Пробужденный (ЛП) - Хоук Коллин - Страница 17
- Предыдущая
- 17/22
- Следующая
– Я уже сказал. Мне нужно найти братьев.
– И ради этого ты меня так мучаешь? Да у тебя нет сердца!
Ресницы слиплись от слез, и теперь я видела Амона словно в дымке. Почему я плачу? Я же никогда не плакала. Это некрасиво и недостойно. Когда я успела превратиться в такую размазню?
Я шумно высморкалась и, стараясь вернуть самообладание, сердито протерла глаза кулаком.
– Может, у тебя и рака нет?
Амон присел передо мной на корточки, взял свежую салфетку и принялся вытирать мои липкие от слез щеки.
– В прошлые века от моего сердца было не много толку…
Его палец очертил мягкую дугу по моей щеке, и я снова почувствовала странное тепло – как тогда, на веранде. Один долгий миг я позволила себе бездумно наслаждаться этим ощущением, как вдруг спохватилась и напряглась. Амон поспешно отдернул руку, и я поняла, что для него этот жест оказался таким же неожиданным, как и для меня.
Он был проблемой. Нет, не просто проблемой. Врагом. Разве нет? Но было и кое-что еще: он заставлял меня чувствовать. И я до сих пор не знала, хорошо это или плохо.
Конечно, я не могла отрицать его привлекательность – но мои чувства к этому парню не исчерпывались физическим влечением. Я никогда не испытывала к мальчикам ничего подобного, и новый опыт оказался пугающим. Не страшным, как в фильмах ужасов, а скорее неуютным. Всю предыдущую жизнь я ощущала себя лодкой, которая стоит в порту на прочном якоре. Амону хватило пары дней, чтобы вытащить этот якорь. Более того, корабельный канат – моя последняя связь с берегом – сейчас тоже лежал у него в ладонях.
Вглядевшись в его лицо, я поняла, что какая-то часть меня – часть, которую я не желала называть и даже признавать ее существование, – отчаянно жаждет нового прикосновения этих солнечных пальцев. Эмоции, которые он во мне пробуждал, вызывали тревогу, но я еще никогда не чувствовала себя такой живой. Настоящей девушкой, а не фарфоровой куклой, в которую меня пытались превратить родители.
Похоже, Амон обладал странным свойством поселять в моей душе смятение – и одновременно избавлять от него. Его компания воодушевляла и пугала, наделяла пьянящим чувством всемогущества и заставляла чувствовать себя бесконечно слабой. И это не говоря о том, что рядом с ним я поминутно боялась сойти с ума – и к тому же испытывала мучительное чувство вины непонятно перед кем.
– Мне не нравятся твои фокусы, – сказала я тихо, но твердо. – Когда ты говоришь таким голосом, тело будто перестает мне подчиняться.
– Прости. Будь моя воля, я никогда бы не прибегнул к своей власти. Но мне нужно, чтобы ты оставалась рядом. Мне нужна ты. Ты даже не представляешь, насколько, – и он, взяв меня за руки, принялся осторожно массировать мои запястья. – Поверь, я никогда не хотел причинять тебе боль или доставлять неудобства. Хотя бы в это ты можешь поверить?
Одно долгое мгновение я молча вглядывалась в ореховые колодцы его глаз. Амон был для меня головоломкой, сложносочиненным пазлом, в котором я не понимала добрую половину деталей. Но я каким-то шестым чувством знала, что он не лжет.
– Ладно, – нехотя ответила я. – Я тебе верю.
– Хорошо, – кивнул парень. – Что такое рак?
– Заболевание клеток. Как ты мог о нем не слышать?
Он вздохнул.
– Слишком много вопросов.
Я откинулась на спинку скамейки и с нарочитым равнодушием пожала плечами.
– Зачем ты так делаешь? – спросил Амон.
– Делаю что?
– Прячешься так глубоко… внутри себя.
– Не понимаю, о чем ты.
Несколько секунд Амон внимательно изучал мое лицо.
– У меня не было намерения тебя обидеть, – сказал он наконец. – Если хочешь, задавай вопросы. Может, я отвечу на твои, а потом кое о чем расспрошу тебя сам?
Я заколебалась, но в итоге кивнула.
– Для начала, я многого не понимаю в твоем мире, но одно знаю наверняка: мое тело и разум не поражены никакими болезнями.
