Кошачье шоу - Дуглас Кэрол Нельсон - Страница 30

— Недавно мне на горячую линию позвонила пожилая женщина…

— Должно быть, это была Бландина, — сказала сестра Серафина. — Она звонила нам в монастырь дважды в день.

Немного помолчав, Темпл сказала:

— Пожилая, одинокая и испуганная, она пыталась рассказать об этом всем, кому могла, кто стал бы слушать. Может, это все была правда?

— Что? — спросила Мэтт.

— Ну, причина, почему я здесь… — ее слова заставили Мэтта сильно поволноваться, а сестру Серафину тревожиться все сильнее с каждой минутой, но Темпл не собиралась сплетничать по поводу отсутствия прав Мэтта, тем более со старой его учительницей, ни за что. Члены одного поколения должны стоять друг за друга, несмотря ни на что, — это племянница мисс Тайлер, Пегги Вильгельм…

— Милая детка, — прервала Серафина с энтузиазмом, — никогда не оставляла свою тетю.

— Как бы там ни было, — продолжила Темпл, к счастью для Мэтта, — она разводит бирманских кошек, и на этих выходных выставляет их на шоу в центре. Одну из них побрили.

— Побрили? — одновременно переспросили слушатели. Темпл, удостоверившись, что увлеченная аудитория действительно хочет знать ответ, торжественно кивнула:

— Выбрили полосу от головы до хвоста и вокруг пояса. Бирманские кошки — длинношерстные, а эта была потенциальной чемпионкой в своем классе, может быть, даже победительницей шоу. Бирманские — священные кошки Бирмы, но их обычно не подстригают, как монахов. Но эту остригли. Теперь Пегги надо оставаться там и охранять других своих котов. Так что я ходила вместо нее, помочь ее тете кормить питомцев. Не могу не думать, что оба инцидента как-то связаны между собой.

— Не говоря уже… — сказал Мэтт Серафине, — о развратных звонках в монастырь.

— В монастырь? — теперь был черед Темпл выражать удивление и негодование, она тоже не знала абсолютно всего. — Какой монастырь?

— Наш, — невозмутимо пояснила Серафина. — На самом деле, это просто большой дом; нас осталось так мало. Мы, сестры милосердия, теперь всецело принадлежим Святой Марии Гваделупской. Роза, я и еще несколько человек. Бландина — наша соседка, мы приглядываем за ней — и этими кошками — когда Пегги нет.

— Кто-то звонит в монастырь и угрожает? — не веря своим ушам, переспросила Темпл. Ох, Алиса, одолжи мне свой тайленол, свою гусеницу и полную колоду карт в придачу!

— Одной из наших монахинь, сестре Марии-Монике.

— Ей уже за девяносто, и она серьезно слаба слухом, — быстро объяснил Мэтт, как будто это имело какое-то значение.

— Так вот почему вы здесь, — заключила Темпл.

— Виновен, — ответил Мэтт. Звучало правдиво. — Сестра Серафина позвонила мне, потому что думала, что я, будучи телефонным консультантом, понимаю что-то в чокнутых, которые могут так поступать.

Мэтт и сестра Серафина обменялись быстрым взглядом, который, конечно же, не ускользнул от Темпл. Что-то тут умалчивалось. О, Боже, они что-то скрывали!

Она решила сконцентрироваться на известных ей фактах, мадам, только на фактах, а потом сержант Джо Фрайдей вынес свое предположение.

— Итак, — начала нести чушь Темпл. — Два дома, практически соседние друг другу, получают неприятные телефонные звонки, и теперь одна из обитательниц… не знаю, больна или в истерике. Мисс Тайлер казалась мне утром в здравом уме.

— Она находилась под сильным давлением, — твердо заявила Серафина. — Недавно у нее была небольшая размолвка с отцом Эрнандесом, нашим приходским священником. Несмотря на свою набожность и программу развития прихода, они разошлись во мнениях по вопросу пребывания кошек в раю. Она вздохнула.

— О, — ответила Темпл. — Я росла среди унитариев (Объединение религиозных либералов, которые подчеркивают значимость свободы индивида в поиске религиозной истины с использованием доводов разума). В теологических деталях я не разбираюсь.

