Торжество жизни - Дашкиев Николай Александрович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/85
• Следующая

…Он приехал только через полтора года студентом первого курса Медицинского института.

Катастрофа с антивирусом, страх перед возможностью разоблачения заставили доцента Великопольского на время забыть о своих честолюбивых мечтах. Но вскоре собственный проступок стал казаться ему случайным и несущественным, появилась твердая уверенность в том, что достаточно как следует поработать, и крупные результаты немедленно будут достигнуты. Он увлекся блестящей перспективой: объяснить происхождение рака с точки зрения вирусной теории.

Существовали десятки теорий происхождения раковых заболеваний, и ни одна из них не выдерживала испытания. До сих пор старания медиков сводились только к одному: выявить рак как можно раньше, чтобы удалить опухоль в начале ее развития. Но если бы удалось найти причины возникновения рака, можно было бы повести борьбу еще до появления опухоли. Скрытый период развития рака длится годами.

Великопольскому казалось, что он в состоянии решить эту проблему. Он приходил в институт на рассвете и уходил за полночь. Он производил множество опытов, желая установить какие-нибудь закономерности, перелистал уйму книг, сопоставляя и противопоставляя факты, которые казались ему сколько-нибудь значительными.

В то же время Великопольский руководил отделом, бывал в лабораториях, помогал сотрудникам в новых исследованиях.

Он считал, что совершает трудовой подвиг, и с гордостью говорил жене:

— Понимаешь, Лена, разрываюсь на части! Вот сегодня: провожу собственный опыт, — вдруг приходит Ивлев; "Не получается!" Ты ведь знаешь Ивлева, — если у него не ладится, он не отстанет до тех пор, пока двадцать раз не объяснишь. Объяснил и раз, и два, и три. Приходит сияющий: "Вышло"!

Елена Петровна смотрела на него с улыбкой, а ему казалось, что полоса неудач миновала, что стоит лишь сильно захотеть — и все осуществится, как в сказке.

Но проходили день за днем, месяц за месяцем, а успеха все не было.

Великопольский почувствовал полнейшее творческое бессилие. Если бы кто-нибудь натолкнул его, подсказал какую-нибудь оригинальную мысль, он смог бы ее развить. Однако подсказать было некому.

Часто заходил Петренко. Интересуясь работой, он пытался помочь, но Великопольский досадливо думал:

"Ну, что ему нужно? Был бы вирусологом, тогда другое дело, а то эпидемиолог, что он смыслит?!"

Елена Петровна тоже ничем не могла помочь — она специализировалась по анаэробным инфекциям.

Время шло, молодежь вырастала, а Великопольский все еще оставался доцентом. Тот самый аспирант Ивлев, которому в свое время помогал Антон Владимирович, блестяще защитил кандидатскую диссертацию. Однажды он явился и попросил разрешения начать работу над исследованием изменчивости вирусов. Он высказал свои предположения, показал данные предварительных опытов.

Мучительная зависть пронизала Великопольского. Гипотеза Ивлева была проста! Даже удивительно, что никто другой не выдвинул ее ранее. Предварительные опыты вскоре докажут, что это уже не гипотеза, а теория. Не пройдет и года, как Ивлев защитит докторскую диссертацию, станет профессором, и тогда…

— Товарищ Ивлев, ваша гипотеза очень интересна, но…

Великопольский лавировал. Он не мог заявить Ивлеву, что запрещает производить исследования, и не смог бы доказать, что положения молодого ученого ложны. Великопольский старался убедить, что подобные исследования идут вразрез с планом института и затормозят основную работу. Горячо расписывая, необходимость исследования гриппа и энцефалита, он искоса наблюдал за Ивлевым.

Ивлев. молчал, но по его плотно сжатым губам, по хмурому взгляду Великопольский понял, что все напрасно, что Ивлев все равно, — во внеурочное время, по ночам, — будет производить свои исследования. И все же он отказал Ивлеву.

А когда Ивлев ушел, Великопольский раскрыл сейф, вынул объемистую папку и погрузился в чтение.

