Выбери любимый жанр

Икона и топор - Биллингтон Джеймс Хедли - Страница 35


Изменить размер шрифта:

35

После долгого пребывания в Италии Софья прибыла в Россию в качестве личной посланницы Папы Римского и посредницы в деле объединения «овдовевшей» Русской Церкви с Римской. Преследование «жидовствующих» являлось совместным делом Софьи (заодно с придворными, которые поддерживали притязания ее сына Василия на престол)[272] и предводителей новгородской иерархии. Обеим партиям были знакомы суровые методы борьбы с еретиками, принятые на вооружение Латинской Церковью в позднем средневековье. Иосиф Волоцкий, чей дед был литовцем, твердо опирался на труды хорватского доминиканца, прожившего в Новгороде, защищая свою позицию в отношении монастырского землевладения, а Геннадий Новгородский учредил в Новгороде своего рода Латинскую академию для борьбы с еретиками. Главными советниками Геннадия были два человека с латинским образованием, которых он привез в Россию для долгих и весьма плодотворных, как оказалось, лет службы при царском дворе: Николай Немчин, прозывавшийся также Любчанином, и Дмитрий Герасимов. Окружение Геннадия создало первые русские переводы ряда книг Ветхого завета и апокрифов. Образцом для «Геннадиевой Библии», впоследствии первой печатной Библии в России, стала, что знаменательно, латинская Вульгата[273]. Кроме того, в начале XVI в. иосифляне поддержали церковные притязания на огромные материальные богатства с помощью подложного документа, который долго использовался западными апологетами папской власти: «Дарственной Константина»[274].

Если о московитских инквизиторах-новичках можно сказать, что их позаимствовали у латинского Запада, то же самое можно с еще большей определенностью утверждать в отношении их жертв. Геннадий писал: «А то се, господине, състала та беда с тех мест, как Курицын (дипломат и советник Ивана III. — Дж. Б.) из угорские земли приехал»[275]. Рационалистическая ересь, которой он покровительствовал и которую защищал в Москве, была лишь частью многообразного импорта идей и обычаев из светской культуры Высокого Возрождения. В самом деле, иосифляне — подобно Великому Инквизитору у Достоевского — рассматривали свою миссию как служение людям. Русское духовенство, как и подлинные инквизиторы средневекового Запада, столкнулись с вопиющими невежеством и распущенностью общества, в котором пытались сохранить единство. Если невежество являлось частью исконно русского наследства, то распущенность была, по меньшей мере частично, западной природы. Если говорить о водке и венерических болезнях, двух главных проклятиях России в конце XV и начале XVI в., то они представляются сомнительным наследием, которое итальянский Ренессанс завещал молодой России.

Венерические болезни впервые пришли в Москву из Италии, по торговым путям (видимо, через Краков) в 1490-х гг.; вторая же волна инфекции накатилась в середине XVII в. (вместе с «черной смертью» — чумой) следом за наемниками, сражавшимися в Тридцатилетней войне[276]. Венерические болезни называли «латинской болячкой», и это было одним из первых признаков растущих антилатинских настроений[277].

Водка пришла в Россию столетием раньше, и ее история иллюстрирует некоторые главные особенности влияния Ренессанса на Московию. Этот прозрачный, но крепкий национальный напиток был одним из нескольких прямых производных aqua ?іtае, воды жизни, — жидкости, которую, судя по всему, впервые получили в Западной Европе в конце XIII в. для медицинских целей. Похоже, что она попала в Россию через генуэзское поселение на Черном море, откуда веком позднее ее принесли с собой на север беженцы, спасавшиеся из Крыма от монгольского завоевания[278].

Для российских нравов оказалось роковым то обстоятельство, что этот обманчиво безобидный напиток постепенно вытеснил неочищенные разновидности меда и пива, эти исконные алкогольные напитки Московии. Торговля водкой сделалась главным источником княжеских доходов и пробудила в светской власти естественную заинтересованность в отравлении соотечественников. Забавно и равно печально обнаружить в одном из ранних русских рукописных словарей искаженную английскую фразу: «Gimi drenki okoviten» («Дай мне выпить аквы виты» — то есть водки). В начале XVII в. датский путешественник увидел в склонности москвитян к пьянству и распутству доказательство того, что русские «скорее предпочитают рабство свободе, ибо на свободе предадут себя во власть распутству, тогда как в рабстве будут проводить время в занятиях и трудах»[279].