На лице Серафины появилась улыбка, которая могла бы растопить даже колючую проволоку:

— Так же как и отец Эрнандес. Мы говорим детям, что рай будет таким, каким они его вообразят. Так почему же мы не можем говорить старым людям, которые гораздо ближе нас к детской простоте и небесам, то, что им необходимо услышать? Отец Эрнандес отказался оставить даже проблеск надежды, что кошки смогут упросить Святого Петра впустить их. А эти коты — это все, что у нее есть.

— Кроме ее племянницы, — вставила Темпл. Племянница, неважно насколько близкая, это не то же, что создания, которых она спасла, создания, что пришли в ее дом в поисках укрытия. Спасенные коты заставляют Бландину чувствовать себя полезной, а это благо в любом возрасте.

Серафина снова вздохнула. Однако Темпл не полагала, что она могла бы так вздыхать при других обстоятельствах. Темпл посчитала, что старые монахини не так уж отличались от старых дев, у которых слишком много кошек и которые думают, что их время прошло и им уже некого спасать, кроме себя и нескольких дюжин заблудившихся животных. Кроме этого, монахини еще склонялись, должно быть, к спасению заблудших душ. Был ли Мэтт одной из них?

В темноте раннего утра прятались коты: они двигались туда-сюда и просили еды. Точно рыбы, они погружались в глубины старого дома, где теперь так недоставало хозяйки. Темпл подумала о кормушках, что она наполнила меньше суток назад, какими пустыми они скоро будут, каким пустым будет этот дом без Бландины. Она видела трость возле стены спальни, слышала кошек, просящих любви и еды, еды и любви.

Она видела изгоя, который пытался спрятаться в тесноте закрытых, крошечных мирков, который звонил глухим, древним монахиням, с еще более древними претензиями, который домогался пожилых женщин и котят. Она вспомнила, что говорила Бландина в бреду, лежа в кровати, и сильно забеспокоилась.

— У Бландины не было проблем со слухом, — сказала она. — Может быть, она вышла из дома на свет и звуки. Вчера вечером. Что так потрясло ее? Что так извело ее сердце и душу, что она начала думать о Христе, преданном Петром? Я не очень-то религиозна, — призналась Темпл. — Но по-моему, в том, что она говорила было многое из Нового Завета, да?

Они смотрели на нее внимательно, пожилая женщина и мужчина, которого она не знала.

— На трости мисс Тайлер была свежая грязь, — сказала Темпл, — я видела в спальне.

Вслух никакого заключения сделано не было, но они поднялись. Через лабиринты дома Серафина проводила пару к задней двери. Рассвет уже подсвечивал горизонт. Напротив неба, точно костры, загорались кусты. На кухне между ногами слонялись коты. Они просили молока, меда и «Мням-ням-няма».

Компания отправилась наружу. Петух не прокричал.

Сад был пуст и совершенно спокоен. Бландина ни за что не доверила бы своих котиков окружающей ее дом полудикой природе, и большинство спасенных ею кошек презирали холод и жестокость внешнего мира, сделавшего их сиротами.

В саду все трое разбрелись в разные стороны, теряясь каждый в своих мыслях, ища свой собственный путь. Свет медленно покрывал темноту белыми пятнами, и даже не верилось, что он, в конце концов, победит.

Темпл было о чем подумать и кроме пожилых женщин и котов, но она упорно продолжала что-то искать.

Она обнаружила пурпурный куст олеандра, горящего на фоне упрямого восхода, заросли кактуса и странных цветов, ленивых ящериц, которые шипели и прятались в траве.

Задний двор был большим, его окружал полутораметровый каменный забор. Небо теперь зажигалось розовым. Темпл повернула обратно к дому, думая о том, чтобы покормить котов, несмотря на то, что было еще рано. Это сэкономило бы время.

Когда она подошла к задней двери, утреннего света было уже вполне достаточно, чтобы разглядеть то, что все они упустили из виду, выходя наружу. Потом она не помнила, что вообще кричала тогда. Но двоим свидетелям в саду показалось, что она кричала слишком долго.

— Боже мой! — произнес Мэтт.

— Петр! — выдавила шокированная Серафина, потом повторила имя голосом влюбленной, потерявшей рассудок.

Темпл увидела то же, что несколько часов назад увидела Бландина в своем собственном доме: бежевый монастырский кот, Петр или Павел, приколотый гвоздями — распятый — за передние лапы к тяжелой деревянной двери.