Двойник для шута - Угрюмова Виктория - Страница 62
- Предыдущая
- 62/107
- Следующая
— И рисковать с таким отчаянным и удачливым человеком, как Джой, — согласился одноглазый. — Что ж, Крыс-и-Мыш, все верно. А теперь давайте выпьем за светлую память большого мошенника, веселого храбреца и одного из самых порядочных и благородных наших противников — его светлость князя Джоя ан-Ноэллина, да будет земля ему пухом. Куда вы тело отправили?
— В Янтарную базилику, чтобы похороны были как у людей, — сказал Джералдин, бесшумно появляясь на пороге. — Я что-то сделал не так?
— Конечно, так. Иди выпей, — приказал Сивард. — Спасибо, сынок.
Аббон Флерийский не особенно удивился, когда Сивард вновь навестил его: он давно уже ждал визита одноглазого и, пожалуй, даже начал удивляться его долготерпению.
Светало, и дворец был погружен в сладкую полудрему, нарушаемую изредка неровными шагами сонных еще слуг да тихими голосами поваров, идущих на кухню. Сама птицы пели нестройно и как-то лениво. Солнце еще не встало, и в воздухе были разлиты сырость и прохлада, заставлявшие поеживаться и мечтать о теплой и уютной постели. Всему Великому Роану было доподлинно известно, что встать в такую рань для начальника Тайной службы равносильно героическому и беспримерному подвигу.
— И не предлагай мне свое ядовитое пойло, — заявил с порога Сивард, видя, что маг подходит к перегонному кубу.
Он кутался в желтый плащ, своим ярким цветом возмещавший отсутствие дневного светила, и был похож на нахохленную несчастную птицу. Но единственный глаз его был широко раскрыт и сверкал свирепо и решительно. А это всегда грозило окружающим дополнительными сложностями.
— Ну-ну, не бушуй, — примирительно пробормотал Аббон. Он был слишком старым, слишком мудрым и видавшим виды, чтобы не знать, зачем притащился к нему одноглазый ни свет ни заря, какие вопросы его мучают. А вот как на них ответить, на эти вполне, кстати, естественные вопросы, Аббон, пожалуй что, и не знал.
Сивард устроился в самом темном углу комнаты, на сундуке, куда забирался в тех редких случаях, когда чувствовал себя неуверенно. Помолчал. Вздохнул тяжко:
— Сиротливый я какой-то, неприкаянный. Заброшенный. Старею, наверное.
— Насколько я тебя знаю, сиротинушка, ты меня сейчас так огорошишь, — откликнулся печально маг. — Ты так вздыхаешь, когда намереваешься учудить что-нибудь из рук вон. Ну, признавайся, что тебя с постели подняло в рассветный час, вопреки твоим убеждениям?
— Это правда, — согласился Сивард. — Я убежден, что для нормальной жизни человеку нужно нормально спать. Нормально — значит много.
Он поерзал на своем сундуке, покашлял — словом, всячески постарался продемонстрировать, что и сам неловко себя чувствует, ставя Аббона в невозможное положение. А когда посчитал, что выполнил достаточно, чтобы совесть была чиста, спросил совершенно другим голосом, как человек, пребывающий в своем праве:
— Я не знаю, есть ли у тебя разрешение хотя бы в крайних случаях отвечать на деликатные вопросы, подобные тем, которые я сейчас собираюсь задать. И потому понимаю, что поступаю до какой-то степени нечестно по отношению к тебе. Но пойми и ты меня: долгие годы моих знаний хватало, чтобы спокойно и, надеюсь, неплохо выполнять свою работу, — я это и делал, не причиняя никому лишних хлопот. Но теперь все переменилось — как я могу защитить императора, если ничегошеньки не знаю?
— Ты прав, Сивард, — сказал Аббон. — Я даже не стану тратить время на то, чтобы обсуждать эту сторону проблемы. Сделаем так: ты объяснишь, что именно тебя интересует, а я постараюсь рассказать тебе все, что сочту возможным. Согласен?
— Можно подумать, у меня есть какой-то выбор, — буркнул одноглазый.
— Выбор всегда есть, — мягко ответил маг. — Просто все тайны, которые тебе так необходимы, — не мои. И я уже не первый век приношу клятву каждому следующему Агилольфингу свято хранить их.
