Тусовка класса «Люкс» - Шрефер Элиот - Страница 20

• Предыдущая
• 20/73
• Следующая

– Простите.

Доктор Тейер попыталась улыбнуться, но ей это не удалось, она уронила руки на колени, лицо ее на миг исказилось. Потом она встала.

– Не стану вас больше задерживать.

Ной был счастлив добраться до своего пальто.

– Вам не придется платить за это занятие, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно.

– Ной. Вы пришли, и вам заплатят. Иначе чем вы объясните это посещение?

– Что ж, тогда большое спасибо.

– Спокойной ночи. Жду вас в среду.

Со дня их двойного свидания Ной избегал Федерико. От станции подземки он шел по Риверсайд-драйв – улице живописной и не таящей неожиданностей: так у него было меньше шансов столкнуться с Федерико. Он вспоминал его брутальность и свою собственную неудачу. Та ночь и недавний конфуз в Доме доктора Тейер оставили Ною горький осадок и Неприятное осознание того, что большинство людей на Земле в той или иной степени хищники. Ему же хотелось простоты и ясности.

К несчастью, избегая Федерико, он тем самым избегал ходить в спортзал, и хотя за недели занятий у него оформились мускулы, он боялся, что за те дни, что прошли с последнего посещения, мускулы эти преобразовались в нечто значительно более мягкое. Лежа на диване, он тщательно исследовал живот, похлопывал по нему, поглаживал, будто полировал. До чего же дряблый. Даже смешно. Он перевернулся на живот и, уткнувшись носом в матрас, шумно вздохнул.

Послышался стук – что-то твердое ударилось о керамику: труба проржавела, и кусочки ржавчины и затвердевшей изоляции сыпались прямо в ванну. В этот раз обломок был большой, Ною пришлось сгребать мусор двумя руками и нести к мусорному баку в пригоршне.

Спустившись вниз, он остановился, чтобы подышать воздухом, или, точнее, он хотел было подышать воздухом, но вдохнул лишь зловоние, идущее от жирных полос, оставшихся на земле после утреннего объезда мусоровоза. Он огляделся вокруг. Все те же коробки из кирпича и бетона, тот же замусоренный тротуар.

Возвращаясь, он увидел почтальоншу, она рассовывала по ящикам конверты. Ной просмотрел свою почту: два предложения завести кредитную карту (эти он выбросил сразу же: слишком велико было искушение, глянцевые брошюры так и липли к рукам) и письмо из Принстонского банка. Большой серый лист бодро извещал его, что период отсрочки по причине окончания высшего учебного заведения истекает и наступает время платежа. Сумма была не особенно большая, но грозила пробить брешь в бюджете Ноя: отобрать у него недавно появившиеся тридцать долларов остатка и снова отбросить в глубокий минус. Стоя посреди своей убогой комнатенки, Ной прочел это извещение и нахмурился. Он вздохнул, и через мгновение еще раз, уже громче. Еще через мгновение у него задрожал подбородок.

Он ненавидел плакать, ненавидел эгоистическую слабость этого занятия. Вместо этого он лихорадочно искал способ выйти из нынешнего отчаянного положения. Он откинул крышку лэптопа, раскрыл свое эссе для поступления в аспирантуру и несколько минут смотрел на мигающий курсор.

Моя жизнь всегда состояла из противоречий, она – будто сбивчивый текст, в котором отдельные смысловые элементы с трудом поддаются пониманию.

Дерьмо. Полное дерьмо. Вчера он так гордился этим, а сегодня почувствовал, что это никуда не годится. Не хватало страсти. Он закрыл лэптоп и посмотрел на часы. Шесть вечера, а поскольку пятница у него выходной, учеников у него сегодня нет. Он позвонил своему другу Тайсону, и они договорились пойти в кино, но фильм начинался лишь в десять часов. Он сознавал, что звонит семье только когда дела у него не очень и что-то не ладится, но ему, конечно же, в любом случае надо было с ними созвониться, и еще – ему хотелось с кем-то поговорить, а они наверняка были дома. Он щелкнул на полученной от матери голосовой почте, послушал ее голос с гортанным южным акцентом, который наполнил его невольным стыдом – в этом голосе чувствовался запах костров, вареного арахиса и шоу Джерри Спрингера – всего, что на Манхэттене принято было высмеивать.

