Кошачье шоу - Дуглас Кэрол Нельсон - Страница 35

— И потом ты сама себя удивила и отлично провела время?

— Ты говоришь, как моя мама тогда, — с кислой миной ответила Темпл. — «О, дорогая! Иди! И может быть, ты встретишь там кого-нибудь получше». Но я не хотела никого «получше», а хотела кого-нибудь покруче. Поборов отвращение, я пошла, а Кертис так напился, что мой вечер закончился тем, что я отвозила его домой на таком же, как и он, очкастом «вольво» его отца.

Мэтт старался не рассмеяться:

— Все всегда заканчивается тем, что ты берешь ответственность на себя, да?

— А ты всегда переводишь стрелки? И о себе не очень любишь говорить, да?

— Нет, не люблю. Если б сестра Суперфина не использовала свою монашескую мировую информационную сеть, чтобы поймать меня, нас бы здесь вообще не было.

— Суперфина? А, Серафина — Суперфина. А это не… неуважение называть так монахиню?

— Ну что ты. Дети-католики сегодня почти также непочтительны и дерзки, как дети из общеобразовательных школ. А тут и неуважения никакого нет. Прозвища дают только популярным монахиням.

— А я все думала, откуда монашки берут свои имена. А священники имена меняют?

— Только монахини, — покачал он головой. — Я, кстати, никогда не думал об этом, как о форме проявления сексизма. Предполагается, что монахини должны оставить свою прежнюю сущность, а священники — нет. Конечно, братья тоже берут новые имена.

— Братья? А, брат. В католической церкви я лично вижу так много всего греческого.

— Существует даже Греческая Православная Католическая церковь, это официальное название, — Мэтт подмигнул, дразня ее. — И в ней священники могут жениться.

— И все еще оставаться католиками? Удивительно. Может, ты мог бы… поменять церковь?

Мэтт снова выглядел серьезным. Он покачал головой:

— Целибат не был причиной моего ухода, и многие священники уходят не поэтому.

У Темпл все внутри упало. В целибате был огромный смысл, учитывая текущий неблагоприятный социальный климат, но она не могла представить себе человека в расцвете сил, соблюдающего его до конца своих дней.

— В старые времена, — объяснял Мэтт своим обычным нейтральным голосом, которым он так умело отгораживался от слушателя, даже от себя самого, — мальчики поступали в семинарию после средней школы. Теперь они поступают после старшей школы, а иногда и после колледжа. Так что у кандидатов есть опыт нормальной жизни в социуме.

— Ты хочешь сказать, что такие священники не девственники?

— Обещание дается на период священничества.

— Навсегда.

— Навсегда.

— Кроме… некоторых случаев, — напомнила она сказанное им ранее про нерушимые истины.

Он уныло кивнул:

— Кроме некоторых случаев.

— Мне никогда этого не понять, — заключила Темпл, отодвигая тарелку. Ей хотелось сменить тему: — Также мне никогда не понять, зачем кому-то досаждать престарелой женщине, как мисс Тайлер.

— Детям по приколу, — сразу же ответил Мэтт. — Это их территория, банды.

— А где в наши дни нет бандитской территории? — спросила она с содроганием. — И развращать монастырь по телефону… — она снова вздрогнула, теперь еще сильнее. — Насчет сатанистов ты серьезно?

Официант забрал пустые тарелки. Мэтт поставил на стол локти и потер ладонями лицо:

— На самом деле, их не так много, как думают паникеры, но вероятность есть. Известно, что сатанисты особо жестоки к кошкам.

— И нападение на кошку племянницы мисс Тайлер во время выставки тоже было странным. Больше похоже на розыгрыш или на дело рук злостного соперника.

— Неужели люди могут так переживать из-за конкурса кошек?

— Там статус и деньги, — пояснила Темпл. — А где статус и деньги, есть и мотив преступления.

— Звучит, как благословение. Только я назвал бы это злословием.

— Это просто странное совпадение, — сказала Темпл, потянувшись за маленьким зеленым листочком. Это был счет, который официант плюхнул прямо перед Мэттом.

— Ты вела машину, и вообще, — произнес Мэтт, подхватив счет и вытаскивая кошелек из кармана.

