Тусовка класса «Люкс» - Шрефер Элиот - Страница 21
- Предыдущая
- 21/73
- Следующая
– О, Ной! Спасибо. – И она с почтением понесла банку в кухню.
– Да не за что, – пробормотал Ной, разглядывая драную диванную обивку.
– М-м, – рассеянно промычала Гера. Из дверного проема высунулись голова и громадные груди. – А сколько вам платить ваше агентство, Ной? – Голова и грудь снова скрылись в кухне.
– О, очень хорошо платит. И будет платить больше, если найдет мне еще учеников.
– Моя чудная дочь Титания, – голова Геры задержалась в проеме ровно настолько, чтобы сделать ударение на слове «чудная», – она всегда была такая старательная. Ей в этом году исполняться двадцать. Я так мечтаю, чтобы она могла учиться, пойти в колледж. Как вы думаете, она там будет хорошо учиться?
– Да, я не сомневаюсь, что она…
– Ведь она умничка, не то что Федерико, он милый мальчик, но, знаете, тугодум. Я думаю, она бы справилась. – В ее голосе слышалась такая мольба, будто Ной был членом приемной комиссии.
– Вы так хорошо говорите о своей дочери, – сказал он.
– Она сокровище, Ной, она вам непременно понравится. – Это прозвучало как команда. Может, оттого, что она не всегда верно интонировала английские фразы. Ной переключил внимание на стакан вина, который дала ему Гера.
– Титания! – позвала Гера. – Идем! Ужинать пора!
Ной кашлянул и поднялся с дивана. В комнату, вытирая руки старым полотенцем, вошла девушка.
– Привет, – сказала она, в последний раз вытерла руку о полотенце, потом о брюки и наконец протянула Ною. – Меня зовут Олена. Мама будет говорить вам, что мое имя Титания, но на самом деле меня зовут Олена.
Она была высокая, стройная, у нее было красивое лицо, нежная кожа и яркие белые зубы. Ной взял ее влажную прохладную руку. Она походила на эль-Фа, от нее пахло лесом.
– Ной – репетитор, – сказала Гера. Она выговорила это преувеличенно отчетливо, словно пародировала свою собственную роль хозяйки.
– Я знаю, – откликнулась Олена. – Я об этом целыми днями слышу.
Она была такая высокая, что ей пришлось чуть-чуть нагнуться, чтобы встретиться с ним глазами. В ее речи слышался британский акцент.
– Вы очень хорошо говорите по-английски, – сказал Ной.
Олена кивнула. Многие иностранцы, хорошо говорящие по-английски, воспринимают этот комплимент как оскорбление, как лишнее напоминание о том, что для них этот язык чужой.
– Вы тоже хорошо говорите по-английски, – картинно подмигнув, ответила она.
Ной улыбнулся:
– Очко.
– Вот и прекрасно.
Она зевнула. Ее прекрасные волосы были собраны в простой конский хвост. У нее были крупные, резкие черты лица; на широких скулах, делавших ее сходство с Федерико несомненным, отражался свет электрической лампочки без плафона, висевшей над их головами.
Гера поставила на стол еще один чумазый стакан с вином и, одарив Ноя заговорщицкой улыбкой, вернулась на кухню.
Олена, извинившись, открыла холодильник, достала бутылку пива и одним верным ударом по столешнице снесла крышечку.
– Будете, Ной? – прокричала она из кухни.
– Чего орешь? – раздался из одной из спален хриплый голос Федерико. Олена разразилась пулеметной очередью на албанском.
Вернувшись к столу, она отодвинула бокал, который налила ей мать. И чокнулась бутылкой со стаканом Ноя.
– Ваше здоровье, – негромко сказала она. – Так вы с Федерико друзья?
– Мы иногда встречаемся, это правда, – сказал Ной.
– Не понимаю, и как это мы с ним родственники? Он какая-то совсем особенная ветка на древе, хороший пример того, как могут разниться наши гены. Понимаете, о чем я? То, что мы с ним из одинаковых яйцеклеток, – это же удивительно.
Она говорила, и ее губы кривила сардоническая усмешка, словно она досадовала на ограниченность языковых средств. Ной не сводил глаз с ее рта.
Они сделали еще по глотку.
– Вы заметили, – спросила она, – что здесь совсем нет книг? Словно мы тут, у вас в Америке, совсем опростились. Быть может, – она слегка улыбнулась, – это результат влияния вашей страны?
