Джоби - Барстоу Стэн - Страница 2

• Предыдущая
• 2/26
• Следующая

— А сколько тебя там продержат?

— Кто их ведает. Недолго, несколько дней.

— А меня будут пускать к тебе?

— Вот это нет. Ребятишек в больницу не пускают, там лежат совсем хворые, им требуется тишина.

— Я могу не шуметь. Буду сидеть тихо как мышь, если нужно.

— Порядок для всех один. И потом, ты оглянуться не успеешь, как я уже вернусь, а покамест папа придет меня проведать и все тебе расскажет.

— Непонятно, почему тебя Дэзи не может отвезти, — неожиданно проворчал отец. — Чего зря баламутить людей, срывать с работы…

— Ну, ясное дело! — вспылила мать. — Как болит голова с похмелья или же лень одолела, так мы запросто отпрашиваемся с работы, а как жену везти в больницу, это значит баламутить людей. Сказано тебе, это твое прямое дело, и заодно узнаешь все, что полагается: в какие часы разрешают посещать и прочее.

— Просто-напросто не вижу смысла швырять на ветер деньги за полдня работы, вот и все. Мы вроде бы не миллионеры.

— Правильно, зато меня теперь недели две содержать не надо — значит, на этом выгадаешь. Скажи лучше, неохота отвозить, и точка. Потому и норовишь переложить на других.

Отец насупился.

— Не люблю я больницы. Мне от них не по себе.

— Эх ты, нюня! Жаль, не тебе ложиться под нож. Тогда бы точно была причина киснуть.

Джоби резким движением вскинул голову.

— Почему нож, мама? Разве тебя собираются резать?

— Мне надо делать операцию, Джоби, но это не страшно. Их делают людям каждый день. Я очень скоро вернусь домой, цела и невредима.

Она выпрямилась, стоя спиной к окну, и тень скрыла от него выражение ее лица, только поднятая рука отчетливо выделялась на ярком солнце. На матери было ее лучшее платье, и пахло от нее как по воскресеньям.

Джоби вдруг стало страшно. Мир этих взрослых недоступен пониманию, в нем невозможно разобраться. Ему говорят — несколько дней, друг другу — две недели. А сейчас он в первый раз услышал, что его мать собираются резать. Он не подозревал, что дело так серьезно. Впервые к нему закралась мысль, что она может вообще не вернуться. Кусок сосиски застрял у него в горле, точно корка черствого хлеба.

— Не уезжай, я не хочу, — выговорил Джоби.

Слезы хлынули у него из глаз. Взрослые всегда держатся так уверенно, словно все знают и ничего не боятся. А потом приходит минута, когда ты видишь, что они тоже беззащитны, и земля уходит у тебя из-под ног.

— Не уезжай, мама, не надо!

Она уже стояла рядом, и он уткнулся лицом ей в бок, обтянутый мягкой тканью, чувствуя, как ее ладонь поглаживает его по макушке.

— Ну тихо, тихо. Ну будет, Джоби. Ты ведь у меня молодец, настоящий мужчина. Как же, сынок, мне не ехать — не поеду, кто меня вылечит? И чем я скорее лягу в больницу, тем раньше вернусь домой. Не бойся, ничего страшного нет. Ты не успеешь опомниться, а я уже буду тут как тут, живая и здоровая.

Она протянула ему батистовый платочек.

— На-ка, вытри глаза, пока не пришла тетя Дэзи. Зачем ей видеть, что ты плакал, верно?

Всхлипывая, шмыгая носом, Джоби вытер слезы.

— А теперь быстренько доедай, похоже, это уже она.

В заднюю дверь постучали.

Тетя Дэзи вслед за этим открыла бы дверь и вошла в дом, но стук повторился. Мать вышла в судомойню. Оттуда послышались невнятные голоса, и она вновь заглянула в комнату.

— Это тебя спрашивают. Сидни Прендергаст. Принесла нелегкая, и так дел невпроворот…

— Снап? — Джоби вскочил с места. — Мне нужно с ним повидаться.

Он выбежал на заднее крыльцо и припустился по двору на улицу. В отдалении, сунув руки в карманы, брел с опущенной головой Снап.

— Эй, Снап!

Снап поднял голову и оглянулся. Когда он двигался развинченной походкой на своих длинных ногах, долговязый и тощий как жердь, нескладный, выворачивая внутрь колени, точно новорожденный жеребенок, и болтая руками, чудилось, будто он вот-вот распадется на части. На носу, густо усеянном веснушками, сидели очки в стальной оправе, губастый рот широко улыбался, открывая неровные крупные зубы. Но примечательнее всего в его внешности была шапка жестких пламенно-рыжих волос. Раз увидев Снапа, его уже невозможно было спутать ни с кем, его узнавали за четверть мили.

