Собрание сочинений. Том 6 - Маркс Карл Генрих - Страница 18

«Швейцарии, наконец, небезызвестно, что право других стран сопротивляться такому безобразию не может зависеть от того, хватает ли у швейцарских властей силы или желания помешать ему».

Правительству имперского регента, по-видимому, совершенно «небезызвестно, что право» Швейцарии оставлять в покое тех, кто подчиняется законам страны, хотя бы даже они путем протаскивания и т. д. вели гнусную контрабандную войну и т. д., «не может зависеть от того, хватает ли у немецких властей силы или желания помешать» этой контрабанде. Правительству имперского регента не мешает поразмыслить об ответе Гейне тому гамбуржцу, который надоедал ему своими жалобами по поводу большого пожара:

Свои законы и помпы свои

Пожарные улучшайте

^[65]

, —

и тогда ему больше не понадобится выставлять себя на посмешище благодаря прямоте своего языка.

«Спор идет только о фактах», — говорится дальше, и мы, следовательно, наконец, услышим о других значительных фактах, кроме гнусной контрабандной войны. Ждем с нетерпением.

«Высокое правительство главного кантона требует, ссылаясь на свою неосведомленность, чтобы ему было доставлено определенное доказательство действий, которое могло бы подтвердить возводимые против швейцарских властей обвинения».

Каждому ясно, что это вполне разумное требование со стороны высокого правительства главного кантона. И правительство имперского регента, наверное, охотно выполнит это справедливое требование?

Ничуть не бывало! Послушайте только:

«Но состязательная процедура в переговорах между правительствами об общеизвестных вещах не и обычае народов.»

Вот суровый урок международного права для заносчивой маленькой Швейцарии, которая полагает, что может так же дерзко обращаться с правительством имперского регента великой Германии, как некогда маленькая Дания. Ей не мешает помнить о датском перемирии и быть поскромнее; в противном случае ее может постигнуть та же участь.

Когда от соседнего государства требуют выдачи уголовного преступника, то прибегают к состязательной процедуре, как бы ни было «общеизвестно» его преступление. Но состязательная процедура или, вернее, простое доказательство виновности, которого требует Швейцария, прежде чем принять меры, — не против бежавших в эту страну уголовных преступников и не против эмигрантов, нет, против ее собственных чиновников, избранных на основе демократического избирательного права, — такое доказательство «не в обычае народов»! Поистине, «язык прямодушия» ни на минуту не изменяет себе! Нельзя более откровенно признаться в отсутствии каких бы то ни было доказательств.

А затем следует град вопросов, перечисляющих все эти общеизвестные факты.

«Разве кто-нибудь сомневается в занятиях немецких подстрекателей и Швейцарии?»

Конечно, никто, как никто не сомневается также в занятиях г-на Шмерлинга во Франкфурте. Совершенно ясно, что немецкие эмигранты в Швейцарии большей частью чем-нибудь «занимаются». Вопрос лишь в том, чем они занимаются, а этого, очевидно, не знает сам г-н Шмерлинг, — иначе он сказал бы об этом.

«Разве кто-нибудь сомневается в эмигрантской прессе?»

Конечно, никто. Но ведь сам г-н Шмерлинг заявляет, что нападки на свободу печати не могут исходить от Германии. А если бы они имели место, Швейцария, наверное, сумела бы их отразить. Что же в таком случае означает этот вопрос?

Если мы переведем его с «языка прямодушия» на простой человеческий язык, то он может значить только одно: Швейцария должна отменить свободу печати для эмигрантов. A un autre, Monsieur de Schmerling! {Как бы не так, г-н фон Шмерлинг! Ред.}

«Разве Германии следует доказывать перед Европой факты паломничества в Муттенц?»

Конечно, нет, хитроумное «правительство имперского регента»! Подсказать, что эти паломничества были причиной вторжения Струве или причиной какого-нибудь другого предприятия, дающего больше оснований для жалобы против Швейцарии, — доказать это правительству имперского регента было бы ничуть не предосудительно, но, увы, отнюдь не легко.

