Глаза ребёнка - Паттерсон Ричард Норт - Страница 50

• Предыдущая
• 50/162
• Следующая

Паже прошел по притихшему дому и через кухню спустился в гараж.

Воздух там был тяжелый, пахло цементом, землей, деревом и сыростью. В дальнем конце гаража, как раз напротив переднего бампера его автомобиля, он спрятал это.

Паже опустился на колени и вытащил блок, за которым и был устроен тайник.

Он находился там, только немного испачканный землей. Паже нащупал вверху провод, на котором болталась простая электролампочка, включил свет и взял в руки дневник в добротном кожаном переплете.

Страницы его были исписаны мелким, монотонно однообразным почерком, характерным для женщин. Поднеся дневник к желтому свету, Паже прочитал последнюю запись. Он был задумчив и сосредоточен, хотя читал это не в первый раз.

Ему не верилось, что не существует копии. Однако с каждым прожитым днем в нем крепла уверенность, что это именно так.

Завтра, когда Карло отправится в школу, надо будет перепрятать дневник в более надежное место.

Паже положил дневник на место и незаметно вернулся в дом.

Войдя в спальню, он услышал сдавленный крик. Терри беспокойно металась в постели. Паже склонился над ней: глаза у нее были закрыты, губы судорожно подергивались.

Нежно коснувшись ее рта губами, Паже взял ее ладонью под голову и долгим взглядом посмотрел на Терезу.

Терри распахнула глаза и испуганно уставилась на мужчину.

— Это я, — тихо произнес он, — Крис. Твой белый рыцарь.

Она, казалось, наконец узнала его. По телу ее пробежала дрожь.

— Черт, — пробормотала Тереза, и в ее голосе была тихая ненависть к самой себе.

— Ты снова видела этот сон?

— Да. Прошу тебя, не говори ничего.

Он сел рядом на краешек постели. Она никак не могла отдышаться. А потом холодно и отчетливо произнесла:

— Мне действительно осточертело все это, Крис.

Паже взял ее за руку.

— Как ты себя чувствуешь?

— Уже нормально. — Терри повернулась, чтобы посмотреть на часы, словно в надежде зацепиться за что-то реальное. — Который теперь час?

— Около двенадцати.

Она вздрогнула.

— Бог ты мой, надо спешить домой. Мама без меня не ляжет спать.

Паже хмыкнул:

— Вот эту сцену я лично не очень люблю. То место, где ты превращаешься в важную шишку.

— Ничего не попишешь. — Ее голос по-прежнему звучал несколько отстраненно. По-видимому, сама подозревая это, она коснулась ладонью его щеки. — Зато все остальные места были восхитительны, Крис.

Минуту спустя Терри встала, зажгла ночник и начала одеваться. Наблюдая за ней, Паже вдруг поймал себя на мысли, что в душе он до сих пор находит их близость божьим даром. Его по-прежнему волнует ощущение их наготы, прикосновений, когда они лежат рядом. До сих пор он внутренне преображается, заслышав по телефону ее голос.

— Я тут подумал, — нерешительно начал он, — о наших разговорах по телефону.

Терри замерла, пальцы ее не успели застегнуть последнюю пуговицу на блузке.

— Монк? — Она вопросительно посмотрела на Паже. — Но они не имеют права подслушивать разговоры. В этом штате им никто не даст такого разрешения.

Словно под гнетом собственных страхов, Паже уронил голову на грудь.

— Знаю. Только не забывай, что теперь я окунулся в политику. Подслушивать можно и нелегально, и делать это может кто-то другой — не обязательно Монк. — Он заговорил тише. — Я просто считаю, что нам следует быть осторожнее. Не распространяться по телефону насчет Рики или Елены, даже насчет твоих встреч с доктором Харрис. Вообще не говорить ничего лишнего.

— Никогда бы не подумала, что кто-то способен пойти на такое. Да мы, впрочем, и не говорим ничего особенного.

Паже улыбнулся.

— Когда я говорю о твоем теле, то для меня это нечто особенное. И я не хочу лишней аудитории.

Терри наконец застегнула последнюю пуговицу.

— А тебе не кажется, что это смахивает на паранойю?