Снап прошел несколько шагов обратно и остановился, ковыряя носком башмака грязь на краю мостовой.

— Я с утра не могу идти гулять, — сказал Джоби.

— Ага, твоя мама мне сказала.

— Ей сегодня ехать в больницу.

— Знаю, ты говорил.

— А я буду жить у тети Дэзи.

— И это говорил.

Они помолчали.

— Я, может, сам за тобой зайду после обеда, если пустят.

— Меня не будет. Мы едем с мамой в Лидс, за покупками.

— А-а…

— Чай пить пойдем в кафе.

— Понятно… Тогда лучше вечером зайду.

— Я только не знаю, в котором мы часу вернемся. Хочешь, заходи на всякий случай.

— Ладно…

Снап подошел ближе, волоча ногу по краю тротуара.

— Ты ревел, что ли?

— Нет, — сказал Джоби. — С чего это ты взял?

— Подумал так, вот и все.

— В глаз что-то попало.

— Бывает…

За Снаповой спиной из-за винной лавки на углу показались тетя Дэзи и ее дочка Мона и свернули в их сторону.

— Вон, я вижу, тетя идет, мне пора.

— Ну давай, — сказал Снап.

— Значит, увидимся, да?

— Ага, увидимся.

— Не застану вечером, завтра утром зайду за тобой.

— Договорились.

Джоби переступил с ноги на ногу.

— Тогда счастливо, Снап.

Снап поднял руку.

— Счастливо, Джоби.

Он двинулся вразвалку навстречу двум женщинам. Джоби побежал домой.

— Это надо же — Снап! — усмехнулась его мать. — И где только он сподобился подцепить такую кличку!

— Так он ведь Сидни Норман Артур Прендергаст. Сокращенно — С-Н-А-П. Ясно?

— Сидни, Норман, Артур… Фу ты, с ходу и не выговоришь. Хоть с королевской фамилией тягайся. Ишь сколько имен навьючили на шею парню, немудрено, что малость очумелый.

— Никакой он не очумелый! Голова работает — будь здоров!

— Чего-то не больно заметно.

— Он много думает, а потом пишет про это книжки.

— Да ну?

— Говорит, когда вырастет, отдаст их напечатать. Можно бы, говорит, и сейчас, только не поверят, что это он сам написал, если откроется, что ему всего одиннадцать лет, вот он и ждет, пока будет шестнадцать, а тогда пошлет издателям.

— Интересные у него мысли.

— У него их полным-полно, интересных мыслей. Ни у кого их столько нет, как у Снапа.

— Ничего, вот пойдешь в классическую школу, познакомишься с другими ребятами, и, возможно, тебя будет меньше к нему тянуть.

Джоби, не вполне улавливая ход ее рассуждений, промолчал.

— А теперь лучше бы отложил автомобильчики, какие брать с собой. Тете Дэзи давно пора быть здесь.

— Они с Моной уже идут по улице, — сообщил ей Джоби.

Отец, все еще сидя за столом, сдвинул в сторону посуду и развернул газету.

— Этому Гитлеру поганому опять неймется. Теперь на Польшу точит зуб. Вконец зарвался, прохвост.

— Вот именно, — сухо отозвалась мать. — Я так считаю, вам с Черчиллем нелишне будет его осадить.

— Пускай не мне, но кому-нибудь — самое время. Попомни мои слова, нам с ним не миновать схлестнуться.

— Тебе, во всяком случае, самое время надеть воротничок и галстук.

Уэстон посмотрел на часы.

— Сейчас только полдесятого, раньше половины одиннадцатого нам там нечего делать.

— Во-первых, неизвестно, как будет с автобусами. А потом, не люблю я приезжать в последнюю минуту.

— Джоби, смотайся-ка наверх за моим барахлишком, — сказал отец. — Оно там на комоде. Запонку поищи не забудь.

Когда Джоби, выполнив поручение, спускался по лестнице обратно, из-за двери донеслось: «Есть кто дома?» — и в комнату, благополучно завершив долгое путешествие по Рансибл-стрит, вплыла из судомойни тетя Дэзи, ведя за собою на буксире молчаливую Мону.

Тетя Дэзи приводилась его матери старшей сестрой, потом шли два брата, потом — его мать. Один из братьев содержал в Колдерфорде небольшую слесарно-водопроводную мастерскую, другой два года назад переселился в Австралию. Родив первого ребенка (умершего в младенчестве), тетя Дэзи раздобрела и осталась толстухой навсегда. Едва дыша после тяжелого подъема по крутой улице, она плюхнулась на стул и принялась отдуваться, хватая воздух открытым ртом.

• Предыдущая
• 2/26
• Следующая