Собрание сочинений. Том 2 - Маркс Карл Генрих - Страница 103

Незамужним женщинам, выросшим на фабрике, приходится не лучше, чем замужним. Само собой понятно, что девушка, с девяти лет работающая на фабрике, не могла обучиться домашним работам, и вследствие этого все фабричные работницы совершенно неопытны в этом отношении и не в состоянии вести домашнее хозяйство. Они не умеют ни шить, ни вязать, ни готовить, ни стирать, они незнакомы с самыми обычными домашними работами, а о том, как обходиться с маленькими детьми — они и понятия не имеют. «Отчёт комиссии по обследованию фабричного труда» приводит этому десятки примеров, а д-р Хокинс, автор доклада о Ланкашире, высказывает следующие взгляды (на стр. 4 «Отчёта»):

«Девушки выходят замуж рано и необдуманно; у них нет ни возможности, ни времени, ни случая ознакомиться с самыми обычными обязанностями хозяйки, и если бы у них всё это и было, то после замужества у них не оказалось бы времени для выполнения этих обязанностей. Мать оторвана от своего ребёнка ежедневно в течение двенадцати часов: за ребёнком присматривает нанятая за особую плату девочка или старуха; к тому же жилищем фабричных рабочих слишком часто бывает не то, что называется домом (home), а подвал, в котором нет ни кухонной посуды, ни необходимых принадлежностей для стирки, шитья и штопки, где отсутствует всё, что могло бы сделать жизнь приятной и культурной, а семейный очаг привлекательным. По этим и по другим причинам, и в особенности ради сохранения жизни и здоровья детей, я могу лишь желать и надеяться, что наступит время, когда работа замужних женщин на фабриках будет запрещена».

Отдельные примеры и показания см. «Отчёт комиссии по обследованию фабричного труда», Кауэлл, документы, стр. 37, 38, 39, 72, 77, 50. Тафнелл, документы, стр. 9, 15, 45, 54 и др.

Но всё это, однако, ещё не самое большое зло. Моральные последствия работы женщин на фабриках значительно хуже. Совместное пребывание людей обоего пола и всех возрастов в одной мастерской, неизбежное сближение между ними, скопление людей, не получивших никакого интеллектуального и нравственного воспитания, в одном тесном пространстве — все это не может оказывать благоприятное влияние на развитие женского характера. Фабрикант, если даже он и следит за этим, может вмешаться только тогда, когда действительно происходит что-нибудь скандальное; о постоянном, но менее заметном влиянии более распущенных людей на более нравственных, и в особенности на молодых, он не может знать, а следовательно и предупредить тоже не может. А ведь именно это влияние самое вредное. Разговоры, которые ведутся на фабрике, многими были названы перед фабричной комиссией 1833 г. «неприличными», «скверными», «грязными» и т. д. (Кауэлл, документы, стр. 35, 37 и многие другие). Здесь в малом масштабе происходит то, что в крупном масштабе мы видели в больших городах. Централизация населения имеет одинаковые последствия для людей, независимо от того, происходит ли она в большом городе или на маленькой фабрике. Если фабрика меньше, то сближение больше и общение неизбежнее. Последствия не заставляют себя долго ждать. Один свидетель в Лестере говорил, что он охотнее послал бы свою дочь побираться, чем на фабрику, что фабрика — истинное преддверие ада и что большинство проституток города обязаны своей судьбой фабрике (Пауэр, документы, стр. 8). Другой свидетель из Манчестера «не колеблясь утверждает, что три четверти молодых фабричных работниц в возрасте от 14 до 20 лет уже потеряли невинность» (Кауэлл, документы, стр. 57). Член комиссии Кауэлл утверждает вообще, что нравственность фабричных рабочих несколько ниже среднего уровня нравственности рабочего класса (стр. 82), а д-р Хокинс говорит («Отчёт», стр. 4):

«Нравственность нелегко определить в цифрах, но если верить моим собственным наблюдениям и мнению всех тех, с кем мне приходилось говорить об этом, а также общему впечатлению от всех полученных мной показаний, то складывается в высшей степени печальная картина влияния фабричной жизни на нравственность молодёжи женского пола».

Само собой понятно, что фабричное рабство в такой же мере, как и всякое другое, если не больше, даёт хозяину jus primae noctis^{127}. И в этом отношении фабрикант является господином над телом и прелестями своих работниц. Увольнение есть достаточная угроза для того, чтобы в девяти случаях из десяти, если не во всех девяносто девяти из ста, сломить всякое сопротивление девушки, которая и без того не очень-то дорожит своим целомудрием. Если фабрикант в достаточной мере низок, — а отчёт комиссии сообщает о многих таких случаях, — то его фабрика является в то же время и его гаремом; и если не все фабриканты пользуются этим правом, то положение девушек по существу от этого не меняется. В начальную пору фабричной промышленности, когда фабриканты в своём большинстве были выскочками без образования и не считались с лицемерными нравами общества, они преспокойно пользовались своим «благоприобретенным» правом.

