Двойник для шута - Угрюмова Виктория - Страница 63
- Предыдущая
- 63/107
- Следующая
— То есть маг не может обернуться птицей, перелететь океан, затем стать каким-нибудь чудовищем, чтобы уничтожить воинов…
— Что ты, что ты… Если бы все обстояло так просто, то мир принадлежал бы нескольким чародеям. Нет, у них есть только дополнительные возможности. Назовем это так.
— А черный маг?
— Он отличается только тем, какие энергии рискует использовать в своих целях, и тем, что обычно не брезгует недопустимыми, страшными средствами. Черная магия — это вопрос этики и распределения сил. Противоестественное состояние души и разума.
— Чем дальше, тем хуже, — расстроился Сивард. — Без стакана даже дышать трудно. Приворожи меня, что ли, к кому-нибудь… А чем же тогда отличаются Агилольфинги?
— Этого никто и никогда не мог понять, — честно отвечал Аббон. — Но монхиганам вообще были подвластны такие силы, о которых нормальный чародей даже мечтать не смеет. Представь себе, что ты решил столкнуть с места хребет Хоанг, каково?
— Называется, толкай себе на здоровье, — меланхолически откликнулся рыжий.
— Вот-вот. И вдруг ты видишь, что кому-то это удалось. Что ты скажешь?
— Караул!
— Правильно. Ты сам и ответил на вопрос, что из себя представляет сила монхиганов. И при этом, заметь, никакой особенной концентрации, никаких заклинаний, чтобы войти в это состояние, никакого внушения. Они сливались с окружающим пространством, что делало их чуть ли не равными богам.
— А были существа сильнее их?
— Конечно. Драконы были самыми сильными магами за всю историю Лунггара. Но ты же прекрасно знаешь, что они давным-давно исчезли.
— А чем это можно доказать?
— То есть?
— Очень просто. Кто из нас присутствовал при исчезновении драконов? Ты? Я? Кто-то другой? Может, один-единственный дракон остался жив и теперь пытается загрести в свои лапы власть над миром. Почему бы и нет? Кстати, в легендах говорится, что драконы могли превращаться. Правда, не в кого угодно, а только в человека. Не знаю уж почему. Это действительно так?
— Теоретически, — торопливо сказал Аббон. — Только теоретически. Не сходи с ума, Сивард. Не пытайся отыскать древнего ящера, злоумышляющего против Агилольфингов, — это же абсурд.
— Не меньший, чем похищение тела из старого склепа, которое зачем-то было нужно всем и каждому.
— Что значит, всем и каждому? — испуганно спросил маг.
— А то, что один его крадет, а другой охраняет, как важную персону!
— Похищение тела — дело совершенно особого рода… — начал Аббон, но Сивард его перебил:
— Хорошо, тогда скажи мне вот что, загадочный прорицатель. Когда на Совете все говорили о том, как опасно отдать силу Агилольфингов в чужие руки, я так увлекся решением проблемы, что не обратил внимания на некую несуразицу…
Он набрал в грудь побольше воздуха и спросил:
— Какого Агилольфинга?!
— Додумался все-таки, — пробормотал Аббон крайне недовольно. — И ведь никуда не денешься. Умник рыжий! И откуда ты на мою голову взялся? Шел бы себе к Аластеру и беседовал с ним в тенечке.
— Я Аластера боюсь, — неожиданно откровенно ответил одноглазый. — А дело-то делать нужно. У меня там такая каша заварилась, Аббон: три военных корабля море процеживают — что-то ищут; людей перебили столько, что кровь стынет, следователи мои до таких идей додумались, что уж и не знаю — не то им памятники воздвигать, не то врача приглашать, причем опытного. А ты глаза к потолку возводишь, как девственница в третью по счету первую брачную ночь! Скажи, может на это хватить душевных сил, если даже зла не хватает?
— Я все понимаю, — чуть ли не простонал маг. — Просто…
— Ничего не просто, — не на шутку разошелся Сивард. — Все Агилольфинги мирно покоятся в фамильном склепе под Малахитовой базиликой, и я лично сопровождаю императора, когда он один раз в году отправляется туда, чтобы поклониться предкам. Девятнадцать монхиганов, павших в войне между Роаном и Лотэром, похоронены в дубовой роще. Я как-то никогда не задумывался над тем, кому принадлежит двадцатая, да еще и выстроенная и охраняемая, как крепость. Не до того было, к тому же видел я ее издалека и всего только раз. Какой там может быть похоронен Агилольфинг? И кому его тело может понадобиться, а?!