«Привет, ребята, это Ной. Просто хочу проведать. У меня все нормально. Перезвоните». Ной закрыл мобильник и уставился на него. Он всегда старался оставлять самые общие послания, не упоминал друзей из Принстона, спектакли, которые видел, не хотел, чтобы они чувствовали, что он отдалился от них, что считает себя выше их. Но он отдавал себе отчет, что гордится тем, что сумел вырваться из захудалого городка. А разве это не значит, что он считает, что преуспел больше, чем они? Телефон в его руке завибрировал.

– Алло?

– Привет, это Кент.

– Как дела? Я просто так позвонил.

– Знаю. Я выходил. Косил лужайку.

– Как там лужайка поживает?

– Шутишь?

– Просто спрашиваю, чтоб разговор поддержать. На другом конце провода воцарилась тишина.

– Как учеба? – предпринял Ной еще одну попытку.

– Учеба?

– Нуда.

– Я думал, мама тебе сказала. Я забил.

– Что за чушь?

– Я нашел работу. Хорошие деньги. Помогаю маме платить за дом.

– Тебе не надо платить за дом. Тебе надо учиться.

– Нет, не надо. Я забил, старик. Хватит.

Ной знал, что не стоит ему продолжать эту тему, Кент и так уже начал ершиться.

– Ну и как ты себя чувствуешь? – спросил Ной.

– Хорошо. Нет, правда.

Ной помолчал. Судя по голосу, его брат и впрямь чувствовал себя хорошо. Или по крайней мере чувствовал облегчение. Он явно стал больше доволен жизнью. Тем не менее Ной не сумел сдержаться.

– Ты сделал громадную глупость, – сказал Ной и подумал: если это и впрямь была глупость, почему он чувствует такое облегчение?

– Нет, – бесстрастно сказал Кент, – это не так.

Ной бросил телефон на кровать. Брат оборвал разговор. Ной был зол, но больше на себя, чем на брата. Как же так: собирается стать высококлассным педагогом и не может помочь собственному брату! Возможно, само понятие «хороший педагог» подразумевает, что некоторых ребят надо оставлять в покое, но его бесила эта глупая реальность – он легко контролировал себя, но решительно ничего не мог поделать со своим братом. Он терпеть не мог безудержную саморекламу банкиров и различного рода консультантов, но боялся, что не настолько способен к самоотречению, чтобы стать хорошим учителем.

Ной побрел в кухню. Он вспомнил, как поражена, ошеломлена была Гера, когда узнала, что у Ноя нет дома мамочки, которая готовила бы ему обед; ее Удивляло даже то, что Ной вообще как-то умудрялся сам себя кормить. Холодильник был пуст, а Ною хотелось есть. Он устал от баночного супа и мексиканского фастфуда – пожалуй, пришло время возобновить дружбу с Герой и Федерико.

Ной порылся на полках в поисках подарка хозяйке. Непочатой оказалась только банка шведского соуса для спагетти, который он ни с того ни с сего купил в «Икее», когда ездил туда за мебелью. Он бросил банку в пакет и устремился за дверь.

Он позвонил и услышал на лестнице тяжелую поступь Геры. Она очень обрадовалась Ною, а он был в восторге оттого, что кто-то так искренне радуется его приходу. Ее улыбка была полной противоположностью хозяйской улыбке доктора Тейер, чье гостеприимство было убедительно лишь для тех, кто сам желал быть в нем убежденным. Она поманила его наверх, и он пошел за ней, чувствуя, как разрежен воздух там, где она проходила. Она исчезла в своей спальне и через пару минут появилась снова, уже в другом, капельку более элегантном гавайском сарафане с серебристой оторочкой.

– Как вы поживаете, Ной? – Она, похоже, специально тренировалась: прононс и тягучие гласные были как у членов королевской семьи.

– Мои дела хорошо, спасибо, – сказал Ной.

– Вы кушали? – спросила Гера, продвигаясь к кухне.

– Я принес вот это, – сказал Ной, доставая из хрустящего пакета банку соуса. Он даже губу прикусил – так ему показалось невежливо, что он что-то притащил и доставил Гере дополнительные хлопоты. Но Гера, увидев приношение, захлопала в ладоши, святясь радостью и любопытством, словно Ной предъявил ей в корзинке спасенного Моисея.

• Предыдущая
• 20/73
• Следующая