Собрание сочинений. Том 6 - Маркс Карл Генрих - Страница 17

Немедленно была отправлена «энергичная» нота в главный кантон^[60] Берн по поводу происков эмигрантов. Однако главный кантон Берн в сознании своей правоты не менее энергично ответил «великой Германии» от имени «маленькой Швейцарии». Это отнюдь не испугало г-на Шмерлинга. Он поразительно быстро стал еще более зубастым, и уже 23 октября была составлена новая, еще «более энергичная» нота, которая 2 ноября была вручена Берну. На этот раз г-н Шмерлинг уже грозил неблагонравной Швейцарии розгами. Берн, еще более быстрый в своих действиях, чем имперский министр, ответил уже через два дня с таким же спокойствием и твердостью, как и раньше, и г-н Шмерлинг должен теперь, следовательно, пустить в ход свои «распоряжения и меры» против Швейцарии. Он уже самым серьезным образом занят этим, как это было им заявлено во Франкфуртском собрании.

Если бы эта угроза представляла собой обычный имперский фарс, каких мы уже так много видывали в этом году, мы не стали бы тратить по этому поводу ни одного слова. Но так как совершенно невозможно преувеличить недомыслие наших имперских Дон-Кихотов или, вернее, имперских Санчо в управлении иностранными делами их острова Баратария, то легко может случиться, что вследствие этого столкновения с Швейцарией мы навлечем на себя различные новые осложнения. Quid-quid delirant reges и т. д.^[61]

Ознакомимся поэтому несколько подробнее с имперской нотой Швейцарии.

Известно, что швейцарцы плохо говорят по-немецки и немногим лучше пишут на этом языке. Но ответная нота главного кантона со стороны стиля представляет собой законченный шедевр, достойный пера Гёте, по сравнению с школярским, неуклюжим, не находящим нужных выражений немецким языком имперского министерства. Швейцарский дипломат (как говорят, союзный канцлер Шисс) как будто нарочно писал особенно чистым, плавным и изысканным стилем, чтобы и в этом отношении составить иронический контраст ноте имперского регента, которая наверняка не могла бы быть написана хуже даже какой-нибудь красной епанчой Елачича. В имперской ноте встречаются фразы, которые совсем невозможно понять, встречаются, как мы увидим дальше, и в высшей степени неуклюжие фразы. Но разве как раз эти фразы не написаны «на языке прямодушия, которое правительство имперского регента всегда будет вменять себе в обязанность в международных сношениях»?

Не лучше обстоит дело у г-на Шмерлинга и в отношении содержания. В первом же абзаце он напоминает

«о том факте, что по поводу германской ноты от 30 июня с. г. на заседаниях Союзного сейма в течение нескольких недель, еще до ответа на эту ноту, дебаты велись в таком тоне, который сделал бы пребывание представителя Германии в Швейцарии тогда невозможным» (вот вам образец стиля!)^[62].

Главный кантон достаточно добродушен — он доказывает «правительству имперского регента» на основании протоколов Союзного сейма, что эти дебаты, «продолжавшиеся несколько педель», ограничиваются одним-единственным коротким заседанием в течение одного-единственного дня. Мы видим, что наш имперский министр, вместо того, чтобы справиться по документам, предпочитает доверять своей сбивчивой памяти. Мы найдем еще немало доказательств этого.

Впрочем, правительство имперского регента может видеть в этой любезности главного кантона, в готовности, с какой он приходит на помощь его слабой памяти, доказательство «добрососедского отношения» Швейцарии. В самом деле, если бы правительство имперского регента решилось говорить в ноте подобным образом о дебатах в английском парламенте, сухое высокомерие Пальмерстона просто-напросто указало бы ему на дверь! Прусский и австрийский посланники в Лондоне могут ему порассказать, что говорится публично об их соответствующих государствах и нотах, причем никому не приходит в голову, что пребывание этих посланников в Лондоне стало вследствие этого невозможным. Эти школяры хотят преподать Швейцарии урок международного права, а сами не знают даже того, что в дебатах суверенных собраний их касается только то, что постановлено, а отнюдь не то, что там говорится! Эти мастера логики утверждают в той же ноте, что «Швейцария должна знать, что нападки на свободу печати не могут исходить от Германии» (достаточно перепечатать эти строки в «Neue Rheinische Zeitung», чтобы они прозвучали злой иронией!), — и даже решаются посягать на свободу дебатов в государственном органе, являвшемся в то время в Швейцарии верховной властью!