Тот факт, что водка, видимо, пришла в Россию благодаря медицине, указывает на значение придворных врачей, получивших образование на Западе, как проводников западных идей и технических новшеств[280]. Народ верил в водку как в жизненный эликсир с волшебными целебными свойствами — горькое раннее свидетельство о том, как русский мужик приучился приукрашивать свои пагубные привычки и идеализировать свою зависимость. Эта наивная вера также показывает, что западная мысль поначалу привлекла примитивное сознание москвитян верой в то, будто предлагает некий простой «ключ» к познанию Вселенной и излечению ее недугов. Лучшим способом противостоять господствующей традиционалистской идеологии Московского государства было следовать другим путем к истине, лежащим вне традиции: заняться поиском какой-нибудь панацеи или «философского камня».

Наряду с трудами Галена и Гиппократа, которые стали появляться в русском переводе в XV столетии, врачи в Московском государстве — да и повсюду в Восточной Европе — начали включать в свои травники и лечебники отрывки из «Secreta Secretorum» («Тайна тайн»). Считалось, что эта работа является тайным откровением Аристотеля Александру Великому насчет истинной природы мира, которое объявляло биологию ключом ко всем искусствам и наукам, а также утверждало, будто эта «наука жизни» управляется согласием и слиянием магических сил внутри организма[281]. Эта книга заняла ведущее положение среди трудов, переведенных «жидовствующими», и в начале XVI в., в период иосифлянских гонений на еретиков, была уничтожена вместе с еврейскими врачами, которые предположительно либо владели этим сочинением, либо переводили его.

Интерес к алхимическим текстам, однако, не ослабевал — именно он стал основным занятием переводчиков в службе иноземных сношений, которые заменили врачей в качестве главных проводников западных идей. Федор Курицын — первый, кто успешно выступил в России в роли «министра иностранных дел», — был обвинен в повторном завозе с Запада ереси «жидовствующих». Один из самых ранних сохранившихся документов службы иноземных сношений — меморандум, составленный датским переводчиком в начале XVII столетия: «О высшей философской алхимии»[282]. Через 350 лет после попытки Раймонда Луллия открыть «универсальную науку», его труд «Ars magna generalis et ultima» был переведен в том же XVII в. и лег в основу авторитетной алхимической компиляции, составленной в иноземном приказе западным русскоязычным переводчиком[283].

Не менее примечательным был интерес русских к астрологии. Почти все авторы конца XV и начала XVI столетий были в то или иное время очарованы «звездозаконною прелестью». Архиепископ Геннадий сам был захвачен астрологией, с которой был призван покончить[284], а после его смерти его протеже Николай Немчин сделался в Московии активным пропагандистом астрологической науки. Известный как «профессор медицины и астрологии», он прибыл в Москву через Рим с целью помочь в составлении нового церковного календаря. Он остался в Москве врачом, в 1534 г. перевел напечатанный в Любеке трактат о травах и медицине «Благопрохладный вертоград» и активно выступал за объединение католической и православной церквей. Он произвел астрологические вычисления, указывающие на срочную необходимость такого объединения, поскольку-де конец света просто перенесен с 1492-го на 1524 г.[285]. Максим Грек посвятил большую часть своих ранних трудов опровержению доводов Николая, обнаружив при этом, что сам он во время пребывания в Италии тоже увлекался астрологией. Друг Максима, светский дипломат Федор Карпов, говорил, что звездная премудрость приближает его к Богу, и именовал астрологию «художеством художеств»[286]. Первых русских, посланных в конце XVI в. Англию на учебу, особенно интересовал Джон Ди, знаменитый кембриджский изыскатель в области астрологии, магии и спиритизма[287]. Быстрое распространение в XVI и XVII вв. предсказаний судьбы, гаданий и даже азартных игр отчасти бросает свет на распространение астрологических идей по всей Европе эпохи Ренессанса[288].

