довольно дружелюбны; но проблема была в избытке их дружелюбия; они дышали за твоей спиной, как семейство жизнерадостных щенков. Она зашла к себе в комнату, которую занимала с еще двумя девушками, Джулией и Линдой, включила черно-белый телек и не сводила глаз с настенных часов, пока не настало время уходить.

Она опоздала в Корабль на десять минут. Он уже был там — сидел в углу. Подойдя к стойке, она заказала себе сидра. И села к нему за столик. Путь к столику показался ей вечностью, она чувствовала на себе взгляды всех людей в баре. Улыбнувшись ему в ответ и нервно оглядываясь по сторонам, она с удивлением отметила, что никто, похоже, не обратил на них никакого внимания. Они много выпили и нюхнули спида, который у нее все-таки был и которого она не дала Марку-шотландцу.

В этот вечер под разъяренные звуки выступающей группы Андреас и Саманта скакали по танцполу, забыв обо всем, как безумные. Саманту охватило ощущение свободы и спокойствия, какого она никогда еще не испытывала. Это чувство было вызвано не алкоголем и наркотиками: его источником был Андреас со своей заразительной уверенностью в себе и жизнелюбием.

Она знала, что пойдет с ним домой. Ей хотелось одновременно и веселиться здесь дальше, и поскорей закончить.

На обратном пути Саманта почувствовала, что рай потерян, когда перед ними возникло трио пьяных, улюлюкающих скинхэдов.

• Предыдущая
• 23/58
• Следующая