Новый, заметила Темпл, как и большинство одежды из его гардероба. Почему она раньше этого не замечала и не пришла к соответствующим выводам? Потому что практически все, что касалось Мэтта, было не слишком заметно, до тех пока не узнаешь его историю. И тогда все становилось еще более очаровательным, чем даже… Ах, Господи, может ли женщина с врожденным чувством любопытства найти себе более интересный объект?

— Чем будешь заниматься остаток дня, если не отдыхать? — спросила она.

— Если тебе не сложно, выкинь меня у монастыря. Хочу посмотреть, как там сестра Серафина и мисс Тайлер. Потом я сам доберусь до дома, без проблем.

— Я заеду к ветеринару, проверю Луи и бедного Петра.

— А ты сегодня вообще свободна?

— Свободна, как билет на рок-концерт на радиостанции. А что?

— Не хочешь попрактиковать приемы самозащиты в четыре?

— Не особо, да и ты ужасно устанешь.

— Поэтому мне и нужно чем-то таким заняться.

— Ты, может, думаешь, мне нужна серьезная поддержка?

— Нет, но несколько недель назад ты столкнулась с головорезами, которые искали Кинселлу, а теперь возишь меня по опасному району в кромешной ночи. Тебе это необходимо. Кстати, ты на группу уже ходила?

— Пойду, обязательно пойду, как будет время.

— В четыре часа, хорошо? — спросил он опять, глядя на нее с надеждой.

— Ладно.

Она подумала, что он просто сумасшедший, раз собирается так насиловать себя после бессонной ночи. Но, может быть, таким образом он как раз и заставляет себя оставаться в здравом уме.

Ты выглядишь усталым, Маттиас, — произнесла сестра Серафина.

Они стояли в прохладной гостевой комнате монастыря, жужжание старого кондиционера было таким же домашним и располагающим, как гудение холодильника.

— И вы тоже совсем не спали, — парировал Мэтт. — И теперь я просто Мэтт.

Она на мгновение прикрыла глаза, спокойно приняв его замечание:

— Я не работаю ночами, как ты, и старикам не надо много сна, что, конечно, большая удача при нашем распорядке. От старых привычек не так легко избавиться. Мэтт, я думаю, сейчас тебе стоит встретиться с отцом Эрнандесом.

Мэтт промолчал. У него не было никакого желания встречаться с этим отцом Эрнандесом, который опустился до распрей по поводу кошачьей жизни после смерти с прихожанами, собирает пожертвования, чтобы сохранить приход, и начал прикладываться к бутылке, когда ежедневная сумасшедшая гонка на износ стала ему не по плечу. Но в основном, конечно, он не хотел встречаться с отцом Эрнандесом потому, что тот, неважно, как низко пал, не бросил свой пост и пока еще не оставил приход. Одно лишь существование отца Эрнандеса, со всеми падениями и трещинами, выглядело упреком. Мэтт вдруг осознал: ему все еще больно оттого, что он бросил свое призвание. Только представьте: мужчина, которого он не хотел судить, станет суровым судьей Мэтта Девайна. Отец Эрнандес даже не узнает его истории, если, конечно, сестра Серафина не рассказала ему. Рассказала ли?

Мэтт наконец поднялся без каких-либо комментариев и дал сестре Серафине проводить его на горячее послеполуденное солнце, которое уже почти не обжигало кожу, — наступала осень.

Он совершал гранд-тур в дом пастора. Интерьер церкви Девы Марии Гваделупской был выполнен в старинном восточном стиле, отделан белой штукатуркой и пастельных цветов статуями святых, значение которых в наше время занижается большинством католических церквей. Они даже статую Девы Марии прячут в отдаленном углу за алтарем. Величественное голубое здание напомнило ему о своей церкви Святого Станислава в Чикаго: в архитекторском плане они были полными противоположностями, но в духовном — точно кузинами. Рабочий класс вдохновляли крикливые, почти вульгарные церкви, возможно, потому что в их собственной повседневности было так мало красоты.

У школы было два однообразных одноэтажных кирпичных крыла, обнимающих песчаную грязную игровую площадку. Когда-то яркие металлические качели стали теперь бледными и ободранными. Сейчас площадка была пустой, даже травинка не колыхалась. За плотно закрытыми от жары сверкающими окнами классных комнат светские учителя пытались вдохновить неугомонных учеников на очередной девятимесячный учебный год. А он длится, как бесконечные беременности между благословенными освобождениями слишком коротких летних каникул.