вернуться

272

23. Рассмотрение влияния Софьи см. в: Vernadsky. Dawn, 18–26, 122–133, а также в рекомендованных им работах В.Саввы и К.Базилевича.

вернуться

273

24. Перевод Библии Скориной (отпечатанный в Праге в 1517–1519 гг. и в Вильнюсе в 1525-м) был выполнен на очищенном варианте белорусского языка, который не предназначался для того, чтобы стать разговорным, и с трудом читался в Великороссии. Затем появилось некоторое количество неполных, на родном наречии переводов, но самой полной и лучшей была Острожская Библия 1580 г., в основу которой был положен перевод Геннадия. См. основной анализ и примечания в: БЕ, VI, 690–696, а также: И.Евсеев. Геннадиевская библия 1499. — М., 1914.

Важность латинского влияния на Новгородскую иерархию подчеркивает Денисов (Denisoff. Origines, 77–88), а также (в дополнение к работам, которые там же цитируются): А.Седельников. Очерки католического влияния в Новгороде в конце XV — начале XVI в. //ДАН, L, 1929, 16–19. О хорватском доминиканце Бенджамине см.: Будовниц. Публицистика, 102, особ, примеч. I, в котором высказывается предположение, что он являлся автором влиятельного «Слово кратко», защищавшего церковные землевладения (текст в: Чт, 1902, кн. 2, отдел II, 1—60).

вернуться

274

25. Тот факт, что «Дарственная» получила широкое хождение в России веком позже того, как Лоренца Валла дискредитировал ее на Западе своими разоблачениями, хорошо показывает, насколько восточные славяне были лишены контактов с западной интеллектуальной жизнью. О широком использовании «Дарственной» в России XVI в. см.: Вальденберг. Учения, 212, примеч. 4, 270, 284–289. Церковным Собором 1551 г. она была официально включена в «Стоглав», см.: Duchesne. Stoglav, 171–173.

вернуться

275

26. Письмо митрополиту Московскому Зосиме от октября 1490 г.; цит. по: Будовниц. Публицистика, 51.

вернуться

276

27. I.Bloch. Der Ursprung der Syphilis. - Jena, 1901, 280–281; а также: В.Иконников. Ближний боярин Афанасий Ордин-Нащокин // PC, 1883, нояб., 289, примеч. 1. См. также: М.Кузнецова. Проституция и сифилис в России. — СПб., 1871, 68, — автор указывает, что сифилис появился в Кракове незадолго до того, как попал в Россию.

вернуться

277

28. Пользовались, скорее, термином не «латинянин», а «фряз», но последний употреблялся в Московском государстве в значении более близком к «латинскому», чем «франкскому», от которого технически происходил. Фразами обычно называли московских латинян-мирян; термин «латиняне» применялся для более четкого определения западного духовенства. Вольпе переименовали в Московском государстве во Фрязина, и Геннадий с восхищением говорил о том, насколько крепки Фрязовы в вере перед лицом ереси (ААЭ, 1, 482).

вернуться

278

29. Г.Успенский. Опыт повествования о древностях русских. — Краков, 1818, 2-е испр. изд., 77–78. Автор доказывает, что производство водки было налажено на острове Майорка и перенесено в Геную Раймондом Луллием, заклятым врагом доминиканского рационализма.

