Выбери любимый жанр

Николай Крючков. Русский характер - Евграфов Константин Васильевич - Страница 22

Изменить размер шрифта:

Опять же вспомним роль Пушкина. По утверждению знатоков, эту роль ни до, ни после него лучше не сыграл никто. Но как же: Ваня Курский – и вдруг на тебе, Пушкин!

Николай Афанасьевич Крючков, один из «трех богатырей», засвидетельствовал:

– Алейников во всех ролях был достоверен, как сама жизнь. Он обладал удивительным талантом соединять свою судьбу с образом исполняемого героя. Эта игра была настолько точной, истинной, что его актерское и человеческое обаяние долгое время оставались непревзойденными. Таланта – на десятерых и еще останется. Отличный актер, легкий, искристый.

Пластика, острая характерность, знаменитая улыбка, неподдельная простота – вот он, Алейников. И в жизни такой же, как на экране.

И здесь снова невольно приходят на память слова Спенсера Трейси о личности: «Я никогда не видел роли, хорошо сыгранной актером, в которой бы не выявилась часть его личности…» Тут комментарии излишни.

«Не знали люди, какой он был человек» – это горькое сожаление Андреева о своем друге относится и к нему самому. Крючков оставит такое свидетельство о своем товарище:

«Поклонникам таланта этого истинно русского, широкого артиста, наверное, невдомек, что Борис Андреев очень любил и охотно собирал меткие народные выражения, пословицы, поговорки. Набрал он их на целую книгу. Но это еще не все. Борис был автором многих афоризмов, в которых четко и образно была выражена квинтэссенция его накапливавшихся годами раздумий и впечатлений, облаченная в энергичную, сжатую, чисто андреевскую форму.

Вот некоторые из них: «Образ – душа, взятая напрокат», «День увлеченности – миг», «День безделья конца не ведает», «Надо быть очень умным, чтобы в нужной мере представиться дураком» – это в ответ на ехидный вопрос, не слишком ли охотно он, Андреев, играет роли простаков.

…Съемки «Трактористов» подходили к концу, когда отгремели бои на Халхин-Голе, в Европе началась Вторая мировая война и успела закончиться, едва начавшись, война с Финляндией. В мире пахло порохом.

Пырьев заметно нервничал, срывался. Его отношения с актерами достигли высшего напряжения. Особенно доставалось его жене Марине Ладыниной. Как вспоминал те дни Крючков: «Пырьев заставлял ее повторять иные заключительные сцены более двадцати раз подряд… И если бы не наша коллективная помощь и защита, не знаю, чем бы закончился для нее этот съемочный период».

Но все, слава богу, закончилось хорошо, и Ладынина потом скажет о своем партнере самые теплые слова:

– Мне посчастливилось сниматься с Николаем Крючковым только в двух фильмах: «Трактористы» и «Свинарка и пастух». Крючков блеснул огромным талантом, огромным диапазоном этого таланта… Это радость, за которую хочется поблагодарить судьбу, давшую шанс его встретить и в жизни, и с ним сыграть и сказать: незабываемый, любимый, великий. Это солнце, человек-солнышко.

Гром войны грянул, когда Крючков сыграл роль разведчика Байкова в своем последнем довоенном фильме «В тылу врага» – о событиях войны с белофиннами.

Лихолетье

После «Трактористов» до начала Великой Отечественной войны Крючков снялся у разных режиссеров в шести фильмах, в которых сыграл роли рабочего, крестьянина, служащего, разведчика, летчика, то есть людей серьезных, основательных, «без мозоли в голове». И, таким образом, создал определенный положительный образ современника, который стал ассоциироваться с образом самого актера. И когда Пырьев предложил Крючкову роль конюха Кузьмы, незадачливого жениха в кинокомедии «Свинарка и пастух», высокое начальство его не поняло. Режиссера попытались по-отечески вразумить:

– Зачем вы даете Крючкову такие роли? Молодежь его знает, на него равняется, а в каком свете вы хотите его показать? Не надо этого.

Но кинематографическое начальство слишком поторопилось в своем осуждении «легкомысленной» роли Крючкова. И скоро, как увидим, от своих слов отреклось.

