Метаморфозы вампиров-2 - Уилсон Колин Генри - Страница 55
- Предыдущая
- 55/77
- Следующая
Была и еще одна причина неудобства. Несмотря на саму ментальную силу, которую груоды могли нагнетать и проецировать, они как бы не решались, в какой последовательности и что созидать. Ясно, что им необходим был уже готовый ментальный шаблон, который можно спроецировать на толщу дыма. Карлсен же поступал по-своему: его ум ваял форму на манер скульптора — неким инстинктом, идущим из глубины натуры. При этом он чувствовал, что для гребиров это странно и непривычно; они абсолютно не догадывались, что такая способность вполне заложена в них самих.
Главное было ухватить суть врубада, остальное давалось уже легче. Юноши давали ему энергию и намеки. Он же мог отбирать необходимое и, преображая в свое, направлять затем в клубящийся дым. Надо было лишь усвоить, что шлейф идет вверх, причем слегка вихреобразно. Учитывая это, управляться становилось гораздо сподручнее.
Женщина в дыму уже начинала обретать призрачные очертания. Нелепо вытянутая, она смотрелась эдакой снегурочкой, тающей в небе над костром. Пора было приступать непосредственно к сотворению.
От резкого усиления концентрации образ стал отчетливей и резче, обретая собственную реальность. Форма делалась все более осязаемой, и внимание постепенно сфокусировалось на медленно проявляющейся среди пара женщине. Мешал идущий вверх поток, зыбко колышущий густеющий образ. Но тут четырнадцать умов (понимающих, что основная работа позади) подхватили девушку, словно помогая ей выйти из ванны, и перенесли на твердую почву у ног Карлсена.
Не терпелось взглянуть на собственное творение, однако первое впечатление разочаровывало. Кожа, начать с того, была какая-то серая и мягкая как пеноплен.
Более того, уплотняясь, она стала обретать типичные для гребирских наложниц черты: вымя, зад. На плоском, гладком лице угадывались лишь намеки на скулы и брови, подбородок почти отсутствовал. Ни дать, ни взять — кукла из секс-шопа.
Глядя на нее с досадливым недоумением, Карлсен почувствовал, что остальные стоят и с любопытством смотрят, как у него пойдет дальше. Он так углубился в созидание, что и не заметил, как остальные вышли из сцепки. Они теперь снова были сами по себе, вне «решетки» из полос, то же самое и он. Опускаясь возле недоделки на колени (манекен и манекен), он понимал, что, по крайней мере, придаст ей задуманную форму. Иной вопрос, удастся ли справиться без посторонней помощи. Хотя основные навыки уже получены: знание и уверенность.
Склоняясь над ней, Карлсен максимально сфокусировался, проецируя энергию на гладкую личину. Если не получится, придется отвлечься и просить помощи. Но нет, с необходимой степенью концентрации ощутился бодрый прилив силы. Чувствовалось, как противится серая губчатая плоть. Поддаваться она начала так, как подается под пальцами глина.
Сгущать из дыма силуэт было легче: здесь усилие требовалось жесткое и стойкое. Хорошо, что внутри проснулся некий инстинкт, внушающий точно то, чего нужно — так постепенно стали прорезаться черты. Через несколько минут сквозь сюрреалистическую гладкость серой плазмы начало проступать вполне узнаваемое лицо: двоюродная сестра, в точности как в то незабываемое, волнующее лето подростковых шалостей. Наступил завершающий этап, когда все шло уже легко и непринужденно, как резцом по воску.
Хотя поздравлять себя было рановато. Девчоночье лицо на женском теле смотрелось до смешного нелепо, и Карлсен начал менять форму носа и подбородка, привлекая как образец память о своей первой пассии, Марте Петерсон. Успокоился он только тогда, когда лицо с подросткового сменилось на взрослое.
Ровно дыша животворящей силой, он перевел внимание на тело. Круглый живот с эротичным лобком оставим гребирам. Карлсен сваял плоский животик и стройные бедра Марты, добавив даже ее шрам после операции. Следующим шагом он вдвое ужал груди. Довершив уже, узнал в них бюст молоденькой турчанки, изучавшей социологию в Бердсли (он то и дело провоцировал ее взглядом, но заговорить с ней так и не решился).
Зрители, чувствовалось, наблюдали с некоторым замешательством, разве что Дрееж немного сопереживал. Остальные не понимали — не только смысл работы в одиночку, но и то, зачем воображению предпочитать реализм. Карлсен, абсолютно поглощенный творчеством, на их чувства не реагировал. Удовлетворился он лишь тогда, когда вместо закормленной наложницы перед ним предстала если не танцовщица, то что-то вроде того.
