Избранное - Бэкон Роджер - Страница 43

И далее начинаются северные земли, о которых философы, жившие на юге, знали мало, как отмечает астроном Этик[236] в своей книге. Но он сам прошел все эти земли, переплыл северные моря и [исследовал] острова, в них расположенные. Я потому хочу следовать его [книге], но, тем не менее, приму во внимание и книги о нравах татар, особенно написанную братом Гильомом[237], который в лето Господне 1253 был послан королем Франции Людовиком, бывшим тогда в Сирии, в землю татар, и который написал для господина короля книгу об этих землях и их морях.

И большее море [т. е. Черное] имеет протяженность с запада, т. е. от Константинополя, на восток в 1400 миль, а в середине сужено с обеих сторон. С южной стороны [выступающей части суши] имеется замок и порт турецкого султана, называемый Синополис (Синоп). А с северной стороны имеется другой замок, называемый Солдайя[238] и он находится в провинции, называемой ныне Кассарией или Цессарией. Между Синополисом (Синопом) и Солдайей 300 миль, и это расстояние есть ширина моря между указанными выступающими частями суши. И эти замки охраняют два знаменитых порта, из которых люди северных земель переправляются в южные и наоборот. И от этих замков на запад, т. е. в сторону Константинополя, протяженность моря составляет 700 миль (причем такова же его ширина на западе), и столько же и на восток. И указанная провинция Цессария окружена морем с трех сторон. А на западе от нее лежит та часть Черного Моря, где находится город Херсонес, в котором принял мученичество св. Климент. И рядом с Херсонесом находится остров, на котором стоит церковь, построенная, как говорят, руками ангелов, в которой покоится тело святого. И от Херсонеса, до Солдайи расположено четыреста укрепленных городов, и почти в каждом из них жители говорят на своем собственном наречии. А там живет много готов, говорящих по-немецки.

С юга Цессария также омываема водами Черного Моря, в которое восточнее [относительно Цессарии] впадает река Танаис[239], ширина которой в районе устья составляет 12 миль. [В месте, где Танаис впадает в Черное море], расположен город Матрика (Матрега)[240]. И река Танаис образует севернее [Черного Моря] некое море[241], имеющее протяженность 700 миль в длину и в ширину, а глубина его нигде не превышает шесть футов. И это море является теми знаменитыми Мэотийскими топями, о которых говорят философы, поэты и историки. Танаис тянется от этих топей на север вплоть до Рифейских гор[242], находящихся на самом краю Севера. В этих горах Танаис имеет свой исток, и, проделав долгий путь по [различным] землям, впадает в вышеуказанные топи, их образуя. И пройдя через них, Танаис впадает в Черное Море, как я уже сказал выше. И эта знаменитая река отделяет в этих местах Европу от Азии. А указанные болота соседствуют со многими другими, но считаются как бы одними, и мы называем их болотами Мэотии или, если использовать прилагательное, Мэотийскими болотами. Итак, эти болота, которые [иногда] называют мелким морем, находятся на востоке от Цессарии и суть часть реки Танаис, которая течет через них и впадает в Черное Море.

А на севере от провинции Цессария, от Танаиса на востоке вплоть до Дуная на западе, тянуться дикие пустынные земли, и для того, чтобы их пересечь всаднику на быстрой лошади с той скоростью, с какой передвигаются татары (а они преодолевают расстояние, равное расстоянию от Парижа до Орлеана за один день), потребовалось бы два месяца. А у других людей, передвигающихся верхом в обычной манере, на это уйдет около четырех месяцев. Вся эта земля принадлежала половцам, которые назывались каптами, но татары полностью разорили эту землю и всех половцев истребили, за исключением части, которая бежала в Венгерское Королевство и стала его данником. Германцами [эта земля] называется Валана, а Плинием, Исидором и другими — Западной Аланией. И эта провинция на западе граничит с Дунаем, Венгрией и Польшей.

На севере от этой провинции находится Великая Русь, которая также граничит с Польшей и тянется вплоть до Танаиса, но большая ее часть на западе граничит [также] и с Левковией[243], землей столь же обширной, как Германия… Русские являются христианами, и суть схизматики, и молятся по греческому обряду, хотя [в богослужении] используют не греческий, а славянский язык, распространенный во многих регионах: на нем говорят на Руси, в Польше, Богемии и во многих других странах…

Представив основы мудрости, как Божественной, так и человеческой, которые зависят от знания языков, с которых переведена мудрость латинян, и, равным образом, от знания математики, теперь я хочу обсудить некие основы [мудрости], которые зависят от возможностей оптики. И если рассмотрение знания языков и математики прекрасно и доставляет наслаждение, то рассмотрение оптики куда более прекрасно и доставляет куда большее наслаждение, поскольку главные наши удовольствия мы получаем через зрение, и свет и цвет имеют особую прелесть сравнительно со всем прочим, что сообщают нам наши чувства. Но в оптике имеет место не только большее наслаждение, но и большая польза; кроме того, [знание этой науки] более необходимо. В самом деле, Аристотель говорит в I книге Метафизики, что только зрение показывает нам отличительные признаки вещей, ведь благодаря ему мы обретаем достоверный опыт обо всем, что имеет место на земле и в небе. Ибо небесные явления и, равным образом, то, что возникает в сфере воздуха (кометы, радуги и пр.), изучаются с помощью зрительных инструментов, как учит Птолемей и другие астрономы. Ибо их [т. е. указанных объектов] высота над горизонтом, величина, фигура и количество, а также все, что к ним относится, достоверно познается с помощью различных способов наблюдения при посредстве [упомянутых] инструментов. И то, что находится на земле, мы познаем опытным путем с помощью зрения, ибо слепец не может постигнуть на опыте ничего достойного, относящегося к этому миру. Слух может помочь нам поверить, ибо мы доверяем учителям, но то, что мы получили от них, мы можем проверить опытным путем только с помощью зрения…

Кроме того, науки учреждаются вследствие необходимости, полезности, а также сложности [познания], поскольку, как говорит Аристотель во II книге Этики, искусство занято сложным и благим. Ибо если бы то, что исследуется, постигалось легко, то в науке не был бы необходимости; равным образом, если бы нечто было сложным, но бесполезным, об этом не возникло бы науки, ибо [такая наука была бы] глупым и пустым занятием. Также, если бы наука не обладала большой полезностью и многими прекрасными истинами, то не было бы нужды учреждать ее как отдельную дисциплину: было бы достаточно, чтобы она содержалась в частной книге или главе общей науки вместе с прочим, [к этой общей науке относящимся]. Но философы учредили отдельную науку — оптику — только о зрении, но не о каком-либо еще чувстве. Поэтому надлежит, чтобы зрение представляло для мудрости особую полезность, каковая не обнаруживается в иных чувствах.