Выбери любимый жанр

Николай Крючков. Русский характер - Евграфов Константин Васильевич - Страница 21

Изменить размер шрифта:

«Для того чтобы достоверно сыграть членов тракторной бригады, – писал Крючков, – Алейников с Андреевым накануне съемок «Трактористов» выучились водить трактора, поработали механизаторами в совхозе. А чтобы сыграть роль повара Молибоги, Петя брал уроки у известного кулинара. Когда к концу занятий он научился лихо, одним махом, переворачивать на шипящей сковороде десяток оладий, старый повар грустно заметил:

– Эх ты, мог бы человеком стать, а все в артисты какие-то метишь…

Кстати, в фильме «Комсомольск», опять же у своего учителя Сергея Герасимова, Алейников сыграл уже полного своего тезку – комсомольца-энтузиаста Петра Мартыновича Алейникова.

Из «трех богатырей» лишь для Бориса Андреева это был первый выход на съемочную площадку. Пырьев заметил этого типично русского богатыря во вспомогательном составе Саратовского драмтеатра, приехавшего на гастроли в столицу, и не побоялся доверить неопытному актеру в своем фильме одну из главных, к тому же характерных, ролей – Назара Думы, могучего и своенравного бригадира «непутевой» тракторной бригады. Андреев сыграл роль, по определению Крючкова, «этакого куренного атамана, уверенного в своей силе и непобедимости. И не стан у него полевой, а сложная запорожская вольница со своими неписаными законами и более чем своеобразным отношением к дисциплине, порядку».

На съемочной площадке Крючков и познакомился с Андреевым. И скоро их знакомство переросло в большую теплую мужскую дружбу. А первая их встреча не предвещала ничего хорошего.

Дело в том, что Андреев перед кинокамерой очень смущался – просто не знал куда руки деть, мрачно пыхтел, постоянно сдвигал на лоб свою кепку. Кстати, этот жест очень понравился Пырьеву, и он «прописал» его за Назаром.

«Выглядело это, признаться, довольно смешно, – вспомнит Крючков, – и, видать, не раз служило темой для досужих остряков. Я же об этом как-то не подумал и, желая парню одного лишь добра, простодушно и от чистого сердца крикнул ему однажды на всю съемочную площадку:

– Да чего ты все раздуваешься? Куда ж больше, и так вон какой здоровый лось вымахал!

Андреев побагровел:

– Еще один насмешник выискался? Ну, подожди…

Пришлось срочно «тушить пожар». Ведь этот новичок, если уж рассвирепеет, мог все сокрушить на своем пути. И те, кто зло его заедал, долго потом об этом сожалели. Вместе с тем Андреев был незлобив, отходчив и, к чести своей, предельно объективен. Убедившись, что у меня и в мыслях не было желания подтрунивать над ним, он сменил гнев на милость, а со временем вообще перестал «раздуваться» на съемочной площадке. Я же сделал для себя первую педагогическую зарубку: впредь быть поосторожнее с советами начинающим артистам, особенно тогда, когда их не просят».

Андреев преодолел свою робость быстро и скоро перед кинокамерой уже чувствовал себя совершенно свободно, естественно и, казалось, не играл, а продолжал жить своей обычной жизнью.

Эта способность легко входить в образ была присуща всему актерскому составу «Трактористов». Да и о каком «перевоплощении» здесь можно говорить, если каждый из актеров был не только современником своих героев, но и таким же героем своего времени, как и его экранный образ: фабричный гравер-накатчик Николай Крючков, заводской электрослесарь Борис Андреев, воспитанник детской трудовой колонии Петр Алейников, сельская учительница из Сибири Марина Ладынина, которую в шестнадцать лет мобилизовали на борьбу с безграмотностью, и она шесть лет сеяла «разумное, доброе, вечное»!

Как говорил Николай Афанасьевич, у всех у них был «ориентир – социальная среда», в которой они родились и выросли.

Но между правдой жизни и правдой искусства «дистанция огромного размера». И здесь «ориентир», каким бы притягательным он ни был, мог служить лишь направлением творческого поиска, который становится бессмысленным без таланта самого поисковика. А все без исключения актеры, отобранные Пырьевым, обладали, без всякого преувеличения, безмерным талантом и, конечно же, не полагались лишь на свой, хотя и богатый, жизненный опыт. Больше всего они опасались выглядеть на экране дилетантами и стремились не казаться профессионалами-трактористами, а быть ими. И им это удалось в полной мере.