«Никакого спора о принципах в данном случае нет. Речь идет не о праве убежища и не о свободе печати. Швейцария должна знать, что нападки на эти права не могут исходить от Германии. Германия неоднократно заявляла, что не потерпит злоупотребления ими, она утверждала, что право убежища не должно превращаться в промысел для Швейцарии» (что сие значит?), «в военное положение для Германии» (право убежища — военное положение, — что за язык!), «что должна быть разница между приютом для преследуемого и притоном для разбойников».

«Притон для разбойников»! Разве Ринальдо Ринальдини и все разбойничьи атаманы, появлявшиеся у Готфрида Бассе в Кведлинбурге, спустились со своими шайками с Абруцских гор к Рейну, чтобы в подходящий момент разграбить Верхний Баден? Или Карл Моор наступает из Богемских лесов? Не оставил ли Шиндерганнес^[63] племянника, который в качестве «племянника своего дяди»^[64] хочет из Швейцарии заявить претензии на продолжение своей династии? Да ничего подобного! Струве, сидящий в баденской тюрьме, г-жа Струве и несколько рабочих, которые без всякого оружия перешли границу, — вот «разбойники», имевшие в Швейцарии свой «притон» или будто бы имеющие его там по сию пору. Имперская власть, не удовлетворяясь захваченными в плен людьми, на которых она может выместить свою злобу, настолько потеряла всякий стыд, что через Рейн кидает бранные слова вдогонку тем, кому посчастливилось ускользнуть от ее преследований.

«Швейцария знает, что от нее отнюдь не требуют преследования печати, что речь идет не о газетах и листовках, а об их авторах, которые у самой границы днем и ночью ведут гнусную контрабандную войну против Германии, занимаясь массовым протаскиванием зажигательных сочинений».

«Протаскивание»! «Зажигательные сочинения»! «Гнусная контрабандная война»! Выражения становятся все более изящными, все более дипломатическими, — но разве правительство имперского регента не «вменяет себе в обязанность придерживаться языка прямодушия»?

И в самом деле, язык его отличается замечательным «прямодушием»! Правительство отнюдь не требует от Швейцарии преследования печати; оно говорит не о «газетах и листовках», а только об «их авторах». Деятельности этих последних надлежит положить конец. Но, честное «правительство имперского регента», когда в Германии возбуждают процесс против какой-нибудь газеты, например, против «Neue Rheinische Zeitung», о ком идет тогда речь — о газете, которая находится у всех в руках и уже не может быть изъята из обращения, или же об «авторах», которых сажают в тюрьму и отдают под суд? Это благородное правительство отнюдь не требует преследования печати, оно требует лишь преследования авторов, сотрудничающих в органах печати. Честные люди! Изумительный «язык прямодушия»!

Эти авторы «ведут гнусную контрабандную войну против Германии, занимаясь массовым протаскиванием зажигательных сочинений». Такое преступление «разбойников» поистине непростительно, тем более, что оно совершается «днем и ночью», и тот факт, что Швейцария терпит это, является вопиющим нарушением международного права.

Из Гибралтара в Испанию ввозятся контрабандой целые корабли английских товаров, и испанские попы заявляют, что англичане, «протаскивая евангелические зажигательные сочинения», например библии на испанском языке, изданные библейским обществом, ведут гнусную контрабандную войну против католической церкви. Барселонские фабриканты тоже проклинают гнусную контрабандную войну, которая ведется из Гибралтара против испанской промышленности посредством тайного ввоза английского коленкора. Но стоило бы испанскому посланнику хотя бы раз пожаловаться на это — и Пальмерстон ответил бы ему: thou blockhead {эх, ты, дубина. Ред.}, ведь для того-то мы и взяли Гибралтар! До сих пор все другие правительства обладали достаточным тактом, вкусом и рассудительностью, чтобы не жаловаться в нотах на контрабанду. Но наивное правительство имперского регента говорит столь «прямодушным языком», что совершенно откровенно заявляет, будто бы Швейцария нарушает международное право, если баденские таможенные чиновники плохо выполняют свои обязанности.