Тайна древнего саркофага - Басманова Елена - Страница 62
- Предыдущая
- 62/68
- Следующая
– Дорогая Полина Тихоновна, – начал он почти ласково, – если я вас обидел, простите. Но согласитесь, я имел право о вас беспокоиться, если вы одна находитесь ночью на улице. Я понимаю, свалившееся на нас несчастье ведет к бессоннице. Но все-таки, будьте другом, объясните мне, что все это значит?
Полина Тихоновна убрала ладони от пылающего лица и устало посмотрела на профессора:
– Да, Николай Николаевич, я виновата. Мне следовало все рассказать вам сразу. Но я не могла – это не только моя тайна.
– Сейчас нас никто не слышит, и обещаю вам, что все сказанное останется только между нами. Никто от меня не узнает того, что вы расскажете.
– Хорошо, я вам скажу, – обреченно вздохнула она. – Понимаете, я все думаю о том, что произошло. Но я не хочу, чтобы кроме Климушки пострадал еще один невинный человек.
– Вы имеете в виду меня? – спросил внутренне польщенный профессор.
– Нет, Николай Николаевич, я имею в виду бедного Петю Родосского.
«Все-таки Петя Родосский», – подумал про себя профессор, но вслух сказал, пытаясь придать максимальную убедительность своему голосу:
– Вы не понимаете всей сложности ситуации, дорогая Полина Тихоновна. Петя Родосский явно связан с социалистами, террористами. Записка, которую дала мне Мура, не оставляет сомнений. Кроме того, все сходится и с безобразиями, устроенными возле саркофага, – его там видели. Был ли там склад динамита, не знаю, но вот то, что там же крутился иностранный подданный граф Санта-мери, наводит на подозрения. Не является ли граф французским шпионом, выведывающим здесь наши военные секреты, а Петя – его сообщником? Вы не знаете нынешних студентов – они готовы вести свою подрывную деятельность на деньги любых иностранных спецслужб, а за денежки-то приходится расплачиваться.
– Нет, Петя не такой, – возразила очень тихо Полина Тихоновна, – и он здесь ни при чем.
– Но вы, надеюсь, помните, что написано в записке, выпавшей из его кармана? Потом он у нас не появлялся.
– История грустная, она мне хорошо известна. Бедный мальчик! Так попасться на приманку негодяя Дюпре!
– Вот-вот, сами говорите – Теодор Сигизмунд Дюпре. Французский резидент?
– Если бы! – с горечью произнесла Полина Тихоновна. – Гораздо хуже.
– Что уж может быть хуже сознательного врага России?
– Отвечу вам, профессор. Хуже – бессознательный враг нашего Отечества. Вот такие и портят наших мальчиков, лишают их веры в слово., калечат их души, превращают их в жутких монстров. Слава Богу, есть средства спасти наших детей!
– Но какое отношение бессознательные враги Отечества имеют к нашему студенту?
– -Прямое, Николай Николаевич, прямое. Обещайте мне не смеяться – и надо мной, и над бедным Петей.
– Мне давно уже не до смеха. – Профессор Муромцев поднял глаза к окну комнаты дочерей, ему показалось, что оконная кисея странно колыхнулась.
– Понимаете, профессор, этот самый Дюпре, польский самозванец, открыл свою фирму и производит фальсифицированные косметические средства. Их широко рекламируют – но вы, вероятно, за рекламой не следите. А Петя заказал у него чудодейственный эликсир. Та бумага – лишь извещение о том, что бандероль прибыла и ее можно получить. Вот бедный Петя ее и получил, к своему несчастью. И произошла катастрофа. Едва он применил расхваленное чудодейственное средство, как превратился из принца в чудовище. Помните сказку Аксакова об Аленьком цветочке? Теперь несчастный мальчик сидит в тайном убежище, не может показаться людям на глаза. Только раз ночью пробрался ко мне по кустам и попросил совета. Ну, я и сказала ему, чтобы пришел за провиантом – собрала ему печенья да хлеба с ветчинкой – не помирать же бедняжке с голода в его затхлой норе...
– Погодите, погодите, дайте все хорошенько осмыслить. Значит, в записке речь шла о каком-то эликсире? О косметике? Что за эликсир?
– Косметическая мазь для очищения лица «Метаморфоза». В приложенной инструкции предупреждают, что после нескольких дней употребления на лице появится небольшое лущение кожи, и кожа станет немного шероховатой, но это пройдет при дальнейшем употреблении крема. Как же, пройдет! На Петю страшно смотреть, такое сильное раздражение... А негодяй Дюпре рекомендует свое мерзкое средство для избавления от прыщей!
– Но зачем же потребовалась мазь несчастному студенту? Разве у него есть прыщи?
