Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 59
- Предыдущая
- 59/112
- Следующая
Машина остановилась перед его домом, и водитель открыл для него дверь.
– В какое время приехать за вами утром, мистер Дарнинг?
– В обычное.
Томми смотрел на кружок медали в руке у министра.
– Поздравляю вас, сэр. Я слушал презентацию. За годы я их наслушался немало, и все это было болтовней. Но не ваша. Каждое слово, сказанное ими о вас, чистая правда. Я считаю за честь работать на вас.
– Спасибо, Томми. Я это ценю.
Дарнинг стоял под моросящим дождем, пока лимузин не уехал.
Он не замечал другую машину, пока не повернулся и не пошел по вымощенной кирпичом дорожке к дому. Машина была припаркована примерно в пятидесяти ярдах отсюда, и он, возможно, так бы и не заметил ее, если бы в эту минуту не отворилась дверь дома и свет из прихожей не упал на мостовую.
Из машины вышла женщина и направилась к нему сквозь влажную мглу. Она была стройная, почти призрачная и двигалась с уверенной грацией. Глядя, как она приближается, Дарнинг вдруг почувствовал, что видел ее раньше.
Когда она на минуту попала в полосу света от уличного фонаря, Дарнингу показалось, что перед ним Мэри Янг.
Я дважды безумен, подумал он, и все, что он нафантазировал о Мэри за эти последние дни, все, что перечувствовал, вдруг собралось в груди в один такой плотный комок, что ему стало трудно дышать.
Она остановилась в трех футах от него, и оба посмотрели друг на друга.
– Так это и в самом деле вы, – произнес он.
Мэри Янг кивнула, видимо, не доверяя собственному голосу. В кармане куртки она сжимала пистолет, нацеленный на Дарнинга, – в подобных случаях всего можно ждать, и она хотела быть к этому готовой. К чему она не подготовилась, так это к реальному физическому облику Дарнинга. Он был привлекателен. И не просто привлекателен. Она чувствовала, как его обаяние проникает внутрь ее существа.
– Больше всего я боялся, – снова заговорил он, – что вы погибнете до того, как я вас увижу.
И он ввел ее к себе в дом, прежде чем она исчезла так же неожиданно, как появилась.
Он облачался в комфортабельную элегантность собственного дома, словно во второй вечерний костюм. Именно так подумала о нем Мэри. Дом шел ему, как ни один из домов, в которых ей самой довелось побывать, не шел к ней. Разве что хижина из соломы.
Любимой комнатой Дарнинга был кабинет, поэтому он усадил ее там. Но даже здесь сам он чувствовал себя и передвигался, словно в чужом месте.
– Может быть, вы снимете куртку? – предложил он.
Она покачала головой:
– Мне удобно и так.
– Я только хочу, чтобы вам было удобнее. Ваш пистолет вы можете держать на коленях, если хотите. Или положите его в сумочку.
Мэри Янг нашла в себе силы улыбнуться.
– Приходилось ли вам хоть раз в жизни терять равновесие?
– Со мной это случилось дважды за сегодняшний вечер.
– Не могу себе этого представить.
Он протянул ей свою медаль, которую до сих пор держал в руке.
– В первый раз это произошло, когда мне аплодировали стоя.
Она прочитала надпись.
– Весьма впечатляет. Но почему это так взволновало вас?
– Потому что, как мы оба с вами знаем, я совсем не такой, каким мне полагается быть в соответствии с этой надписью.
– А второй раз?
– Когда я увидел ваше лицо при свете уличного фонаря и был потрясен так, как это редко случалось со мной в жизни.
– Но ведь вы меня даже не знаете.
– Я знаю вас, Мэри.
С этими словами Дарнинг открыл шкаф, достал оттуда картонную коробку и поставил ее на кофейный столик перед Мэри.
– Что это? – спросила она.
– Вы. Ваше досье.
Она сидела и смотрела на кучу папок, фотографий, вырезок из газет и журналов, видеокассет.
– Хотя бы взгляните на них, – попросил он. – Пожалуйста.
– Зачем?
– Тогда вы поймете определенные вещи. Чтобы мы могли продолжить разговор.
Мэри Янг взглянула Дарнингу в глаза и увидела в них свое отражение. Странный человек.
Потом, не глядя выбрав фотографию, она снова увидела себя. На этот раз обнаженную и в обществе двух тоже обнаженных мужчин.
