Причина времени - Аксенов Геннадий Петрович - Страница 42

Сама “творческая эволюция” заключается в существовании этого могучего спонтанного, непосредственного и независимого ни от чего внешнего “e lan vital” или “e lan original”, то есть жизненного порыва, или производящего, порождающего порыва, который есть во всей органической жизни на любом ее уровне, но в человеке он поднялся на сознательную ступень. Тем самым Бергсон неявно признает причину времени как содержащуюся во всей действующей на земле живом одновременно. “Неопределенная туманность” интуиции, инстинкта жизни заполняет все наше существо, где интеллект, который характеризуется “принципиальным непониманием” действительности, представляет собой определенную степень концентрации интуиции. Интуиция есть некоторый инстинкт разума. В ней мы видим только спонтанное, самоподдерживающееся и неудержимое стремление, развертывание жизни в одном направлении всей туманностью разом. “Elan vital” есть источник неукротимого порыва и непрерывного становления настоящего в каждом живом организме.

Условия внешней среды, которые в дарвиновской эволюции являются стимулом изменений организмов, трактуются Бергсоном совсем по-другому. Источник энергии изменения расположен внутри, а не вне. Внешняя материя есть то, с чем жизнь считается, но не она есть условие творческой изобретательности нового. Внешняя материя вообще, говорит философ, есть только сито, сквозь которые проходят организмы. Условия, обстановка, обстоятельства существования для любого существа есть только запреты косной материи и существо неизменно занимается тем, что ищет пути, куда могло бы хлынуть и продолжиться. Жизнь по сути своей, не только человеческая жизнь, есть непрерывное изобретение: непрерывный выбор организмом вариантов своего поведения для преодоления запретов внешних условий, и для распространения по всем логически возможным путям. Жизнь растительная, животная и разумная – не три последовательных этапа усложнения, утверждает Бергсон, а три разделившихся под влиянием напора жизни и внешних ограничителей и разделительных сит потока. Каждый из них продвинулся настолько, насколько было максимально возможно при данном содержании изобретения, то есть что-то удачно, а что-то не очень. До некоторой степени Бергсон повторил аристотелевскую концепцию конечной цели как причины изменения. Конечная цель жизни – разум и она стремится к его воплощению. Не везде, не на всех путях она достигла цели.

Во всех остальных формах жизни, кроме человека, сознание зашло в тупик, показателем которого является приспособление к окружающей среде, достижение согласия и гармонии с нею. И только в человеке сознание не обрело согласия с наличной действительностью, не обрело адекватного ответа на вызов, но продолжает творчество жизни. “В общем жизненный порыв, о котором мы говорим, состоит в потребности творчества. Его творчество не абсолютно, так как оно встречает на этом пути материю, т.е. движение, обратное его движению. Но он овладевает этой материей, которая есть сама необходимость, и стремится внести в нее возможно большую сумму неопределенности и свободы”. (Бергсон, 1909, с. 214). В человеке эволюция прошла дальше всех, потому что нашла новую форму связи организма и среды – сознание или разум, и освоение окружающей действительности, сотворение ее, а не инстинктивное приспособление к ней.

Бергсон еще резче, лучше, точнее определяет различие между кантовскими “вещью в себе” и “вещью для нас”, между лежащим за пределами познания, о котором мы не имеем права говорить в научно-опытном смысле и миром, которому наше познание-освоение придает собственную пространственно-временную определенность. Это верно во всех смыслах, но еще вернее, если мы познаваемый мир определим как поле нашей активности, а не только как мир для понимания, для неподвижного созерцания. Действительность есть действенность. То, что лежит в круге нашего опыта и взаимодействия с миром, есть действительность в самом точном смысле слова, остальное – “вещь в себе”, неопределенность, которая до поры до времени составляет только предмет метафизики в лучшем случае, в худшем – мистики. “Неодушевленные предметы, – пишет Бергсон, – вырезаны из материи природы восприятием, ножницы которого, так сказать, следуют очертанию линий действия”. (Бергсон, 1909, с. 17).

