Тропою духов - Бейкер Мэдлин - Страница 12

• Предыдущая
• 12/70
• Следующая

— Научите меня, — согласился он.

Мэгги отложила свой труд романистки и посвятила всю следующую неделю обучению Ястреба английскому. Она предполагала уделять этому по часу каждое утро, но час превращался в два, три, а к концу недели они занимались почти восемь часов в сутки.

Мэгги радовалась помощи Вероники. Ведь грамматика английского слишком уж отлична от языка Лакоты. Таких глаголов просто не существовало в нем. Там, где бледнолицый говорил: «Трава высока», — по-лакотски говорят «Педжи ханска», означающее «Высокая трава». «Солнце горячо» переводится, как «Ви ката», то есть «Солнечный жар». Фраза «Собака съела цыпленка» преображалась в «Санка хи кокойахаи ла тебиа», что значит «Собака, которую съел цыпленок»…

К концу недели Мэгги поражалась успехам своего ученика. Едва она успевала раз-другой объяснить что-то, как он усваивал это тут же. Теперь, сидя напротив него за кухонным столом, она то и дело ловила себя на том, что не в силах оторвать от него взгляд. Ястреб до сих пор отказывался носить что-либо, кроме набедренной повязки и мокасин, и взгляд ее был прикован к широким плечам и медной груди. А притягательный взгляд глубоких черных глаз, а чувственный рот?! Она ловила себя на мысли, что жаждет кончиками пальцев прикоснуться к его губам, дотронуться до бледных рубцов на груди.

«Что за мощная грудь,» — подумала она. Встряхнув головой, Мэгги отбросила подобные мысли. Даже в юности мальчики не поглощали всех ее мыслей. Ее матушка твердила, что порядочная девушка бережет себя для брака, а Мэгги такой и была. Без сомнения, это была единственная тридцатидвухлетняя девственница в Соединенных Штатах.

Она подняла голову. До ее сознания долетел голос Черного Ястреба.

— Простите, я не слышала.

— Вы устали? — повторил Черный Ястреб, дивясь ее продолжительному молчанию.

— Нет, все прекрасно, — ответила Мэгги, улыбнувшись — ведь он обратился к ней по-английски.

Черный Ястреб не отводил от нее задумчивого взора. Ему много раз удавалось перехватить украдкой бросаемые на него взгляды. Ничто не могло ускользнуть от зоркого глаза Ястреба. Был ли он желанным для нее, или то было простое любопытство к человеку, попавшему в «сегодня» из мглы веков?

Желание волной поднялось в нем, когда его глаза встретились с глазами Мэгги. Когда он думал о Ней, как о Призраке, его не влекла так красота ее лица, кожи, рта. Но сейчас, зная, что она создана из плоти и крови, ему приходилось сдерживать себя, чтобы не коснуться ее щеки ладонью, не окунуть лицо в гущу черных волос, вдыхая сладостный запах этой женщины…

Разом оборвав свои мечты, он резко встал:

— Мы начнем завтра снова.

— Хорошо. Он по-прежнему не двигался. Его взгляд скользнул по лицу женщины, и он вновь спросил себя — зачем она позвала его?

Мэгги почувствовала, как вспыхнули ее щеки под долгим взглядом Ястреба. О чем он думал? Почему так смотрел на нее?

— Спокойной ночи, Мэг-ги, — тихо сказал он, и голос его, такой глубокий, бархатистый и сладостный, обволакивал сознание дурманящей пеленой.

— Доброй ночи, — прошептала она, пожалев, что не нашла предлога оставить его здесь.

Черный Ястреб неохотно покинул кухню, зная: нужно уйти, пока он не сделал чего-нибудь непоправимого, недостойного воина.

Он спустился по узкому коридору, что вел в прихожую, здесь задержался на мгновение, чтобы взглянуть на картину над камином, затем вышел из дома.

Стоя на крыльце, он закрыл глаза и замер, жадно вдыхая свежие запахи земли и травы, благоухание сосен.

Он слышал шум крыльев, тихое ржание коня, волчий вой — родные звуки.

Открыв глаза, он устремил взор на Холмы, ощущая их близость и силу.

