Золотая пряжа - Функе Корнелия - Страница 61
- Предыдущая
- 61/77
- Следующая
Джекоб кивнул в знак того, что постарается оправдать доверие.
План Людмилы предусматривал штурм задней стены до уровня третьего этажа. При этом веревка оставалась видимой, однако вызванная пожаром суматоха должна была отвлечь караульных от постоянных обходов здания. Джекоб уже не первый раз благодарил судьбу за то, что звуковая охранная сигнализация в Зазеркалье оставалась делом будущего. Окружавшую дворец стену защищали разве торчавшие из нее штыри с острыми шипами, которые Сокольский выдернул из камня, точно сорную траву из влажной земли. Единственным металлом, способным остановить карлика, было серебро, однако большинство строительных подрядчиков считали излишним тратиться на дорогостоящий металл.
Ханута с Сильвеном справились со своей задачей превосходно. Ни один из охранников даже не оглянулся, когда Муха перемахнул через забор во внутренний двор. Возбужденные голоса и звон пожарных колоколов эхом разносились по переулкам. Оставалось надеяться, что Ханута не увлечется настолько, чтобы угодить в тюрьму. Одной спасательной операции за ночь более чем достаточно.
Сокольский в полной мере оправдал свой сценический псевдоним. Скользя по стене без каких-либо видимых усилий, он походил издали на маленькое черное насекомое. С оконными решетками сильные руки карлика справились так же легко, как и со штырями на стене.
Надежно скрытые от глаз «кожей ночи», участники операции подавали друг другу знаки при помощи свиста, чтобы разом не уцепиться в выброшенную Мухой из окна веревку. Человек-волк как раз собирался начать подъем, когда один из охранников вдруг вспомнил о своих обязанностях. Незадачливый страж едва не налетел на Джекоба. Однако благодаря «коже ночи» не заметил ни его, ни веревки, которую Бесшабашный прикрыл своим телом. Невидимый… Джекобу никогда не нравилось это состояние, хотя его ремесло требовало невидимости довольно часто.
Шпионы Людмилы предупредили, что после случая с Орландо Теннантом царь велел пустить в кунсткамеру сторожевых овчарок. Они оскалились, почуяв перемахнувшего через окно Джекоба, но человек-волк, сняв «кожу ночи», почесал у каждой за ушами, и грозные сторожа стали смирными, как комнатные собачки.
В зале, где оказалась команда, хранились волшебные яйца.
Джекоб был рад взглянуть на них еще раз, без наводящих сон комментариев Молотова. Одни экземпляры были не больше куриного яйца, другие посрамили бы и страусиные. Золотую скорлупу покрывал слой эмали. Внутри, в соответствии с размерами, умещались целые сады, леса и экзотические острова. Ювелир Езекия Август Якобс, из мастерской которого вышли все эти чудеса, по слухам, учился у рудных гномов, и его потомки до сих пор работали на царскую семью.
Джекоба так и подмывало стянуть парочку яиц для Лиски – ей всегда хотелось носить в кармане собственный лес. Но похищение всемирно известных шедевров Якобса наделало бы слишком много шуму.
В соседней комнате имелся предмет, способный обезвредить ножевую проволоку, – элемент охранного устройства, погубивший Теннанта. Плавящая секира из Нихона, выкованная не менее изящно, чем тамошнего производства мечи. Молотов подробно рассказал Джекобу, как она оказалась в царском собрании, но о ее магических свойствах знал не много. Открывая витрину, Джекоб слишком уж сосредоточился на внешнем охранном устройстве, да и ревность сделала его невнимательным… А ведь он сам неоднократно предупреждал легкомысленных музейных архивариусов о ядовитых укусах крошечных мух-болеголовок, гнездящихся в деревянных рукоятках магических мечей и секир. Джекоб почувствовал укол, лишь только коснулся стекла. Сразу закружилась голова и обмякли колени. Прекрасная работа, Джекоб. Рука распухла, едва он взялся за секиру. Теперь вся надежда на то, что в более спокойной обстановке тело сумеет справиться с ядом.
Остальная команда уже вошла в зал с магическими животными. Оборотень как вкопанный встал возле клетки с Серым Волком.
– Мы освободим их, как только доберемся до пленников, – прошептал ему Джекоб. – Они отвлекут стражников снаружи.