Я истерически рассмеялась – и вдруг расплакалась до икоты. Это было уже слишком. Голова кружилась, будто я не спала неделю. Я схватила из пачки одну салфетку, потом другую, третью… И тут же услышала над ухом настойчивое:
– Лилия, возьми меня за руку.
Я с подозрением покосилась на раскрытую ладонь Амона и громко шмыгнула носом.
– Пожалуйста, Лилия. Я могу принести твоей душе мир.
Почувствовав, что это не приказ и непослушание не обернется очередным приступом агонии, я неожиданно смирилась и взяла его за руку.
– Прими мою силу, – предложил Амон. – И постарайся найти равновесие.
Пытаясь сосредоточиться, я глубоко вздохнула – и почти сразу ощутила, как незримая нить между нами натянулась струной. Но сейчас не Амон забирал мои силы, а наоборот. Я почувствовала, как в меня медленно перетекает солнечный свет. Он успокаивал нервы и разглаживал спутанные мысли. Смятение, гнев, обида – все это внезапно стало неважным. Еще несколько секунд назад я захлебывалась слезами злости, а теперь будто опустилась на самое дно своего внутреннего моря, где царили тишина и бесконечный покой.
– Кто ты? – прошептала я. Сомкнутые ресницы Амона затрепетали, и темно-зеленые глаза с золотым ободком заглянули мне прямо в душу. – Ты так на меня смотришь… Будто хорошо знаешь.
– Да.
– Нет, я имею в виду… Будто знаешь обо мне все.
– Не все.
– Но ты можешь как-то… Меня читать?
Амон кивнул.
– Такова наша связь, Лилия.
– Ты не тот, за кого я тебя принимаю, да?
– Я больше. А может быть, меньше.
Я вздохнула. Час от часу не легче.
– Ладно. Тогда вернемся к началу и сделаем все как положено, – я протянула ему руку, и он с улыбкой пожал ее. – Меня зовут Лилиана, а тебя, надо понимать, Амон. Итак, Амон, откуда ты приехал?
Тот взглянул на меня с удивлением, но потом пожал плечами.
– Я из Египта.
– Ты там родился?
– Да. Много лет назад.
– А как ты оказался здесь?
Амон пересел в траву у моих ног.
– Я не уверен. Но раз мой саркофаг стоял в Обители Муз, наверное, меня привезли туда в нем. С какой целью, мне неизвестно.
– Твой саркофаг?
– Да.
– Не понимаю. У тебя есть саркофаг? Ты музейный куратор? Что это за музеи, где учат гипнозу?
Амон рассмеялся.
– Надеюсь, если я отвечу на все эти вопросы, то буду вознагражден хоть толикой твоего доверия, – и он, растопырив пятерню, принялся загибать пальцы. – Я не знаю, кто такой «куратор». Моя сила – дар солнечного бога Амона-Ра и его сына Гора. И я считаю этот саркофаг своим, потому что спал в нем много веков.
Следующие несколько секунд мы играли в гляделки. Наконец я задала мучивший меня вопрос, сама не веря, что произношу эти слова:
– Ты хочешь сказать, что ты… мумия?
– Мумия, – он повторил слово, старательно артикулируя, будто пробовал его на вкус. – Каждое тысячелетие, когда я пробуждаюсь в этом мире, мое тело освобождается от покровов Анубиса. Ты говоришь об этом?
Я выпрямилась, внезапно почувствовав себя очень неуютно.
– Мумификация означает, что труп с головы до ног обертывают лентами, кладут в саркофаг и прячут в пирамиде или храме.
– Тогда да. Я мумия.
– Но ты не кажешься мертвым, – заметила я, когда ко мне вернулся дар речи.
– Я не мертв, – ответил Амон и после секундного колебания добавил: – По крайней мере, сейчас.
Я тут же вспомнила, как забрела в египетское крыло и обнаружила крышку саркофага сдвинутой.
– Клянешься, что не врешь?
– Клянусь сердцем своей возлюбленной матери, что ты не услышала из моих уст ни слова лжи.
Когда Амон недавно спросил, верю ли я ему, я кивнула совершенно искренне. Он не был похож на лжеца. Во всяком случае, он явно верил в то, что говорил – даже если его слова и не были абсолютной правдой.
Решив проверить его «легенду», я прибегла к методике киношных копов – подалась вперед, грозно сузила глаза и принялась бомбардировать парня вопросами:
– Как звали твоих родителей?
– Царь Геру и царица Омороза.
– Любимая игрушка в детстве?
- Предыдущая
- 17/22
- Следующая