— Возможно. Однако в политике шпионаж вещь вполне заурядная. А у Маккинли Брукса есть множество приятелей, вращающихся в этой сфере. Один из них Джеймс Коулт, который всюду твердит о том, что наши политические цели не совпадают.

Терри надела туфли.

— Крис, да пошли они все… В конце концов, можем говорить и поменьше, коль на то пошло. Просто я люблю звонить тебе, когда Елена уже спит. Я чувствую себя девчонкой, которая из постели звонит своему мальчику.

— А мама тебе разрешает?

Терри улыбнулась.

— Пока я выполняю «домашнее задание», она притворяется, что ничего не замечает. Хотя на самом деле это не так.

Паже встал.

— Потерпишь еще чуть-чуть? Ладно? Еще недели две.

В тусклом свете ночника он не столько увидел, сколько почувствовал на себе ее пристальный взгляд.

— Ладно, — тихо произнесла она. — Я буду просто часто-часто дышать в трубку.

Терри сидела, прислушиваясь к дыханию дочери.

Была середина ночи. Примерно час назад Терри услышала, что Елена плачет. Она бросилась к ней и увидела, что та сидит на постели, оцепенев от ужаса; наконец девочка узнала ее и протянула к ней руки. В этот момент между ними не существовало больше никаких барьеров. Елена снова была просто ребенком, ищущим утешения у матери, кроме которой у него никого больше нет.

Лицо девочки было мокрым от слез.

— Мне страшно, мамочка, страшно. Мамочка, пожалуйста, обними меня.

Терри сжала ее в объятиях.

— Что с тобой, душенька? Скажи мне, что мучает тебя во сне?

Уткнувшись ей в лицо, Елена молчала.

— Останься со мной, мамочка. Я боюсь одна.

Терри знала, что Елена ничего не скажет ей. Но даже если бы и сказала — что толку?

— Конечно, я останусь, — произнесла она. — Ведь я твоя мама, я никогда не брошу тебя.

Она произнесла это автоматически, не задумываясь. И вдруг вспомнила, что именно эти слова по ночам снова и снова повторяла ей мать, когда еще жив был Рамон Перальта. Она поняла, что сейчас произнесла их голосом своей матери.

И вот теперь она, Тереза Перальта, охраняет сон своей дочери, Елены. «Я вспомню, — пообещала она девочке, вглядываясь в ее спящее лицо. — Я все вспомню. И придет время, когда я, быть может, все пойму».

Придя утром на работу, Терри увидела, что за ее столом, придерживая плечом телефонную трубку, сидит Чарлз Монк.

Он сосредоточенно слушал своего телефонного собеседника, то и дело что-то записывая. Лишь на секунду оторвался, смерил Терри пристальным взглядом и вновь обратился к своему занятию, точно ее и не было в комнате.

Было тихо. Казалось, Монк настолько погрузился в себя, что Терри подчеркнуто аккуратно прикрыла за собой дверь, как будто боялась вспугнуть его мысль. У него за плечом она увидела фотографию Елены. Потом она заметила Денниса Линча, который задумчиво сидел у окна, держа в руках диктофон и наблюдая за кораблями Шестого флота ВМС США, бороздившими воды залива.

По-прежнему не обращая на Терри никакого внимания, Монк произнес в трубку несколько скупых слов, напомнив ей адвоката, которому время чрезвычайно дорого, чтобы расходовать его по мелочам. Терри успела лишь понять, что он говорил с банком.

Только положив трубку, Монк снова взглянул на нее.

— Извините, что занял ваше место. Прошу вас.

— Благодарю.

Поднявшись, Монк принялся изучать фотографию Елены.

— Когда сделали эту карточку?

— В прошлом году. К школе.

Монк повернулся к ней лицом.

— Должно быть, вашему мужу она была особенно дорога?

Терри не нашлась, что ответить. Помолчав, она сказала:

— У него была точно такая же. Если вас это интересует.

Монк промолчал. Затем он вышел из-за стола и сел. Линч поставил стул рядом с ним.

— У нас есть ряд вопросов к вам, — начал Монк.

Терри улыбнулась.

— А я-то надеялась, вы хотите вместе со мной послушать «Битлз», там, где они поют: «Пол умер».

— «Дорога в аббатство», кажется? — заметил Монк. — Мне не нравится эта вещь.

• Предыдущая
• 50/162
• Следующая