Таким образом, время и пространство не есть только личная прерогатива человека разумного творящего, но принадлежность всей инстинктивной, спонтанной жизни на Земле. Преимущество человека в том, что он их осознал, он может понять сначала явление, а потом и причину времени и пространства, но не сформировать своим разумом, который только имеет возможность отмечать одновременности и использовать их в своих измерениях для конструирования действительности. Из этих стоп-кадров жизни строится действительность как управляемая ее часть. Время нельзя отчетливо понять, его можно только пережить непосредственно. Мы как и все живое им движемся. “Но для нас, сознательных существ, имеют важность именно единицы времени, так как мы считаемся не с концами промежутков, а мы живем в течение самих промежутков и мы чувствуем их”. (Бергсон, 1909, с. 291).

Вывод из исследования причины времени оказался неожиданным. Человек понимается Бергсоном как реальность природы: не в качестве оппозиционной познающей ее части, а в виде агента, управляющего действительностью, в качестве действенной силы. Пусть эта управляемая часть невелика. Важно подражать Богу хотя бы в малом. Дело в принципе, степень нарастет нашими усилиями.

Таким образом, с одной стороны Бергсон усваивает, ассимилирует все результаты развития описательного естествознания девятнадцатого века и синтезирует их с кантовскими априорными формами чувственности. А с другой он преодолевает созданную тем же веком позитивистскую позицию познания как не нарушающего созерцания, как мыслительной невесомой операции. Он видит, что в реальности человек – более сложное существо. Он формирует действительность и не столько исходя из своих жизненных потребностей простыми действиями как любое живое существо перерабатывая окружающую материю природы, но более преобразуя ее своим разумом, своими мысленными усилиями, которые есть приложение знания к материи. Познающая способность суть именно деятельность, некоторое неизбежное и непрерывное наше усилие.

Таким образом та странная ситуация, возникшая в геологии, когда она для геохронологической маркировки прошлого планеты вынуждена была обратиться к биологии, точнее, к палеонтологии и стратиграфии, то есть та будто бы примененная для удобства счета биологическая лестница существ на самом деле есть реальность природы, составляющая сердцевину истории. Время заткано в развитие мира и заткано деятельностью живых существ.

****************

Необычность взгляда Бергсона на время состоит в том, что он отнес его к человеку, поведение которого в позитивистском знании не входит в предмет науки, не влияет на познание. Позитивизм Огюста Конта обобщил множество прежних разных утверждений о человеке – простом наблюдателе, познающем субъекте, резко отделенном от объекта границей своих познающих приборов и не влияющий на объект. Более того, старающимся исключить всякое влияние, предпринимающем специальные усилия, чтобы освободиться от такого воздействия, поскольку оно искажает результаты испытания. Позитивная наука считает, что нужно познавать предмет, каков он есть “на самом деле”, то есть разгадывает “вещь в себе”. Развитие биологии в девятнадцатом веке, описание огромного разнообразия живых существ как естественных тел и явлений и в особенности появление психологии как науки изменило всю познавательную ситуацию. Человек из субъекта превратился в объект науки, а в размышлениях наиболее проницательных мыслителей – в действующий орган природы. Его разум – тоже явление природы, как и все остальное и потому принадлежащее ему время по праву может считаться таким же явлением природы, как и все остальное.

И мы видим теперь, после Бергсона, как прав был Ньютон, чьи слова из “Начал” приведены в эпиграфе к этой главе, когда утверждал, что в разуме и Бога, и человека длительности и протяженности нет. Интуиция Ньютона позволила ему почувствовать те одновременности, о которых говорит Бергсон – существующие совместно протяженность и последовательность – потому что мыслительная способность человека только исчисляет одновременности, формирует числовой ряд с целью применения его на практике, научно осваивая действительность с помощью математически оформленной проективной деятельности. Но сама по себе мыслительная способность не есть длительность, она обладает другими качествами, не длящимися последовательно бытием. Разум функционирует, только преодолевая настоящее, соединяющей времена прошедшие, настоящие и будущие.