Людмиле эта идея не понравилась. Карлица боялась магических животных, явно обеспокоенных происходящим, однако понимала, что человек-волк не уйдет из кунсткамеры без своего серого сородича. А Джекоб считал, что должен помочь этим несчастным хотя бы ради Лиски.
На двери, возле которой Молотов закончил свою экскурсию, до сих пор виднелись следы взрывчатого порошка. Джекоб спрашивал себя, что применил Орландо против ножевой нити. Плавящая секира справилась с ней, не затронув сигнализации. Дальше пошло проще, потому что оставшиеся элементы системы и так были повреждены врывчаткой. Джекоб спрятал секиру в рюкзак и толкнул дверь. Если их схватят, кража секиры вряд ли существенно повлияет на приговор.
В Варягии хватало консерваторов, принимавших в штыки каждый шаг на пути к прогрессу. Сам царь открыто пел дифирамбы старым добрым временам. Но любому переступившему порог секретного крыла стало бы ясно, что не такие уж они были и добрые. Прошедшие века отложились на его слепых стенах слоями грязи и копоти, а предназначение тесных камер не скрывалось за золотым декором. Сторожевые псы испуганно поджали хвосты, когда фонарь Людмилы выхватил из темноты усеянные шипами прутья клеток. Плитки пола хранили следы знаменитых узников, чьи когти, мощные лапы и колючие хвосты не только царапали, но порой и прожигали камень.
В первой клетке обнаружилось странное существо – женщина, словно высунувшаяся по грудь из птичьего тела. Сирин – птица печали. За десятилетия плена ее бледно-голубое оперение утратило блеск. Историй о Сирин ходило по Варягии несчетное множество. Ее отловил один из предков нынешнего царя, возжелав навсегда избавить мир от печали. Но несколькими неделями спустя сестру Сирин Алконост, птицу радости, обнаружили мертвой в том же лесу.
Найденное в ее теле яйцо хранилось в соседнем зале. Не один царь пробовал вывести птенца Алконост. Но то, что находилось под голубой скорлупой, несмотря на все усилия, не подавало признаков жизни.
При виде собак Сирин отчаянно захлопала крыльями – золотые перья зазвенели о железные прутья – и так пронзительно закричала по-птичьи, что даже человек-волк зажал ладонями уши. Было странно видеть человеческое лицо, исторгавшее такие звуки. Людмила погасила фонарь, опасаясь, что шум привлечет внимание охраны, но никто так и не появился. Все, что они слышали, – скрежет металлических когтей Сирин о ее стальной насест. Бедная птица сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, как сидела уже более сотни лет.
Людмила снова зажгла фонарь, и его свет выхватил из мрака фигуру следующего узника. Джекоб вмиг забыл и о головокружении, и об укушенной руке. Эта клетка размерами не уступала вагону пассажирского поезда, однако для пленника была тесна. Существо являло собой подтверждение слухов о том, что последние драконы нередко спаривались с другими животными. Из тела гигантской амфибии выходили три покрытые чешуей шеи, венчавшиеся рогатой головой. Рога были витые, как у горных козлов, водившихся в Варягии. Но кто бы ни были предки этого животного, вид оно имело не менее жалкий, чем томившаяся рядом Сирин. И все-таки сердце Джекоба забилось сильнее. Дракон… Джекоб не утратил надежды встретиться с кем-нибудь из них по эту сторону зеркала. На огнедышащее чудовище из сказки это существо с потухшими глазами походило так же мало, как осел на скаковую лошадь, и все же это был дракон.
Следующие камеры имели литые железные стены, и лишь маленькое окошечко в двери позволяло заглянуть вовнутрь. В таких обычно запирали ведьм и разного рода чародеев. Первая оказалась пуста, в следующей на железных решетках спали двое мужчин.
Брюнель выглядел невредимым, зато над Орландо царские тюремщики, похоже, поработали основательно. Не сумев справиться с замком, Ахматова уперлась локтями в смотровое окошко, – женщины-карлицы не слабее мужчин, – и Сокольский помог ей расширить отверстие, отогнув наружу металлические края. Орландо с трудом встал на колени, зато Брюнель вылез наружу с таким проворством, словно не в первый раз совершал побег из тюремной камеры. Увидев Джекоба, он застыл как вкопанный. Странно, подумал Джекоб, неужели Джон Брюнель его запомнил? Офицер, представивший их друг другу в Голдсмуте, заливался соловьем, однако сам Брюнель не выказал к новому знакомству ни малейшего интереса.
- Предыдущая
- 61/77
- Следующая
