Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 14

• Предыдущая
• 14/112
• Следующая

Глава сектантов произнес:

– Что случилось с вашими добрыми намерениями, господин министр?

– Я все еще имею их.

– Докажите это.

– Каким образом?

– Приходите сюда один, сядем с вами друг против друга за простой деревянный столик и потолкуем.

Дарнинг ощутил в груди прилив тепла.

– Я буду у вас через двадцать минут, – сказал он и положил трубку.

Директор ФБР уставился на своего друга:

– Ты спятил? Этот ублюдок либо возьмет тебя в заложники, либо прикончит.

– Нет. Заложники – это он сам и его паства. Я ему в таком качестве не нужен. К тому же, кем бы он ни был, он не убийца.

– Откуда тебе знать?

– Оттуда, что я хорошо подготовил домашнее задание по поводу Сэмсона Кослоу и его “олимпийцев”. Они всего лишь защищались, когда на них напали. Сами по себе они люди мирные и не агрессивные. Если чем и страдают, так это апокалиптическим визионерством, которое может привести их к массовому самоубийству. Именно к этому они и готовятся сейчас.

– А если ты ошибаешься?

Дарнинг не ответил.

– Ради Бога, Хэнк! Ты не должен так поступать! Ведь ты же министр юстиции Соединенных Штатов.

– Я знаю, кто я такой, – улыбнулся Дарнинг. – Поэтому именно я и обязан побеседовать с Сэмсоном Кослоу и Господом.

Они постояли, глядя друг на друга.

– Да, вот еще что пришло мне в голову, – заговорил Дарнинг. – Это дело с поисками Витторио Баттальи.

– Ну и что с ним?

– На тот практически исключенный случай, если я не вернусь, забудь о нем.

Уэйн смотрел на Дарнинга непонимающим взглядом.

– Я понимаю, что никогда не смогу объяснить это хотя бы частично, – продолжал Дарнинг, – но если я ошибся в Кослоу, то все связанное с Витторио Баттальей уже не будет иметь никакого значения.

Генри Дарнинг шел по открытому полю.

Сначала ему почудилось, что он снова во Вьетнаме. Яркая зелень, бесшумное зло, горячее солнце бьет прямо в лицо, и кажется, что отовсюду следят за тобой вражеские глаза.

Потом он стал слышать щелчки и жужжание фото– и кинокамер позади себя и по сторонам и понял, как велика разница.

Впрочем, страх был тот же самый. Не важно, что он говорил Брайану. Он имел дело с религиозными сектантами, фанатиками. Частью их доктрины была доктрина смерти. Если ты хочешь умереть во имя Бога, ты должен быть готов убивать во имя Его. К тому же, потеряв своих людей убитыми и ранеными, “олимпийцы” могли рассматривать ситуацию как священную войну, спровоцированную репрессивным правительством.

Министр юстиции шагал по высокой траве под безоблачным небом. Твердой поступью он прошел мимо агентов, полицейских и заместителей шерифа, расположившихся на границе осады. Он чувствовал на себе их взгляды.

Моя армия.

На какое-то мгновение Дарнинг ощутил себя полузащитником, который перехватил сорокаярдовую передачу и должен пробежать еще пятьдесят ярдов ради самого главного гола в истории команды.

Он уже миновал безопасную зону, впереди оставалась наиболее трудная часть пути по направлению к сверкающим на солнце металлическим жалюзи на окнах и нацеленным прямо на него из проделанных в металле бойниц ружейным дулам; по направлению к толстым полукруглым бревнам стен, способных остановить любую пулю. Но наиболее острым было осознание того, что в любую секунду, в зависимости от непредсказуемых импульсов одержимых догмой смерти фанатиков, он может быть обращен в ничто.

Дарнинг смотрел вперед и только вперед, переставляя одну ногу перед другой, и старался уловить атмосферу. Вплоть до того момента, когда на расстоянии примерно пятидесяти футов от него отворилась массивная дверь, и он увидел преподобного Сэмсона Кослоу, готового встретить его.

Худой человек средних лет с усталыми глазами и взлохмаченными волосами, Кослоу мог бы представлять третье поколение западновиргинских шахтеров, одного из тех, с чьих лиц лишь недавно сошел след угольной пыли. Одетый в выцветшую холщовую одежду, он стоял в проеме двери и не двинулся с места, пока они с Дарнингом не обменялись рукопожатиями.