Достаточно вспомнить эпизод сева в фильме. Тогда, чтобы не гонять вхолостую (создавать видимость!) машины, они на самом деле засеяли приличное колхозное поле. Они ничего не делали «понарошку» и «приблизительно» хотя бы потому, что им не позволял этого делать весь их накопленный опыт, в котором для фальши и мишуры места не оставалось. Именно поэтому фильм имел потрясающий успех, а его герои стали поистине народными, хотя официально никто из актеров этого звания не получил. Вместо этого после просмотра фильма председатель кинокомитета, бывший воронежский чекист, потребовал вырезать эпизод, который показался ему двусмысленным, и переснять финал «с портретом, да побольше, товарища Сталина». Но эти «ценные указания» уже никак не могли помешать успеху фильма.

Кроме всего прочего, эта лента положила начало большой дружбе Бориса Андреева с Петром Алейниковым. А после того, как сыграли в паре в кинофильме «Большая жизнь» и заслужили безмерную любовь зрителей, они стали неразлучны.

– Молодость и слава слегка пьянили голову, – рассказывает Вл. Соловьев. – Русская удаль, буйство, ребячество, огромные запасы энергии, неуемного веселья рвались наружу. Совершались легкомысленные, забавные, трогательные поступки, по поводу которых сплетничала вся кинематографическая Москва. Спустя десятилетия о них любил рассказывать Николай Афанасьевич Крючков. В несколько упрощенном варианте, без характерных крючковских интонаций они выглядят так.

Как-то они, Борис и Петя, загуляли, малость покуролесили и попали в милицию. Дежурный составляет протокол. Алейников хорохорится, Андреев стоит набычившись, уставился в протокол. Вдруг спрашивает:

– Вот ты тут все пишешь про нас, а чернил не будет, чем писать станешь?

Тут же взял и выпил все чернила из пузырька. А губы утер промокашкой…

Или история о том, как они знакомились с девушками. Рассказ о женитьбе Бориса Андреева. Его приводит со слов самого Бориса Федоровича кинорежиссер Станислав Говорухин в очерке об Андрееве «Тайна Б. Ф.».

«Едем мы с Петькой Алейниковым в троллейбусе. Не помню уже, о чем зашел спор, только он мне говорит:

– Ну кто за тебя, лаптя деревенского, пойдет? Посмотри на себя.

А я ему:

– Вот назло тебе женюсь. Завтра же женюсь.

– Это на ком же?

– А вот первая девушка, которая войдет в троллейбус, будет моей женой.

Остановка. Входит компания – ребята и девушки, все с коньками. Одна мне приглянулась – чернобровая, кровь с молоком… Кое-как познакомились, навязался провожать. А отец у нее оказался – комиссар! Комиссар милиции! Как узнал об этом:

– Кто? Андреев? Этот пропойца? Да никогда в жизни!»

Но они все-таки поженились. И прожили Борис Федорович вместе с Галиной Васильевной душа в душу без малого пятьдесят лет…

И еще одна, последняя, история, которая характеризует Бориса Андреева. История трогательная, грустная. Подлинная.

Когда летом 1965 года умер Алейников, высшие чиновные власти, распределявшие почетные места в нишах Кремлевской стены и на Новодевичьем кладбище согласно общественному положению усопшего, не сочли нужным предоставить артисту, который так и не получил от правительства ни наград, ни званий, достойного места для захоронения. Тогда Борис Федорович грохнул кулаком перед носом сочинителей загробных табелей о рангах и спросил:

– А вот меня, если помру я, народный, где меня хоронить будете?

– На Новодевичьем, конечно, – ответили ему с испугом.

– Так вот, похороните там вместо меня Петьку Алейникова!

Так оно и случилось. Алейникова похоронили на Новодевичьем, а Андреева вычеркнули из «почетного» списка. Его похоронили на Ваганьковском.

Борис Федорович переживет своего друга на семнадцать лет. И однажды с тоской скажет:

– Не знали, не знали люди, какой он был человек. Для всех – Молибога, Ваня Курский, «ты пришла – меня нашла, а я растерялси!» А он был мыслителем, редкий умница, чистая душа! С ним я чувствовал себя вдвое сильнее, я у него силы черпал. А сам он был раним, остро воспринимал непонимание. На нем ведь тоже был ярлык – Ваня Курский! А он многое, ох как многое мог сыграть!