Уже не в первый раз Великопольскому приходила мысль использовать для работы незаконченную диссертацию своего друга, талантливого, вирусолога Нечипоренко, погибшего во время Отечественной войны.

Артем Нечипоренко до войны работал над проблемой рака. Он жил в одной квартире с Великопольским и, уходя в армию, оставил ему свою рукопись. Рукопись сохранилась, так как Антон Владимирович уходил на фронт уже из эвакуации. Об этой рукописи, видно, никто не знал: Нечипоренко не любил рассказывать о своих замыслах, а его консультант профессор Митягин умер.

Не в первый раз Великопольский перечитывал эту рукопись, думая о том, как талантлив был Нечипоренко, как жаль, что он не успел завершить свою работу, которая могла бы иметь огромное значение для советской науки. Он и сейчас начал с этого.

Нет, он не присвоит чужого открытия — достаточно с него антивируса Брауна. Но и оставить забытой такую важную для государства тему нельзя. Нужно заново, по-своему, переделать эту диссертацию, произвести новые исследования. А Нечипоренко… Что ж, Нечипоренко он уважал, даже любил, но ведь его нет в живых и слава ему не нужна…

И у Великопольского не дрогнула рука, когда он вынул пожелтевшие от времени листы, вложил их в новенькую папку и вывел на ней крупным красивым почерком:

А. Великопольский

О предраковом расположении организмов

Он изменил лишь название диссертационной работы, не подозревая, что этим самым он изменил все направление исследований вирусолога Артема Нечипоренко, павшего смертью храбрых при форсировании Одера.

Очень часто Петренко, приглядываясь к Великопольскому, думал о нем, желая уяснить себе, что же это за человек.

— Энергичен. Самолюбив. Способен. Скрытен.

В лаконические формулировки краткой характеристики Великопольский не вмещался. Это, конечно, не удивляло доцента Петренко: характеры людей под шаблон не подгонишь. Но в поведении Великопольского было много неопределенного, он всегда впадал в крайности: то вдруг оживится, разовьет бешеную деятельность, то обмякнет, начнет избегать людей, глаза его становятся холодными, злыми.

"В чем же причина? — раздумывал Петренко. — Неудачи в работе? Но неудачи естественны — в науке ничто легко не дается".

Очень хотелось помочь Великопольскому, однако Антон Владимирович такие попытки встречал с затаенной враждебностью.

Нет, у Петренко не было никаких данных, которые позволили бы с полным правом сказать, что доцент Великопольский чужд ему, чужд советской науке. Однако в глаза бросались мелочи, — мелочи, не замечаемые другими, наталкивающие на раздумье, заставляющие смотреть в глубь вещей и событий.

Казалось бы, мелочь: Великопольский — самолюбивый и настойчивый — всегда и во всем соглашается с ним, доцентом Петренко. Но эта мелочь заставляет недоумевать: для Великопольского гораздо естественнее отстаивать свое мнение до хрипоты.

Казалось бы, мелочь: Великопольский отменил ежедневные пятиминутки — короткие производственные собрания сотрудников вирусного отдела, заменив их индивидуальными отчетами. Но это уже не мелочь: пятиминутки значительно активизировали сотрудников. Именно во время этих коротких совещаний сверялись результаты параллельных экспериментов, общими усилиями находились правильные решения, зачастую высказывались интереснейшие мысли.

Доцент Петренко записывает в свой неразлучный блокнот: "Пятиминутки — восстановить". Но разве дело только в пятиминутках?

На первый взгляд деятельность института кажется блестящей: инфекционный и эпидемиологический отделы достигли значительных успехов, более строгим и четким стал весь ритм работы. Но вот главный отдел — вирусный — беспокоит. Кроме интересной гипотезы Ивлева, там не появилось ничего нового. А пора! Странно, что Великопольский становится бездеятельным, когда речь заходит об исследовательской работе вирусного отдела.

• Предыдущая
• 34/85
• Следующая