Главный кантон и на этот раз столь любезен, что делает больше, чем «в обычаях народов», и напоминает г-ну Шмерлингу о том, что паломничества в Муттенц^[66] имели отношение как раз к Геккеру, что Геккер был против второго вторжения, что он даже уехал в Америку, чтобы рассеять все сомнения относительно его намерений, что среди паломников были видные члены германского Национального собрания. Главный кантон достаточно деликатен, даже пред лицом неделикатной ноты г-на Шмерлинга, чтобы не упомянуть о втором и решающем доводе, а именно, что «паломники» ведь снова возвратились в Германию и там в любой момент могли быть привлечены к ответственности правительством имперского регента за любое наказуемое деяние, за все свои «происки» в Муттенце. Тот факт, что этого не случилось, лучше всего доказывает, что у правительства имперского регента нет никаких данных для обвинения паломников, что, следовательно, оно тем менее может упрекать в этом отношении швейцарские власти.

«Или собрания в Бирсфельде»?

«Язык прямодушия» — прекрасная вещь. Тому, кто, подобно правительству имперского регента, «вменил себе в обязанность в международных сношениях» придерживаться этою языка, достаточно лишь доказать, что в Бирсфельде происходили собрания вообще или же собрания эмигрантов, чтобы иметь возможность упрекать швейцарские власти в грубом нарушении международного права. Другие смертные должны были бы, конечно, сперва доказать, что именно противоречащего международному праву происходило на этих собраниях. Но ведь это «общеизвестные факты», настолько общеизвестные, что — готов биться об заклад — среди читателей «Neue Rheinische Zeitung» не найдется и трех, которые бы знали, о каких собраниях говорит г-н Шмерлинг.

«А вооружения злоумышленников, имеющих возможность заниматься своими происками вдоль границы, в Рейнфельдене, Цурцахе, Готлибене и Лауфене?»

Слава богу! Наконец-то мы узнаём нечто более определенное о «занятиях» эмигрантов! Мы были несправедливы к г-ну фон Шмерлингу, предположив, что он не знает, чем занимаются эмигранты. Он знает не только, чем они занимаются, — он знает также, где они этим занимаются. Где они занимаются? В Рейнфельдене, Цурцахе, Готлибене и Лауфене — вдоль границы. Чем они занимаются? «Своими происками!»

«Они занимаются своими происками!» Чудовищное попрание всего международного права — эти их происки! Чем же занимается в таком случае правительство имперского регента, чтобы не допустить попрания международного права? Уж не «бесчинствами» ли? {Игра слов: «ihr Wesen treiben» — «заниматься происками», «ihr Unwesen treiben» — «бесчинствовать». Ред.}

Но г-н фон Шмерлинг говорит о «вооружениях». И так как многие из городов, где, к ужасу всей империи, эмигранты занимаются своими происками, входят в кантон Аарау, то главный кантон берет его для примера. Он снова делает больше чем нужно, больше чем «в обычаях народов», и предлагает доказать путем «состязательной процедуры», что тогда в кантоне Аарау жило только двадцать пять эмигрантов, что из них только десять приняли участие во втором добровольческом походе Струве, да и они перешли в Германию невооруженными. Вот в чем заключались все «вооружения». Но разве это имеет значение? Остальные пятнадцать, которые остались, как раз и были самыми опасными. Они остались, очевидно, только для того, чтобы и в дальнейшем беспрепятственно «заниматься своими происками».

Таковы веские обвинения «правительства имперского регента» против Швейцарии. Больше оно ничего не может предъявить, да и не считает нужным это делать, потому что это «не в обычае народов» и т. д. А если Швейцария настолько утратила стыд, что не считает себя сраженной этими обвинениями, то «решения» и «меры» правительства имперского регента не замедлят произвести свое сокрушительное действие. Миру любопытно узнать, какого характера будут эти решения и меры; это тем более любопытно, что г-н Шмерлинг готовит их в величайшей тайне и даже Франкфуртскому собранию не желает сообщить никаких подробностей насчет этого: Между тем швейцарская пресса уже доказала, что все репрессивные меры, какие может применить г-н Шмерлннг, причинят гораздо больше вреда Германии, чем Швейцарии, и, судя по всем сообщениям, швейцарцы с величайшим спокойствием ожидают «мер и решений» правительства имперского регента. Сохранят ли такое же спокойствие господа министры во Франкфурте, в особенности, если в это время будут получены английская и французская ноты, это мы еще посмотрим. Одно лишь несомненно: все это должно закончиться, как и датская война, новым позором, который, впрочем, на этот раз падет на голову одной лишь официальной Германии.