Ей тогда было не больше семнадцати, мужчины постарше. Она не вспомнила ни одного из двоих. Да и как бы она могла? Схваченная камерой отнюдь не в момент игры в классической драме, она навеки застыла в акте минета с одним из мужчин, в то время как другой содомировал ее. Все это было такое застывшее, лишенное радости, так сказать, интимность, ничего общего с интимностью не имеющая. Каждый участник был сам по себе. Если бы Мэри пришлось выбирать название для этого изображения, она назвала бы его “Одиночество”.
Она почувствовала некоторое удивление, оно почти сразу угасло, и если министр юстиции ожидал увидеть на ее лице фейерверк эмоций, то он должен быть разочарован.
Мэри даже не потрудилась проверить, так ли это, – она не подняла глаз. Она быстро и спокойно просмотрела содержимое коробки, от души забавляясь старательностью сотрудников ФБР и официальными пояснениями по поводу каждого материала в коробке. Как будто начиная с шести лет она и ее трогательные маленькие сексуальные ухищрения представляли собой долговременную коварную и хитрую угрозу внутренней безопасности страны.
Когда она закончила, Дарнинг налил в два сужающихся кверху бокала понемногу бренди и один протянул ей.
– Ради чего вы предприняли всю эту суету? – спросила она.
– Чтобы узнать вас.
– Узнали?
– Как самого себя.
– Что вы имеете в виду?
– Я узнал, что мы оба пойдем на все ради того, чтобы выжить.
– Это комплимент или обвинение?
– Комплимент для вас. Для меня обвинение.
– А в чем разница между нами?
– Вы начинали голой, униженной и одинокой. У меня было все с самого начала.
Они молча потягивали бренди, изучая друг друга. Был тихо. Ночь и изморось вобрали их в себя.
– Как я уже упоминал, – заговорил Дарнинг, – я боялся, что вы погибнете в Позитано и никогда не приедете ко мне. Тогда я понес бы поистине тяжелую утрату.
Мэри покачала головой:
– Вы рассуждаете как одержимый, мистер Дарнинг. Женщины должны быть от вас без ума.
– Женщины как таковые более меня не интересуют.
– Что же интересует вас?
В воздухе вокруг нее разливался какой-то особый аромат. Он невольно дразнил воображение Дарнинга.
– Меня интересуете вы, – сказал он. – Неужели я не выразил этого с достаточной ясностью?
С полминуты они посидели молча и неподвижно.
– Глядя только лишь на ваши фотографии, – негромко начал Дарнинг, – я уже мечтал о вас, как школьник, ощутивший начало полового созревания. Сейчас я хочу вас так, как не хотел ни одну женщину в своей жизни. А вы явно тоже хотите чего-то от меня и с той же силой, иначе не приехали бы сюда из Позитано.
Опустив локти на колени, он перегнулся к Мэри над своим бокалом.
– Говорите же, Мэри Янг. Скажите точно, чего вы хотите от меня.
– Мальчика.
Слово прозвучало быстро и просто.
– Вы так любите детей?
– Нет.
– Тогда почему этот мальчик так важен для вас?
– Потому что это я причинила им зло.
– Вы хотите сказать, что мучаетесь угрызениями совести?
– Да, – ответила она. – А вы?
Дарнинг медленно наклонил голову:
– Если бы я верил в Бога, то сказал бы: слава Богу! – Он улыбнулся. – Поскольку это не так, я должен благодарить только самого себя.
– Почему угрызения совести так важны для вас?
– Потому что они отличают нас от обезьян.
Он глотнул бренди и подлил из бутылки ей и себе.
– Пожалуйста, поймите, – сказал он, – что я не имею ничего общего с похищением мальчика. Я ничего не знал о похищении, пока оно не произошло.
– Прекрасно… Вы истинно человеческое существо. Так освободите мальчика, прежде чем ваши итальянцы его похоронят.
– Это вне моих возможностей.
– Нет ничего вне ваших возможностей.
– У вас создалось обо мне превратное впечатление. У меня есть свои ограничения.
Атмосфера в комнате как-то сразу потускнела и сделалась душной. Мэри Янг сидела и смотрела на ряды книг по стенам, на подписанные фотографии министра юстиции с великими и полувеликими. Этот человек имел возможности. И она с невероятной силой хотела добиться своего.
- Предыдущая
- 59/112
- Следующая