Выбери любимый жанр

Парламент Её Величества - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 25


Изменить размер шрифта:

25

– Морда-то у меня как?

Подслеповато щурясь, Аким доложил:

– Да вроде бы ничего.

– Ничего – так это хуже всего, – буркнул Василий Никитич, приподнимаясь на локте. Приказал: – Помоги-ка встать.

– Ой, да куда тебе вставать-то, батюшка, – снова запричитал старик. – Лежи себе, отлеживайся. Щас я ночную посудину принесу, нутро облегчишь.

Лучше бы он про ночную посуду не вспоминал! Василий Никитич содрогнулся, вспоминая «ночные вазы», кои выставлялись в гостиницах и постоялых дворах Швеции и Дании, где ему приходилось бывать. Как энти горшки ни закрывай, а все едино, воняют. Потомки викингов, как и прочие европейцы, к вони привыкшие, а вот ему как серпом пониже пуза…

Со скрипом и стоном сполз с постели, держась за плечо старика, добрел до стены, глянул в старинное зеркало (венецианское, от деда осталось!) и длинно выматерился. Из мутного посеребренного стекла на него глянула опухшая морда, с подбитым глазом и посиневшей скулой. Не Рюрикович природный и действительный статский советник, а беглый варнак, коему в кабаке наломали бока. С такой рожей не в Кремль, в Комиссии заседать, а на паперть, подаяние просить. Верно, от жалости полную шапку меди накидают.

– Батюшка-барин, тебя уже спрашивали седня, – сообщил Аким. – Еще до рассвету от князя Долгорукова посыльный был. Интересовался – как, мол, действительный статский советник поживает? Ответил ему: мол, барин почивать изволит, а об остальном – не могу знать.

– Правильно, – похвалил Татищев слугу, а потом спохватился: – От которого Долгорукова?

– Не сказался, – пожал плечами старик. – Сказал лишь, от князя Долгорукова, к Василью Никитычу.

– Ну и хрен с ними, – махнул рукой Василий Никитич. – Много их, князьев-графьев. Всех не упомнишь.

Татищев призадумался. Надо бы в Комиссию кого послать, чтобы упредили о невозможности явиться. А кого и послать-то? Степан раньше чем через неделю не вернется. Не Акима же… Нашаривая опоки от валенок, используемые вместо комнатных туфель, Татищев вспомнил ночного спасителя.

– А где этот, Михайло… Потапыч?

– Читает он, – скривился старик. – Книги твои, батюшка-барин, вниз стащил, на поварню. Я уж ему говорил – мол, нельзя барские книги без спроса брать, а он мне только кулак показал. Грит – книги для того и нужны, чтобы читать, а не пыль собирать. Всю ноченьку в поварне просидел, цельную свечку сжег, – наябедничал старик.

Татищеву стало тревожно. Свечка-то что, черт-то с ней. Не в Баварии, чай, али в других немецких землях, где воск берегут. Не попортил бы парень книги. Может, страницы воском закапал? Переплет к огню поднес? А стол-то хоть протер? От беспокойства (книги редкие и деньги немалые стоят!) Василий Никитич забыл про боль в боках, скоренько добежал до нужнoго чулана, сделал все утренние дела и рысью побежал в поварню.

От увиденного захватило дух, а от сердца сразу же отлегло. Парень читал, положив книгу не на голый стол, а на чистейшую тряпицу, переворачивал страницы аккуратно, не слюнявя палец. И читал не абы как, а истово, ровно раскольник древлюю Библию или схимник Житие Прокопия Устюжского…

– Сколько прочесть-то успел? – доброжелательно поинтересовался Василий Никитич, придвигая себе тяжелый табурет. – Неужто все?

– Не-а, – вздохнул Михайло. – Только две. Пуфендорфовы книги – «Введение в гисторию европейскую» да «О должностях человека и гражданина». Они-то, слава богу, на русский язык переложены[26].

– И как тебе? Понравились?

Василий Никитич спросил безо всякой усмешки. После всего, что он увидел, насмехаться над Самсоном из Холмогор желания не было. Кроме того, за свои сорок с лишним лет Татищев понял, что поговорка: «Сила есть, ума не надо» – не всегда правдива. Государь Петр чего стоил. Талер серебряный скручивал и кочережки гнул, а на пяти языках читать мог да на трех разговаривать! И выпить любил, и самодур порядочный, но умный был, царствие ему небесное.