Хотя и это еще не все. Несмотря на чуть вздернутый нос и небольшой, но четко очерченный рот, лицу по-прежнему недоставало характерности. Больше всего досаждали глаза: взгляд какой-то приглушенный, пассивный. Вспомнилась Сэм, барменша из пивного ресторана, где он прирабатывал официантом. Деваха не красавица, и шкода такая, что палец в рот не клади, но глаза… живейшие, карие, с огоньком. Попробовал было их воспроиз— вести, но вначале не получилось: яркие, но все равно чересчур мягкие. Ценой огромного усилия удалось зажечь в них столь памятный дерзкий огонек. Когда добился этого, пришлось доводить и все лицо: скулы сделать повидней, губы поупрямее.
И, наконец, зубы. У здешних роботиц они один к одному, жемчужные, ровные, но как-то по шаблону. Карлсен припомнил Мэрилин, подругу своего соседа по комнате. Лицо у нее было длинноватое, а передние зубы чуть крупнее обычного. Но, улыбаясь, она сияла таким дружелюбным обаянием, что все в нее невольно влюблялись. Карлсен, пальцем приоткрыв девушке губы, соответственно подправил резцы.
Отстранившись, он взыскательно оглядел ее в поиске недочетов. Они по— прежнему были: нос, вон, вздернут, и глаза посажены как-то широковато, и уши нуждаются в доделке, но неважно. Уже человек, а не кукла какая— нибудь.
Наконец приблизился момент, который не миновать было с самого начала. В безжизненного манекена из эктоплазмы предстояло теперь вдохнуть жизнь. Покажется странным, но Карлсен знал, как этого добиться. Надо было ввести в нее некую часть живительной силы — той самой, что ровно горела сейчас у него в мозгу, в сердце, нервных окончаниях. Здесь уже должен сказать свое опыт (никто же не учит повара подбрасывать блин на сковородке). Насчет его наличия у себя Карлсен сомневался, но сопутствующий пока успех придавал уверенность.
Фокусируя и направляя животворную энергию, он мимоходом чувствовал, что остальные тоже помогают, и проникся вдруг благодарностью за то, что не один. Серая плазма приняла оттенок живой плоти, начала тихонько подниматься и опадать грудь. Секунду-другую спустя девушка медленно открыла глаза и близко посмотрела на него.
Чувствовать ее взгляд, видеть ее живой — все это вызывало некоторую растерянность. Но стоило девушке улыбнуться, и она прошла, сменившись безмерным удовлетворением. Конечный результат восхищал: где-нибудь на вечеринке он бы точно на нее «запал». Невероятно, что это чудо он создал сам — ведь силищу какую надо иметь…
Лишь когда она села и огляделась, он потрясенно осознал в ней определенное сходство с Фаррой Крайски. Он и не догадывался о ее влиянии на выбор, но теперь, когда лицо девушки озарилось жизнью, это стало очевидным. Огорчений на этот счет не было. В сравнении с наложницей Оврока эта была просто шедевром. Карлсен, поднявшись, помог ей встать на ноги. Догадываясь, что именно от нее ожидается, девушка подалась вперед и их губы слились в поцелуе. Хотя вместо того, чтобы обнять его за шею, она сцепила ладони у себя за спиной. Все смотрели за этим странным поведением с нелегкой растерянностью.
— Как ее звать? — спросил Саргас. Карлсен подумал.
— Имогена. (Пришла на ум героиня из «Алонсо Храброго»).
— Как? Имогена? — озадаченно переспросил он. Имя, что и говорить, звучало экзотично.
— «Дочь», на языке эллинов. Создал ее я, потому пусть считается моей дочерью.
Юноши, одобрительно улыбаясь, пустились наперебой поздравлять. Но на Имогену, чувствовалось, поглядывали настороженно. К женщинам такого склада они явно не были привычны: не ровен час, выкинет чего.
Стимату, как обычно, начал Саргас. Отрадно было видеть его реакцию, когда он, обжав ладонями лицо Имогены, вгляделся ей в глаза. Ни от кого не укрылось, что он разом заинтригован и озадачен. Девушка твердо выдер— живала его взгляд. Стоя в нескольких футах, Карлсен любовался: не глазки, а солнышки — яркие, с бесиками. Прошла без малого минута (Овруна давно бы уже пошла по рукам), прежде чем Саргас с мужицкой грубоватостью ее выпустил. Тело, наоборот, он толком не ощупывал (что ж: «на вкус, на цвет…», хотя сложена девушка безупречно). А вот когда приложился к ней губами, тут уж стало ясно: не отлезет, пока не проберет насквозь. Имогена безропотно сносила его настойчивость. Наконец Саргас, повернувшись и коротко кивнув Карлсену (мол, «интересно»), отошел. По глазам видно, как беспокойно на душе: девчонка так и осталась непокоренной.
- Предыдущая
- 55/77
- Следующая