Ранняя история алкогольных напитков еще должным образом не написана. Процесс дистилляции, весьма похожий на процесс получения aqua vita, описан Бернардом Гордонским в «Tfactatus de gradibus» в 1303 г. и был почти наверняка известен еще раньше Арнольду из Виллановы. Если знакомство с aqua vita на Западе со всей вероятностью указывает на Луллия, то распространение этого знания на Россию могло случиться и позднее, чем в конце XIV или начале XV столетия, — такое предположение вполне оправдано в связис отсутствием соответствующих ссылок в источниках тех времен. Тем не менее ранние интенсивные контакты Италии с Москвой, интерес русских к Луллию, а также сам по себе статус Успенского — видного краковского профессора истории и географии (см. оценку в работе: И.Зильберман. Книга Г.Ф.Успенского «Опыт повествования о древностях русских» 1818 года издания и ея читатели. — Харьков, 1916) придают известный вес его высказываниям. Он упоминает (83) комплекс запретов, введенных ханами в конце XIV в. после перехода в ислам, и это может быть одной из причин относительной скудости информации об алкогольных напитках в документах того времени. Широкое упоминание водки и других напитков появляется только в конце XVI в. Но впервые слово «водка» фигурирует в совсем нынешнем значении в «Лексиконе» Поликарпова 1704 г. (ССРЛЯ, II, 507). Попала ли водка в Россию по алхимическим каналам или нет — она стала для русского национального мышления некой волшебной аурой, что подтвердил советский писатель, творивший под псевдонимом А. Терц, характеризуя пьянство как «нашу idee fixe. Не с нужды и не с горя пьет русский человек, а по извечной потребности в чудесном и необычайном, пьет, когда угодно, мистически, стремясь вывести душу из земного равновесия и вернуть ее в блаженное бестелесное состояние. Водка — белая магия русского мужика; ее он решительно предпочитает черной магии — женскому полу»: Thoughts Unaware // NL, 1965, 19 Jul., 19.

О раннем питии на Руси см.: Е.Бартенев и др. Технология ликеро-водочного производства. — М., 1955, 3; Цветаев. Протестантство, 717; и: И.Прыжов. История кабаков в России. — Казань, 1914, 2-е изд., 5—24. Вино появилось в России поздно (первое отечественное производство — середина XVII в.) и вплоть до новейших времен считалось заморским напитком. О влиянии Луллия см.: Б.Райков. Очерки по истории гелиоцентрического воззрения в России. — М. — Л., 1947, 2-е изд., 53–65.

вернуться

279

30. М.Алексеев. Западноевропейские словарные материалы в древнерусских азбуковниках XVI–XVII веков // Академику Виноградову, 41. Danckaert. Beschrijvinge van Moscovien ofte Rusland. — Amsterdam, 1615, 63; цит. в: J. Locher. Gezicht op Moskou. — Leiden, 1959, 22.

вернуться

280

31. Д.Цветаев. Медики в московской России и первый русский доктор. — Варшава, 1896, 11–12; см. также работы, учтенные в полной библиографии, 3–6, особ, труды Рихтера и Новомбсргского.

вернуться

281

32. Райнов. Наука, 264–265; Райков. Очерки, 78.

вернуться

282

33. Веселовский. Влияние, 91, примеч. 2; Ключевский. Влияние, 144, 151–152.

вернуться

283

34. Райков. Очерки, 55–57. Полезное в целом обозрение Вусинича (Vucinich. Science, 3), которое уделяет меньше внимания допетровской науке, ошибочно в части, где говорится: «Россию отмечает отсутствие лиц, занятых [алхимией]».

вернуться

284

35. Никитский. Очерк, 72, примеч. 3.

вернуться

285

36. Полную справку и краткую биографию см. в: Будовниц. Публицистика, 139–140, примеч. 1; также 59, 172, 183.

вернуться

286

37. В.Ржига. Боярин-западникХ?І века (Федор Иванович Карпов)//УЗ РАНИОН IV, 1929, 43.

вернуться

287

38. Кембриджский математик Ди, проживший большую часть 1580-х гг. в Польше и Богемии, был хорошо известен в Восточной Европе как спирит. Неверная ссылка Веселовского на работу о Ди русско-немецкого исследователя оккультных наук Карла Кизеветтера (Веселовский. Влияние, 20) не позволила мне разыскать печатный вариант этого труда ни в одной из ведущих библиотек США, Западной Европы или СССР.

вернуться

288

39. Большинство этих занятий были византийского и восточного происхождения, и многие из них были поименно объявлены вне закона «Стоглавом» и вторично — в «Уложении» 1649 г. (ч. 21, гл. 15). См.: Райков. Очерки, 72–74; и Б.Перетц. Материалы к истории апокрифа и легенды. 1. К истории громника // ЗПУ, ч. L1X, вып. I, 1899, — здесь сделан акцент как на еврейские, так и на греко-византийские источники.

35
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело