Киппс - Уэллс Герберт Джордж - Страница 71

• Предыдущая
• 71/80
• Следующая

Просто диву даешься, сколько возникает мелких трудностей, когда начинаешь строить дом!

— Слышь, Энн, — сказал однажды Киппс. — Оказывается, надо дать нашему дому название. Я думал, может, «Уютный коттедж». Да не знаю, годится ли. Все здешние рыбацкие домишки прозываются коттеджами.

— Мне нравится «Коттедж», — сказала Энн.

— Да ведь в нем одиннадцать спален, — возразил Киппс. — Когда четыре спальни, еще ладно, а уж когда больше — какой же это коттедж! Это уж целая вилла. Это уж даже Большой дом. Во всяком случае — Дом.

— Ну что ж, — сказала Энн, — коли так надо, пускай будет вилла… «Уютная вилла»… Нет, не нравится.

Киппс задумался.

— А если «Вилла Эврика»! — воскликнул он, обрадовавшись находке.

— А чего это — «Эврика»?

— Имя такое, — ответил он. — Есть такие «платяные крючки „Эврика“. Я сейчас подумал: в магазинах каких только названий нет. „Вилла Пижама“. Это в трикотаже. Хотя нет, не годится. А может, „Марапоза“?.. Это — такое суровое полотно. Нет! „Эврика“ лучше.

Энн призадумалась.

— Вроде глупо брать имя, которое ничего не значит, — сказала она.

— А может, оно и значит, — сказал Киппс. — Все равно, какое-никакое название надо.

Он еще немного подумал. И вдруг воскликнул:

— Нашел!

— Опять «Эврика»?

— Нет! В Гастингсе напротив нашей школы был дом — хороший, большой дом — прозывался Дом святой Анны. Вот это…

— Нет уж, — решительно заявила миссис Киппс. — Наше вам спасибо, да только не желаю я, чтобы всякий разносчик трепал мое имя…

Они обратились за советом к Каршоту, и, поразмыслив несколько дней, он предложил «Вилла Уодди», как изящное напоминание о дедушке Киппса; спросили совета и Киппса-старшего — он был за «Особняк Эптон», где он некогда служил ливрейным лакеем; спросили Баггинса — этому был по душе либо простой, строгий номер — «Номер один», если поблизости не окажется других домов, либо что-нибудь патриотическое, к примеру, вилла «Империя»; спросили Пирса — он высказался за «Сендрингем»; но они никак не могли выбрать что-нибудь одно, а тем временем после бурных волнений, после сложнейшей, отчаянной торговли, пререканий, страхов, неразберихи, бесконечных хождений взад и вперед Киппс (уже не ощущая от этого ни капли радости) стал обладателем земельного участка в три восьмых акра и наконец увидел, как срезают дерн с участка, на котором в один прекрасный день вырастет его собственный дом.

Мистер и миссис Артур Киппс сидели за обеденным столом, с которого еще не убрали остатки пирога с ревенем, и говорили о двух открытках, доставленных дневной почтой. Яркий луч солнца скользнул по комнате — редкий гость в этот пасмурный и ветреный мартовский день. На Киппсе был коричневый костюм и галстук модного зеленого цвета; на Энн — яркое свободного покроя платье, из тех, что обычно сочетаются с сандалиями и передовыми идеями. Но у Энн не было ни сандалий, ни передовых идей, а платье купили совсем недавно по совету миссис Сид Порник.

— Уж больно оно художественное, — сказал Киппс, но особенно возражать не стал.

— Зато удобное, — сказала Энн.

Стеклянная дверь выходила на небольшую зеленую лужайку, а дальше виднелась набережная — излюбленное место прогулок жителей Хайта. Мокрая от дождя, она сияла под солнцем, а еще дальше ворочалось серо-зеленое неспокойное море.

Вся обстановка, если не считать двух-трех случайных цветных литографий, купленных Киппсом, на которых отдыхал глаз, утомленный кричащими обоями, была искусно навязана Киппсу опытным продавцом и особым изяществом не отличалась. Тут стоял буфет резного дуба, он был бы всем хорош, да только напоминал Киппсу о классе резания по дереву; в его кривом стекле сейчас отражался затылок Киппса. На буфетной полке лежали две книжки парсонской библиотечки, обе с закладками, но ни Киппс, ни Энн не могли бы назвать имя автора или хотя бы название книги, которую они читали. Каминная полка под черное дерево уставлена ярко раскрашенными флаконами и горшочками, которые еще умножены отражением в зеркале; тут же две японских вазы бирмингемского производства — свадебный подарок мистера и миссис Сид Порник, да еще несколько роскошных китайских вееров. На полу — ярчайший турецкий ковер. В придачу к этим новомодным творениям фирмы Пшик и Трах, поставляющей предметы изящного свойства любителям красивой жизни, тут были двое бездействующих кабинетных часов, чье глубочайшее молчание взывало о помощи; два глобуса — земной и небесный, последний с глубокой вмятиной; несколько почтенных, старых, насквозь пропыленных книг в чернильных пятнах и чучело совы с единственным стеклянным глазом (второй нетрудно было бы вставить) — все это раздобыл неутомимый Киппс-старший. Сервировка (на это было положено немало стараний) была почти точь-в-точь такая же, как у миссис Биндон Боттинг, только все подороже, на столе красовались зеленые и малиновые бокалы, хотя вина супруги Киппс никогда не пили…