Съемки фильма начались в апреле 1941 года, а в июне они уже набирали силу. Николай Афанасьевич посчитал, что наступило время воевать, а не распевать под гармошку разудалые частушки. Тогда многие думали, что война продлится несколько дней, в крайнем случае неделю. Так было на Халхин-Голе, так было в финскую кампанию – почему бы и на этот раз не разгромить врага «мощным ударом» на границе? Ну, в крайнем случае, на его же территории. Ведь вместе с крючковскими экранными героями вся страна тогда пела:

Чужой земли мы не хотим ни пяди,

Но и своей вершка не отдадим!

В феврале 1941 года Николай Афанасьевич побывает с группой артистов в Брестской крепости, и ее мощные стены и грозные бастионы произведут на него сильное впечатление. Он воочию убедится в неприступности наших границ.

Но вот и Брестская крепость останется далеко в тылу врага, и Украина с Белоруссией.

Наша поступь тверда, и врагу никогда

Не гулять по республикам нашим,—

эта популярная песня довоенных лет сразу же и навсегда прекратит свое существование, так же как и «Широка страна моя родная». А фронт подходил к Москве.

Крючков рвался в бой, но ему лишь пообещали записать в народное ополчение после того, как закончатся съемки. Пырьев вообще решил, что сейчас не самое лучшее время для занятия комедией, и предложил «заморозить» съемки. Но теперь кинематографическое начальство дало понять режиссеру, что хорошие, добрые комедии нужны на фронте так же, как и оружие. И, кроме того, картина воспевает дружбу наших народов, которая является залогом нашей победы.

В это время на «Мосфильм» возвращается из командировки Владимир Зельдин, игравший в картине роль пастуха Мусаиба.

– В начале лета, – вспоминал он, – мы были на натуре, в экспедиции: Домбай, Кабардино-Балкария. Как раз снимались мои сцены с овцами, с проездами на лошади. Там нас и застала война. Конечно, все были в шоке в первое время. Кое-как перебрались в Москву.

И здесь Зельдин сразу же подает заявление в танковую школу.

А на киностудии наконец принимают решение провести запись в народное ополчение. Подошел к Николаю Афанасьевичу парторг студии и спросил:

– Ну как, Крючков, не передумал вражью силу бить?

– Нет, не передумал. Записывайте в ополчение.

Записали. А через несколько дней приходит он со студии домой, не успел переодеться – звонок в дверь. Входит военный.

– Крючков? – спрашивает.

– Так точно.

– Срочно на сборный пункт.

«На сборном пункте нас оформили, как положено, – расскажет потом Николай Афанасьевич, – выдали по ложке с кружкой. Сидим, ждем, когда на фронт отправят. Ожидание затянулось, и я заснул. В три часа ночи будят:

– Крючков? Выходи! Приказано идти домой.

– А как же ополчение, фронт?

– Ополчение отставить! И никаких разговоров. Шагом марш домой!

Приказ есть приказ, тем более в военное время. И я зашагал по пустынной ночной Москве в обратном направлении. Иду, в голову всякие грустные мысли лезут о несправедливости, горькой своей доле. «Неужели, – думаю, – я так на фронт и не попаду?!»

Приходилось мне впоследствии бывать в составе концертных бригад на разных фронтах, и в госпиталях лежать доводилось, и боевыми наградами был награжден. Многое пришлось пережить в годы войны, через разные испытания пройти, хотя непосредственно в действующей армии так и не довелось служить. Вместо меня служили мои киногерои, и, смею думать, неплохо».

А то, что его работа была нужна бойцам, Крючков убедился очень скоро.

Повезли только что отснятую ленту «В тылу врага» показывать бойцам на передовую, которая в ту пору была в часе езды от Москвы. Ленту крутили в лесу, в старом сарае, под прикрытием боевого охранения.

Актеры очень волновалась, потому что видели, насколько легковесным, наивным был их фильм по сравнению с тем, что происходило в действительности. И что же? Ни слова упрека, ни единой ухмылки. Напротив! Бойцы от души радовались тому, что хотя бы на экране враг терпит поражение, враг повержен! И это придавало им веру в неизбежность победы.