– А в Албании, вероятно, много интеллектуалов? – заговорщицки улыбнулся Ной, как будто имел хоть малейшее представление о том, сколько в Албании интеллектуалов.
– О да, их там полно, – сказала Олена, – сейчас, правда, меньше, раз я оттуда уехала.
– Что ж, мы рады, что вы к нам прибыли.
Олена кивнула. Ной вдруг заново увидел жесткую линию плеч под футболкой, худощавое, даже угловатое тело. Вся она была подтянутая, крепкая, уверенная в себе.
– Мама только о вас и говорит, – продолжала Олена, – принимать вас в нашем доме – все равно что иметь в племянниках наследного принца. Простите, я не уверена, имеет ли эта фраза смысл в английском варианте.
– Да, – ответил Ной, – имеет.
И почему ему стало так трудно подбирать слова?
Олена улыбнулась. Ноя снова очаровала мимолетность этой улыбки, ее пасмурный сарказм. Она подобрала под себя длинные ноги, усевшись на пятки.
– Так какие у вас сейчас планы? – спросил он.
– Ну, я собираюсь учиться. – На какое-то мгновение желчь исчезла из ее голоса; она устало потерла бровь. – Я пытаюсь скопить денег, но это не так просто. Минимальная зарплата на Манхэттене чертовски минимальна.
Она подняла голову, стальная решимость вернулась к ней.
– В Албании есть много чего хорошего, но что до университетов, должна признаться, в Штатах они лучше, чем где бы то ни было. Как я понимаю, вы учились в Принстоне. Вы, наверное, очень этим гордитесь.
– О да, очень.
– В конце концов, вы ведь наверняка от этого только поумнели. – Она насмешливо и в упор посмотрела на него.
Ной глотнул вина.
– Я немного старовата для начала учебы, – продолжала Олена, – но уж так тому и быть. Раньше у меня не было такой возможности. В Албании – да, у меня были какие-то деньги, но здесь, – она прищелкнула пальцами, – почти ничего. Несколько долларов. Но ведь ваша страна и знаменита тем, что здесь принято начинать с нуля, верно? Таково всеобщее правило, – засмеялась она.
Ною было интересно, куда собирается поступать Олена, но спроси он это – и будет запущена обычная утомительная круговерть, именно по этой дороге ему что ни день приходилось пробираться, он устал от разговоров про колледжи и экзамены.
– Когда я немного не в форме, – сказал он, – мне тоже кажется, что я начинаю с нуля.
– Но вы же здесь родились? – спросила она с суховатым смешком.
В ее словах постоянно сквозила ирония, желание высмеять – прежде всего саму себя.
Но по тому, как горячо наклонялась она вперед, было ясно, как она уязвлена тем, что, возможно, навсегда обречена принадлежать к классу, который не чувствует своим.
– Значит, вы начинаете не с нуля. Это определяющий фактор. У вас нет постоянной диареи. А руки не скрючены оттого, что вам приходилось возделывать землю мотыгой.
– Тогда нет, не с нуля, – засмеялся Ной. – Просто дело в том, что здесь, в Нью-Йорке, иногда кажется, что любой, у кого нет миллиона долларов, начинает с нуля.
– Значит, мы просто должны определиться, что для нас ноль. – Она помолчала, потом подмигнула: – Может статься, мне надо начать ходить в спортзал.
Гера поставила на видавший виды стол дымящуюся сковородку. Внутри обнаружилось несколько пирожков с мясом, облитых шведским соусом для спагетти и запеченных в микроволновке.
– что ты нам принесла, мама? – спросила Олена. – Что ты сделала со своими пирожками?
– Выглядят чудесно, – сказал Ной.
– Это наша любимая выпечка, – объяснила Гера. – Не сомневайтесь, что этот чудный соус сделать их еще вкуснее.
Гера положила еду на тарелки, и Ной откусил кусочек. Трудно сказать, стал ли мясной пирог лучше, так как под сладким томатным пюре его вкус совершенно не ощущался. Но по крайней мере это были не консервы. Ной откусил еще.
– У вас, должно быть, очень милая квартирка, раз вы столько зарабатывать, – сказала Гера.
– Мама чуточку чересчур подвинута на деньгах, – пояснила Олена, критически изучая пирожок.
– Вообще-то моя квартира – она вроде как рассыпается, – сказал Ной.
- Предыдущая
- 21/73
- Следующая