– Благословляю ваш приход, – сказал он.

Затем Дарнинг оказался в помещении, дверь за ним закрыли и заперли на засов, и он ощутил запах собственного возбуждения. Повернулся… да, здесь было на что посмотреть.

Внутренняя часть большого дома “олимпийцев” напоминала пещеру: большое замкнутое пространство, на котором разместились сорок три оставшихся в живых члена секты – мужчин, женщин и детей, собравшихся здесь, чтобы жить или умереть. Вооруженные мужчины стояли у окон. Ребятишки сидели в дальнем углу под присмотром молодых женщин. Раненые вытянулись на голом полу либо на окровавленных матрасах. Мертвый мужчина и мертвая женщина, обряженные для похорон, лежали бок о бок на длинном столе. Свечи горели у них в головах и у ног, а вокруг стола молча молились несколько человек, опустившись на колени.

Было очень тихо, только плакал ребенок. Генри Дарнинг угрюмо размышлял, тот ли это ребенок, плач которого он слышал в телефонной трубке.

Наконец он увидел самое страшное, и сердце у него заколотилось, а во рту пересохло.

Он насчитал их четыре, по одному у каждой стены; они стояли словно памятники на кладбище. Каждый представлял собой смертельный конгломерат из динамита, проводов, детонаторов и пятигаллоновой жестянки с бензином. Во взаимодействии они заменят Страшный Суд – этакое всеобщее самоуничтожение.

Весьма серьезная штуковина, подумал Дарнинг. Если у него и были сомнения насчет объявленного ультиматума, то теперь они окончательно исчезли.

Кослоу тронул его за руку.

– Идемте, – сказал он и подвел Дарнинга к маленькому деревянному столу у окна.

Хрупкая седовласая женщина принесла две чашки воды, поставила по одной перед каждым из них и удалилась. Поскольку вода была уже несколько дней отключена, Дарнинг точно знал, как драгоценна каждая капля, каждая чашка влаги.

– Ну хорошо, – сказал Сэмсон Кослоу. – Вы здесь. Вы видите все, как оно есть. Мы ничего не скрываем. Итак, жить нам или умереть?

– Слишком много людей уже погибло. Я больше не хочу смертей.

– Следовательно, вы свернете ваши палатки и оставите нас в покое?

– Это не так просто, преподобный отец. – Дарнинг говорил спокойно и терпеливо – так он мог бы разговаривать с ребенком. – Ведь еще не упразднены законы о наказании за убийство правительственных агентов.

– Не в тех случаях, когда в агентов стреляют, защищая собственную жизнь и свободу, защищая свою веру. Не в тех случаях, когда, как это произошло с нами, нападение на жилище совершено без предписания и к тому же незаконно. И конечно не в том случае, когда министр юстиции понимает правосудие так же верно, как он понимает законы, и собирается поступать соответственно.

Они посидели, молча глядя друг на друга. У религиозного пастыря лицо было задумчивое и озабоченное теми последствиями для будущего сорока трех человек, какие могли проистечь из их с министром небольшой дискуссии.

– Продолжайте, – произнес Дарнинг. – Я слушаю вас.

– Если бы мне довелось выступать в суде как защитнику, – заговорил Кослоу, – я сказал бы присяжным, что мои клиенты стали жертвами необоснованного нападения, некоего публичного шоу, безрассудно устроенного местным отделением ФБР. Я сказал бы…

– Погодите. – Министр юстиции приподнял руку. – Вы вводите меня в заблуждение. Объясните, в чем дело.

– То есть вы не знаете, как все произошло на самом деле?

Дарнинг медленно покачал головой. Преподобный сделал крохотный глоток драгоценной воды.

– Ну что ж, может, вы и вправду не знаете. Вы министр и находитесь высоко, почти рядом с Господом. ФБР – всего лишь один из подчиненных вам департаментов, а Западная Виргиния – всего лишь маленький штат. Нельзя ожидать, чтобы вы знали каждое небольшое подводное течение.

– Так расскажите мне, преподобный отец!

– Отделению ФБР в Хантингтоне предстоит серьезная бюджетная ревизия. Они опасаются, что их вообще могут прикрыть, а им этого, понятно, не хочется. Отсюда и возникла идея незаконного обыска в поисках нелегально хранимого оружия, а также распоряжение о моем аресте.

• Предыдущая
• 14/112
• Следующая