Аббон взял тяжелый табурет и приволок его в тот угол, где метался, словно зверь в клетке, взбудораженный Сивард. Прочно утвердился напротив окна, поймал рыжего за рукав, заглянул ему в глаза.
— Видишь ли, Сивард, ты все время забываешь, что Далихаджар тоже был Агилольфингом. И что он единственный из монхиганов, кроме императора Брагана и его прямых потомков, так и не отказался от своей силы.
Как это ни удивительно, но запечатанный сосуд, о существовании которого догадались Крыс-и-Мыш, все-таки нашли. Может, потому что искали терпеливо и тщательно, не ропща на судьбу — вот она и решила помочь, в виде исключения. А может, просто повезло? Многие утверждают, что это одно и то же.
Ярким солнечным утром третьего дня месяца лонг-гвая матрос, сидящий в «вороньем гнезде» на самой высокой мачте «Жемчужины моря», внезапно заорал не своим голосом, указывая рукой на что-то, невидимое пока остальным.
Надо сказать, что «Жемчужина моря» была арабаной — военным кораблем империи, — которой командовал уже знакомый нам капитан Камиллорой Нарриньерри. Его судно, которое сам он называл не иначе как «моя красавица», было выкрашено в цвет морской волны и паруса имело такие же, шелковые, расшитые яркими нитками. На этой арабане с крутыми бортами и огромным тараном, окованным железом, было не страшно встретиться с любым противником. На судне спокойно умещалось более пятисот пассажиров и около двухсот членов команды. Флаг военного флота Великого Роана — зеленое с золотым — трепетал на ветру.
Когда матрос в «вороньем гнезде» увидел по правому борту сверкающее пятнышко, он сразу подумал, что так может отражать солнечные лучи стеклянный бок бутылки. Или это позже он говорил, что подумал об этом, а закричал сразу, как только осознал, что видит нечто, — это уже не важно. Важно, что арабана моментально легла на нужный курс и через несколько минут оказалась на месте. С борта спустили лодку с двумя матросами, и те действительно выудили бутылку из-под дорогого тетумского вина «Амхара», заткнутую пробкой и залитую зеленым воском. Не прошло и десяти минут, как находка попала в руки самого Камиллороя.
Поскольку капитан присутствовал при докладе Крыс-и-Мыша, то был полностью уверен в том, что нашел предсмертное послание Джоя ан-Ноэллина, но не решился его прочитать, справедливо полагая, что вскрывать подобное письмо следует при Сиварде, иначе одноглазый не простит ему самоуправства и на всю жизнь спишет на берег. Все знали, что начальник Тайной службы пользуется неограниченным влиянием. А искушение у капитана все же было, ибо он не стал подробно распространяться во время разговора о своих отношениях с покойным контрабандистом.
Они так долго находились с Джоем по разные стороны "крепостной стены, что Камиллорой Нарриньерри и представить себе не мог, насколько его потрясет эта смерть. Он дал себе слово узнать, кто именно убил Джоя, и отомстить убийце, как мстят настоящие друзья.
Когда-то давно, когда Камиллорой был еще совсем молодым человеком и только грезил дальними странствиями и морскими просторами, он крепко сдружился с веселым и задорным отпрыском эмденского князя ан-Ноэллина. Джой тогда сбежал из дому и вовсю наслаждался свободой, он и Камиллороя заставил поверить в то, что жизнь прекрасна и что все мечты сбываются, если как следует постараться. Пути их быстро разошлись, и ничего особенного их, вроде, не связывало: жизней они друг другу не спасали, клятв не давали, а вот поди ж ты — оказалось, что капитан Нарриньерри по сей день считал Джоя своим другом. Хоть, может, и сам об этом не подозревал до тех пор, пока не ступил на забрызганную кровью палубу осиротевшей «Летучей мыши».
Арабана превосходит по скорости любые парусные суда Лунггара. Не прошло и двух с половиной суток, как запечатанная бутылка уже стояла на столе перед нахмуренным Сивардом.
- Предыдущая
- 63/107
- Следующая