Начальник Тайной службы смотрел на мага со спокойной улыбкой. Он уважал этого жизнерадостного, сильного человека и прекрасно понимал, какая ответственность лежит на нем все эти бесконечные годы. Он не стал бы просить у Аббона нарушать данное слово, но ему на самом деле не хватало множества звеньев, чтобы воссоздать всю цепь событий. Он сунул руку за пазуху и добыл оттуда неожиданно тухлую тетрадь, переплетенную в изумрудно-зеленый бархат с серебряными накладками, открыл ее посредине и пробежал глазами страницу.
— Видишь ли, Аббон, вероятно, ты станешь смеяться, но я веду нечто вроде записей о том, как прошло то или иное дело, что я успел, чего — нет.
— Только этого мне не хватало, — поскучнел маг.
— Вот-вот, я так и думал, что ты это скажешь. Но все равно: однажды мне пришла в голову совершенно естественная мысль узнать у тебя или кого-либо другого, сколько лет герцогу Дембийскому и когда он впервые появился при дворе. Думаю, я совершенно случайно занес тогда эту запись в свою тетрадь: вопрос был слишком незначительный, с одной стороны, и простой — с другой. И я был уверен, что рано или поздно вспомню о нем, хотя бы когда встречусь с Аластером. И что же? Я так и не вспомнил, хотя на провалы в памяти не жалуюсь.
Позже я пересматривал свои записи и, натолкнувшись на эту, специально перенес ее на одну из последних страниц. И опять забыл. Дальше это стало похоже на увлекательную игру. Я должен тебе сказать, что если в ней и был победитель, то на меня не рассчитывай, я не знаю, кто он. А теперь ответь, это твоих рук дело?
— Не стану притворяться, что не знаю, о чем речь, — вздохнул Аббон. — Скажем так, не только и не столько моих.
— Тогда чьих же?
— А теперь я буду делать вид, что не слышал последнего вопроса, и ты тактично переведешь разговор на другую тему.
— Опомнись, Аббон! Это я-то тактично переведу?
— Придется, — пожал плечами маг. — Это уж совсем чужие секреты.
— Ну, тогда хотя бы намекни — только герцог Дембийский представляет из себя сплошную загадку или его гравелотские сеньоры все, как один, имеют тайны?
— Ты сам и ответил, Сивард. Давай договоримся, что к нашим проблемам это не имеет никакого отношения, и потому ты вправе перестать терзать себя сомнениями по поводу Аластера и его воинов.
— Меня всерьез волнует, что такое магия, — сказал одноглазый, вставая с сундука и начиная расхаживать по лаборатории Аббона. — Я раньше не задумывался над этим вопросом: все мы в детстве достаточно сказок наслушались, чтобы считать себя настоящими экспертами. А спроси меня, что может маг и чего он не может — я не отвечу. Потому что не знаю.
— Ого! — Аббон в досаде хлопнул себя по ляжкам. — Ты представляешь, чего требуешь?! Люди по нескольку десятков лет изучают основы магии, а ты приходишь с утра пораньше и хочешь к вечеру все знать и все понимать.
— Ну, не к вечеру, а к обеду, желательно. Есть-то хочется.
— Бог мой! — возвел маг глаза к потолку.
— Не усердствуй так, я же не прошу учить меня заклинаниям или объяснять основные принципы. Мне важно разобраться для себя, что маг может, а чего — нет. Скажем, ты умеешь превращаться в животных или птиц?
— А-а, вот ты о чем, — протянул Аббон. — Тоже задача не из легких, но более разрешимая.
— Ты сам — сильный маг? — внезапно спросил Сивард.
— Да. Очень. Но, конечно, с Ортоном не иду ни в какое сравнение.
Одноглазый споткнулся и застыл на месте, представляя из себя статую Величайшего Недоумения.
— Сейчас-сейчас, — рассмеялся Аббон. — Все растолкую, во-первых, тебе необходимо уяснить раз и навсегда: любой маг работает с энергией мысли и никогда не может сделать того, что противоречило бы основным законам природы. Скажем, я не могу превратиться в волка или кота, но могу заставить тебя поверить, что я это сделал. Чем сильнее маг, тем быстрее и легче у него это получается.
— А как же внушить подобные мысли тысяче людей?
— О! Это гораздо проще. Думаю, для тебя не секрет, что люди, собравшиеся в толпу, думают и действуют иначе, чем поодиночке. Разум и воля толпы — сами по себе серьезная магическая сила. И здесь основное умение заключается не в том, чтобы убедить толпу, а в том, чтобы несколько десятков или сотен людей, собравшихся в одном месте, превратить в это особенное существо. Но это уже ремесло, далекое от магий. Великие правители, полководцы и люди искусства владеют им в совершенстве.
- Предыдущая
- 62/107
- Следующая