– Да, Николай Николаевич, вы не замечали. А мальчик бесконечно страдал. Ему, бедному, оторванному от семьи, и посоветоваться-то не с кем. И ему всегда казалось, что из-за прыщей на него барышни смотрят насмешливо, а Климушка его вообще презирает. Слава Богу, мальчик мне доверился, я его успокоила, утешила, дала ему советы.
Бедняга, он еще и потратился изрядно, средство-то недешевое. Мальчик так боялся подделок, что собирался просить Сантамери достать ему настоящий французский эликсир.
– Надо будет попросить у него остатки мази, сделаю анализ в лаборатории. Я это дело так не оставлю. Но странно, – профессор в растерянности почесал затылок, – какие здесь шекспировские страсти кипят, а я, как слепой чурбан, ничего не вижу.
– Ну что вы, – утешила его Полина Тихоновна, – вы заняты более важными делами А видите, как все просто оказалось. Мальчик еще очень боялся, что в присланной мази есть свинцовые препараты, вызывающие хроническое отравление организма. У дам, пользующихся для лечения серными ваннами и применяющих свинцовые белила, лицо часто окрашивается в черный цвет. Такое может произойти даже в ватерклозете. – Полина Тихоновна помолчала и сурово добавила:
– Николай Николаевич, вы химик и знаете, что бывает при соединении свинца с сероводородом.
Профессор содрогнулся...
– Но меня беспокоит, что Петя сегодня не пришел, – продолжила Полина Тихоновна. – А вдруг он умрет с голоду?
– Где же он прячется? – поинтересовался профессор.
– Он не сказал, а я и не настаивала, – грустно вздохнула Полина Тихоновна. – Теперь не знаю что и делать.
Оба понурили головы и погрузились в раздумья. Через минуту из глубокой задумчивости их вывел сдавленный голос, донесшийся от калитки:
– Господин профессор!
Николай Николаевич и Полина Тихоновна одновременно вздрогнули, вскочили со скамьи и повернулись к источнику звука.
У калитки с велосипедом стоял Ипполит Прынцаев. Он виновато улыбался.
– Можно мне на минутку войти? – все так же приглушенно спросил он и, увидев поощряющий жест профессора, протиснулся со своим железным конем в проем калитки. Он подвел велосипед к стоящим у скамьи.
– Вы тренируетесь по ночам? – Полина Тихоновна пришла в себя быстрее Николая Николаевича.
– Не заснуть, бессонница одолела, так переволновался сегодня вечером, – признался Прынцаев. – Что ж бесполезно ворочаться в постели? Уж лучше потренироваться. Все равно светло, как днем. Да и народу меньше, экипажи не мешают. Вот ехал и увидел, что вы здесь сидите.
– Да, сидим, сна ни в одном глазу, – мрачно подтвердил профессор. – Теперь уж я и вовсе не представляю, что делать.
Он смотрел на Прынцаева, который отвел глаза в сторону и вдруг начал медленно, как рыба, открывать рот, отчего его лицо стало удлиняться и брови поползли наверх.
Профессор обернулся, чтобы посмотреть, что же так изумило его ассистента?
На крыльце дачи стояла в одной ночной рубашке Брунгильда.
Она хотела спуститься по ступенькам, но, сделав шаг босой ножкой и почувствовав шершавую поверхность дощатого настила, отступила. Она подняла глаза и устремила умоляющий взор на отца.
Профессор Муромцев, сорвавшись с места, бросился к дочери:
– Брунгильда, милая! Что случилось?
Бледные дрожащие губы красавицы медленно разомкнулись, и ее тихие слова оглушили профессора, как удар грома:
– Папа! Маши нет! Кажется, ее похитили!
Глава 28
Это было удивительное создание природы – Белый камень. Обломок белой скалы причудливой формы находился чуть в стороне от традиционных мест отдыха дачной публики. Вероятно, в незапамятные времена его оторвал от каменного ложа ледник и вместе со льдом и другими, меньшими по размерам валунами занес сюда, где гранитный исполин и остановился, уткнувшись носом в воду. Время сделало свое дело: с одной стороны каменной глыбы успела образоваться земляная насыпь, на которой разрослись буйные кущи ольхи, по очертаниям весь камень более всего походил на высовывающийся из-под земли кривой корабельный нос поросшего лесом судна. Своей свободной от растительности, скошенной к земле поверхностью Белый камень открывался взорам тех, кто отважился бы подойти к нему по грудам скользких и омерзительно пахнущих валунов меньшего размера. Но никто не отваживался – купаться здесь все равно нельзя, да и запах стоял препротивный. Зато из ольховой чащи хорошо был виден любой пытающийся подойти к Белому камню.
- Предыдущая
- 62/68
- Следующая
