Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика - Гегель Георг Вильгельм Фридрих - Страница 49

их ценность и значимость, сравнивая их с теми представлениями

о них, которые имеются в нашем сознании. В таком случае мы

исходили бы из наблюдения и опыта и сказали бы, например: слово «сила»

мы обыкновенно употребляем в таких–то и таких–то случаях, и для

обозначения того–то и того–то. Такое определение мы называем

правильным, если оно согласно с тем, что содержится в нашем обычном

сознании о ее предмете. Но таким образом понятие определяется

не в самом себе и для себя, а согласно некоторой предпосылке,

являющейся в таком случае критерием, масштабом правильности.

Мы, однако, не должны пользоваться такими масштабами, а должны

предоставлять живым самим по себе определениям действовать

самостоятельно. Вопрос об истинности определений мысли должен

представляться странным обыденному сознанию, ибо, как кажется, они

делаются истинными лишь при применении их к данным предметам, и не

имеет поэтому никакого смысла спрашивать об их истинности вне этого

применения. Но именно этот вопрос и важен. При этом мы должны,

разумеется, знать, что следует понимать под истиной. Обыкновенно

мы называем истиной согласие предмета с нашим представлением. Мы

имеем при этом, в качестве предпосылки, предмет, которому должно

соответствовать наше представление о нем. В философском смысле,

напротив, истина в своем абстрактном выражении вообще означает

согласие некоторого содержания с самим собою. Это, следовательно,

совершенно другое значение истины, чем вышеупомянутое. Впрочем

более глубокое (философское) значение истины встречается отчасти

также и в обычном словоупотреблении; мы говорим, например, об

истинном друге и понимаем под этим такого друга, способ действия

которого соответствует понятию дружбы; точно так же мы говорим

об истинном произведении искусства. Неистинное означает в этих

выражениях дурное, несоответственное самому себе. В этом смысле

плохое государство есть неистинное государство, и плохое и

неистинное вообще состоит в противоречии, имеющем место между

определением, или понятием, и существованием предмета. О таком плохом

предмете мы можем себе составить правильное представление, но

содержание этого представления неистинно внутри себя. Мы

можем иметь в своей голове много правильного, что вместе с тем

58

неистинно. Единственно лишь бог есть истинное согласие

понятия и реальности. Но все конечные вещи имеют в себе неистинность,

они имеют понятие и существование, но это существование не

соответствует их понятию. Поэтому они должны; погибать, и эта их гибель

служит проявлением несоответствия между их понятием и их

существованием. Животное как единичное имеет свое понятие в своем

роде, и род освобождает себя от единичности посредством смерти.

Рассмотрение истины в разъясненном здесь смысле, в смысле

согласия с самой собою, составляет настоящую задачу логики. В

обыденном сознании вопрос об истинности определений мысли вовсе и не

выступает. Задачу логики можно также формулировать таким

образом, что в ней рассматриваются определения мысли, поскольку они

способны постигать истинное. Вопрос сводится, следовательно, к

выяснению того, какие формы — формы бесконечного и какие формы—

формы конечного. В обыденном сознании не возникает никаких

подозрений при пользовании конечными определениями мысли, и оно без

дальнейшего признает за ними значимость. Но все заблуждения

происходят оттого, что мыслят и действуют согласно конечным

определениям.

Прибавление 3–е. Истинное можно познать различными способами,

и эти различные способы познания мы должны рассматривать только

как формы. Так, например, мы можем несомненно познать истину

посредством опыта, но этот опыт есть лишь форма. В опыте имеет

большое значение, какой ум приступит к изучению действительности.

Великий ум делает великие наблюдения и усматривает в пестрой игре

явлений то, что имеет значение. Идея налична и действительна в

явлениях, а не где–то за пределами и позади явлений. Великий ум,

например Гёте, всматривающийся в природу или в историю, делает

великие наблюдения, усматривает разумное и дает ему выражение.

Можно, далее, познавать истину также в рефлексии и определять истину

посредством отношений рефлектирующей мысли. Однако в этих двух

способах познания истины еще нет истины в себе и для себя в ее

настоящей форме. Наиболее совершенным способом познания является

познание в чистой форме мышления. Человек действует здесь

совершенно свободно. Что форма мышления есть абсолютная форма и что

истина выступает в ней таковой, какова она есть в себе и для себя, —

в этом состоит вообще основное положение философии.

Доказательство этого утверждения состоит раньше всего в том, чтобы показать,

что указанные ранее формы познания суть конечные формы. Воз-

59

вышенный античный скептицизм дал это доказательство, показав,

что все вышеуказанные формы содержат в себе противоречие. Но

когда этот скептицизм хочет то же доказать и по отношению к формам

разума, он сначала подсовывает им нечто конечное и затем ловит их

на этом. Все формы конечного мышления встретятся нам в ходе

логического развития и именно так, как они выступают согласно

необходимости; здесь (в введении) мы должны были бы ненаучным

образом их принять как нечто данное. Ход самого логического

рассмотрения показывает не только отрицательную сторону, но также и

положительную сторону этих форм.

При сравнении различных форм познания нам легко может

показаться, что первая форма, форма непосредственного знания,

представляет собою самую подходящую, самую прекрасную и

возвышенную. В эту форму входит все, что в моральном отношении

называется невинностью, а затем религиозное чувство, наивное доверие,

любовь, верность и: естественная вера. Две другие формы, форма

рефлектирующего познания, а затем также и форма философского

познания, выступают за пределы этого непосредственного природного

единства. Так как эта черта обща им обеим, то стремление постигнуть

истину посредством мышления легко может казаться гордыней

человека, желающего собственными силами познать истину. В качестве

точки зрения всеобщего разделения, несомненно, такая точка зрения

может рассматриваться как источник всех бед и зол, как изначальный

грех, и может казаться, таким образом, что нужно отказаться от

мышления и познания, чтобы возвратиться назад и достигнуть

примирения. Что касается потери природного единства, то это чудесное

раздвоение духовного внутри себя было исстари предметом сознания

народов. В природе такое внутреннее раздвоение не встречается, и

природные вещи не делают ничего дурного. Древнее представление

о происхождении и последствиях этого раздвоения дано в Моисеевом

мифе о грехопадении. Содержание этого мифа образует основу

существенного вероучения, учения о природной греховности человека и

о необходимости помощи против нее. Рассмотрение мифа о

грехопадении в начале логики представляется уместным, так как последняя

имеет своим предметом познание, а в этом мифе также дело идет о

познании, о его происхождении и значении. Философия не должна

бояться религии и не должна делать вид, что ей приходится быть

довольной уже тем, что религия терпит ее. О другой стороны, следует

также отвергнуть воззрение, будто такого рода мифы и религиозные

60

представления потеряли всякое значение, ибо они в продолжение

тысячелетий пользуются уважением народов.

Рассматривая ближе миф о грехопадении, мы находим, как было

выше замечено, что в нем выражено всеобщее отношение познания к