Он думал о Волчьем Сердце, о матери и молился, чтобы она осталась жива, но мысли всякий раз возвращались к Мэгги. Ему было невыносимо больно думать, что она прикована к креслу, и он не мог, взяв ее за руку, мчаться по прерии. Она прекрасна. И такая красавица обречена оставаться в инвалидном кресле! Ей не следовало бы жить в этом неуютном доме с одной лишь старой служанкой да юнцом. Он заметил грусть в глазах Мэгги и понял, что она мечтает о том, к чему стремится любая женщина. Ей нужен любимый мужчина, тот, кто даст ей детей и станет спутником жизни. Глядя в темное небо, он мечтал стать ее избранником.

Возвратившись в дом и тихо пройдя через холл, он направился к себе. Ястреб помедлил у спальни Мэгги, представив ее спящей с волосами, темным облаком разметавшимся по подушке.

Он уже собирался пройти мимо, когда услышал тихий плач. Ястреб невольно открыл дверь и вошел.

— Мэг-ги? Все в порядке?

— Да, уходите.

— Почему вы плачете?

«Действительно, почему?» — горько подумала она, а вслух произнесла:

— Пожалуйста, Черный Ястреб, немедленно уходите.

Он слышал слова, велящие уйти, но в глубине души знал, что она не хочет этого. Он пересек комнату и сел на кровать, привлекая ее к себе.

— Отпустите меня! — закричала она. Необъяснимый страх охватил Мэгги, когда индеец заключил ее в свои объятия.

— Мэг-ги, не бойся. Я не причиню тебе вреда.

Его голос, этот чудный глубокий голос проник сквозь мглу, отрезвив ее. Она почувствовала, как его руки гладят ей волосы и опустила голову ему на грудь, закрыв глаза.

Сто лет никто не держал ее в объятиях. Она слышала, как колотится его сердце, и ощущала жар его тела.

— Мэгги, почему ты плачешь?

— Я не могу сказать.

— Почему?

— Пока не могу. Я еще плохо знаю тебя. Он продолжал гладить ее волосы:

— Ты можешь мне сказать, — мягко подбодрил он.

Она покачала головой, не желая облекать свои опасения в слова. Причина не только в том, что она калека. Все было потеряно, все прошло мимо: верховая езда, теннис, пляж, плавание, магазины… И, хотя она и зареклась любить вновь, мужчина, о котором она бы заботилась и кто думал бы о ней. Но об этом она не могла сказать. Это значило бы раскрыть душу и сердце.

Черный Ястреб все еще держал ее и ждал, что она заговорит, но и без слов он уже догадался, отчего она плакала, почему звала его. Она была одинока и боялась старости, того, что некого любить и некому любить ее, Мэгги.

В снах и видениях он видел слезы в ее глазах и знал, о чем молит ее сердце.

Он нежно взял ее лицо в ладони и пристально вгляделся в глаза:

— Не плачь, Мэг-ги. Ты больше не одна. Она подняла голову. Голубые глаза блестели сквозь слезы:

— Не знаю, о чем вы? — прошептала она.

— Не надо лжи, — ответил он, кончиками пальцев утирая ее слезы. — Я не могу остаться навсегда, но пока я здесь, ты не будешь одна.

Утром, проснувшись, Мэгги почувствовала, что находится в полном замешательстве. Она едва знала человека, в чьих объятиях позволила себе оказаться ночью. Плакать на его плече! Она не могла поверить, что способна на такое. Ничего подобного с нею не случалось. В конце концов, она решила забыть этот эпизод и после завтрака продолжить работу над романом.

Когда Мэгги появилась на кухне. Черный Ястреб уже сидел за столом. Один лишь взгляд в его лицо всколыхнул в ее сознании все происшедшее. Мэгги вмиг вспомнила его руки. Его черные выразительные глаза говорили о том, что он также все помнит, что ему понятны смятение и боль одиночества, владевшие ею в ту ночь.

Писательский труд был единственной отдушиной, с помощью которой она могла забыть душевные раны, предательство Фрэнка, сознание того, что жизнь промчалась мимо. Друзья, которые у нее были в Лос-Анджелесе, не знали, как себя вести, когда являлись навестить ее после несчастного случая. Одни не находили слов, другие не могли смотреть в глаза и с притворным интересом рассматривали комнату. Она не осуждала их. Это были в основном товарищи по развлечениям: каток, лодки, лыжи, теннис. А так как спорт был теперь не для нее, то их больше ничего не связывало, и не о чем было поговорить друг с другом. После того, как Фрэнк разорвал помолвку, она покинула Лос-Анджелес, не оставив даже адреса. Только редактор знала, где ее найти.

• Предыдущая
• 12/70
• Следующая