Чтобы правильно оценить последствия фабричного труда для физического состояния женщин, необходимо прежде всего познакомиться с трудом детей, а также с различными видами самого труда. Дети нашли применение на фабриках с самого возникновения современной промышленности: сначала вследствие небольших — позже увеличенных — размеров машин, на них работали почти исключительно дети, причём набирались они главным образом из приютов, и фабриканты нанимали их гуртом в качестве «учеников» на долгие годы. Дети получали общий стол, жильё и одежду и были, разумеется, полнейшими рабами своего хозяина, который обращался с ними с величайшей жестокостью и варварством. Уже в 1796 г. негодование, вызванное в общественном мнении этой возмутительной системой, было столь энергично выражено д-ром Персивалом и сэром Р. Пилем (хлопчатобумажным фабрикантом, отцом теперешнего министра), что парламент в 1802 г. принял закон об учениках, прекративший самые вопиющие злоупотребления^[107]. С течением времени вступила в силу конкуренция свободных рабочих, которая вытеснила систему ученичества.

Постепенно фабрики начали всё чаще строить в городах, машины приобрели большие размеры, помещения стали лучше проветриваться и содержаться; вместе с тем постепенно появлялось всё больше работы для взрослых и для подростков, относительное число занятых на фабриках детей поэтому несколько уменьшилось, и возраст, когда они начинали работать, несколько повысился. Теперь реже стали брать на работу детей моложе 8–9 лет. Как мы увидим ниже, законодательной власти впоследствии не раз приходилось брать на себя защиту детей от алчности буржуазии.

Высокая смертность среди детей рабочих, и особенно фабричных рабочих, есть достаточное доказательство тех нездоровых условий, в которых они проводят свои ранние годы. Те же причины влияют и на детей, которые остаются в живых, хотя, конечно, не в такой сильной мере, как они действуют на тех, кого доводят до гибели. В самых благоприятных случаях эти причины влекут за собой только предрасположение к какому-нибудь заболеванию или задержку в развитии, а следовательно и меньшую физическую силу, чем у нормального ребёнка. Девятилетний ребёнок фабричного рабочего, который вырос в нужде и всевозможных лишениях, в сырости и холоде, всегда был недостаточно тепло одет и жил в скверном жилище, обладает далеко не той работоспособностью, какой обладает ребёнок, выросший в более здоровых условиях. С девяти лет его отправляют на фабрику, где он работает ежедневно 6¹/₂ часов (прежде он работал 8, а ещё раньше 12–14 и даже 16 часов) до тринадцатилетнего возраста, а с этого времени до восемнадцати лет — 12 часов. Причины, неблагоприятно действующие на его организм, не прекращаются, а работы становится больше. Можно допустить, что девятилетний ребёнок, даже если это ребёнок рабочего, может выдержать ежедневную работу в 6¹/₂ часов без того, чтобы вред от такой работы для его организма был заметным и ощутимым; но уж во всяком случае пребывание в удушливой, сырой, часто к тому же и жаркой фабричной атмосфере благоприятно влиять на здоровье не может. И при всех обстоятельствах непростительно, чтобы то время, которое должно было бы посвящаться исключительно физическому и духовному воспитанию детей, приносилось в жертву алчности бесчувственной буржуазии: детей лишают школы и чистого воздуха, чтобы выжимать из них прибыль для господ фабрикантов. Правда, буржуазия на это отвечает: если мы не будем занимать детей на фабриках, они всё равно останутся в условиях, неблагоприятных для их развития. В общем это верно, но что же это значит, если вдуматься как следует? Это значит, что буржуазия сначала ставит детей рабочих в скверные условия, а затем ещё использует эти скверные условия для своей же выгоды! Она ссылается в своё оправдание на положение, которое в такой же мере является делом её рук, как и вся фабричная система; она оправдывает своё сегодняшнее преступление тем преступлением, которое совершила вчера. И если бы фабричное законодательство хоть до некоторой степени не связывало им рук, как бы отстаивали интересы рабочих эти «благожелательные», «гуманные» буржуа, которые и фабрики-то свои построили, мол, исключительно ради блага рабочих! Послушаем, что делалось на фабриках, когда фабричный инспектор ещё не стоял у фабрикантов над душой. Пусть изобличит их свидетельство, авторитет которого они сами признают, — отчёт фабричной комиссии 1833 года.