Киппс опять взялся за ту открытку, что была написана более разборчивым почерком.

— «Неотложные дела» мешают ему сегодня повидаться со мной!.. Ну и нахал! А я-то помог ему стать на ноги!

Он тяжело перевел дух.

— Да, не больно он с тобой вежливый, — сказала Энн.

Киппс дал себе волю — он сильно недолюбливал молодого Уолшингема.

— Заважничал, прямо терпения нет, — сказал Киппс. — Уж пускай бы лучше она подала на меня в суд. А то как она сказала, что не станет, так вроде он решил не давать мне тратить мои собственные деньги.

— Он не хочет, чтоб ты строил дом.

Киппс вышел из себя.

— Тьфу ты, пропасть, да ему-то какое дело? Подумаешь, сверхчеловек! Сверхдурак!.. Я ему покажу сверхчеловека, он у меня дождется.

Он взял вторую открытку.

— Ну, ни словечка не разберу. Только подпись — «Читтерлоу».

Он старательно вглядывался.

— Будто в корчах писал. Вот это вроде «Ай-д-а Га-р-р-и…» Ага! «…м-о-л-о-д-е-ц»… прочел! Это у него вроде присказка такая. Видать, что-то такое сделал со своей пьесой или, может, чего-то не сделал.

— Видать, что так, — согласилась Энн.

— А дальше ничего не разберу, — проворчал Киппс, устав от усилий, — ну хоть тресни.

Не почта — одна досада. Он бросил открытку на стол, встал и отошел к окну. Энн после неудачной попытки, расшифровать иероглифы Читтерлоу тоже встала и присоединилась к мужу.

— Ну чего мне сегодня делать? — сказал Киппс, засунув руки глубоко в карманы.

Он достал сигарету и закурил.

— Может, пойдешь погуляешь? — предложила Энн.

— Я уже с утра гулял… А может, и впрямь пойти еще пройтись, — прибавил он немного погодя.

Некоторое время они молча глядели на пустынные просторы моря, рябые от ветра.

— И чего это он не хочет меня увидать? — сказал Киппс, возвращаясь мыслью к молодому Уолшингему. — Это ведь одно вранье, ничего он не занят.

Но и Энн не знала, как разрешить эту загадку.

По окну забарабанил дождь.

— Опять полило! — сказал Киппс. — А, будь оно неладно, надо же что-нибудь делать! Слышь, Энн! Пошлепаю-ка я по дождю к Солтвуду, мимо Ньюингтона, за летними дачами, сделаю круг — и обратно, погляжу, как там подвигаются дела с домом. Ладно? И слышь, Энн! Отпусти Гвендолен, пока меня нет, пусть ее погуляет. Коли дождь не перестанет, пускай сходит в гости к сестре. А потом я приду, станем пить чай с тостами… и масла побольше… ладно? Может, сами их подрумяним. А?

— Ну, а у меня и дома дело найдется, — подумав, ответила Энн. — Только надень макинтош и краги. А то промокнешь насквозь, знаешь ведь, какие дороги.

— Это можно, — согласился Киппс и пошел спрашивать у Гвендолен коричневые краги и другие башмаки.

В этот день все словно сговорилось, чтобы испортить Киппсу настроение.

Когда он вышел из дому, под юго-западным ветром мир показался ему таким мокрым и унылым, что он сразу же раздумал плестись по глинистым тропинкам к Ньюингтону и зашагал на восток, к Фолкстону, вдоль Сибрукской дамбы. Полы макинтоша били его по ногам, дождь хлестал по лицу — он чувствовал себя настоящим мужчиной, выносливым и отважным. Но вдруг дождь перестал так же неожиданно, как начался, ветер стих, и не успел еще Киппс миновать Главную улицу Сандгейта, а над головой уже весело сияло весеннее солнце. А он вырядился в макинтош и в скрипучие краги, и вид у него самый дурацкий!

• Предыдущая
• 71/80
• Следующая