– Дык а чего тут – нравится – не нравится? – пожал плечами Михайло. – Не он первый о том пишет, чаю, не он и последний.

– О чем о том? – не понял Татищев.

– Ну, о том, что закон человеческий должен быть справедливым, а государи должны его всячески блюсти. Мне тут другое интересно стало. Пишет сей немец, что люди вначале все вольными были, а потом государство себе придумали. Мол, естественное право у каждого человека – свободным быть. И только государь над всеми стоит. Иван Посошков, он же тоже о том писал, только не так складно.

– А ты Томаса Гоббса не читал? – загорелся Василий Никитич, почуяв в парне родственную душу.

Михайло лишь горестно повел плечом, а Татищев вспомнил, что тот не знает латыни. Вытащив из стопки книг голландское издание «Левиафана»[27], тряхнул им перед носом у парня:

– Лучше, чем Гоббс, никто о том еще не написал. Пишет он, что люди рождаются свободными, но коли у каждого будет много свободы, так что получится? Хаос! Что сие значит для рода человеческого, а?

– Как что, – хмыкнул Михайло. – Каждый будет другого жрать. Сильный – слабого схарчит, а двое слабых – одного сильного. Как там римляне говорили – «Homos homini lupus est»![28]

– А говоришь, в латыни не силен? – удивился Татищев, позабыв даже о любимом Гоббсе.

– Так разве ж это знания? – опять вздохнул Михайло, но уже горестно. – Так, красивые слова. Ну, вот еще – «Flamma fumo est proxima». Это почти как у нас – «Дыма без огня не бывает»[29]. В Холмогорах у нас владыка Варнава школу учинил для поповских детей, так я туда иной раз забегал. Живу-то я не в самих Холмогорах, – пояснил парень, – а на Курострове, в двух верстах. Каждый-то день не набегаешься, только зимой, когда навигация прошла. Когда дозволяли, в горнице сидел, слушал. Учитель тамошний, Иван Петрович, кое-какие латинские слова и пересказывал. Грил – мол, тот, кто латыни не обучен, ученым не будет!

– Погоди-ка, – заинтересовался Татищев. – Иван Петрович – это не Каргопольский ли, часом?

Ивана Каргопольского, отправленного государем Петром учиться во Францию, Татищев немножко знал. Хотел, в свое время, сделать его ректором школ на Урале, но не срослось. Был тот духовного звания и, стало быть, проходил по ведомству Синода, а те и отправили молодого выпускника Сорбонны в духовное училище, при архиепископе Холмогорском.

– Он самый, – кивнул Михайло. – Иван Петрович в Холмогорах в январе сего года появился. Про Сорбонну рассказывал да про Славяно-греко-латинскую академию нашу. Я же чего сегодня тут оказался-то – в академию сию ходил, гостинчик относил. У Ивана Петровича друг в оной академии греческий язык преподает, так я гостинчик ему нес – рыбы мороженой полпуда да клык морского зверя.

– Понравилась академия?

– Мечта у меня есть, – зарделся вдруг парень, – в академию эту учиться хочу пойти.

– Да тебе, Михайло Васильич, не в Славяно-греко-латинскую академию идти, а сразу в Сорбонну или куда-нибудь к шведам. В Упсалу, что ли. Там у них университет великий. Студиозы со всей Европы съезжаются. Правда, – вспомнил Татищев, – учат там тоже на латыни.

– Эх, был бы жив Петр Великий, был бы у нас свой университет, не хуже, чем в Упсале, а то и в Сорбонне этой. К нам бы и ездили.

– А кто бы учить стал? – резонно возразил Татищев. – Толковых-то людей у нас – раз-два и обчелся. Вон в Петербургской академии наук – немцы сплошные. Немец на немце сидит да немцем погоняет. Шведы еще при Иване Грозном говорили, мол, русский работник хорош, если над ним немец с палкой стоит. Да еще – Рюрик, мол, к нам пришел да государственность и принес. А немцы, что в нашей Академии наук сидят, поддакивают. Дескать, до предка-то моего жили славяне в дикости да в косности. А пришел Рюрик с братьями и дружиной, законы научил чтить, лодки строить да грамоте вразумил.

вернуться

26

Перевод Пуфендорфа на русский язык был осуществлен по приказу Петра I.

вернуться

27

Полностью звучит так: «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского».

вернуться

28

«Человек человеку – волк».

вернуться

29

Дословно – «Где дым, там и огонь».

25
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело